Застучали в чаще копыта лошадиные, зазвенела сбруя… И спустя миг на поляну въехал конный отряд, разодетый в золототканые плащи да накидки. Алым цветом затрепетали на ветру стяги и знамена. Гордо держали их витязи твердою рукой.
Засверкали копья и шлемы дружины, увенчанные пестрыми перьями. Кольчуги звенели, словно драгоценное монисто.
Рысью мчались вперед справные сокольничие, держа ловчих птиц наготове. Неподвижными были соколы да беркуты, лишь бубенчики в их хвостах-перьях бряцали на ветру. Нетерпеливо рвались вдаль вороные кони. Ладно держали стройный стан наездники с луками. К их седлам приторочено было немало птицы. Видно, ловкими сегодня оказались остроглазые кречеты и удачливыми – руки, посылающие вдаль смертоносные стрелы…
Во главе отряда ехал черноволосый чернобородый молодец в богатых одеждах. Богатырский стан его перехватывал кушак с золотой вязью и кисточками, а голову венчала княжеская шапка с тульей из собольего меха. В руках королевич держал широкий изящный лук, украшенный резьбою. За спиной болтался колчан: наполовину пустой.
Охотники, покружив немного по луговине, остановились по знаку своего воеводы, взяв Марну в плотное кольцо.
– Знатная добыча сегодня попадается нам на пути! Не только рябчиками да куропатками богат здешний лес, – улыбаясь в усы, пророкотал королевич. Голос его был низким и грубоватым.
Молодцы из свиты захохотали, сдерживая в узде нетерпеливых коней.
– Погнались мы за оленем крутобоким, а поймали красну девицу. Да только молчит она, как воды в рот набрала.
Тряхнув растрепанной головою, поднялась Змеевна с земли, одернула платье и молвила гордо, словно хозяйка царских палат:
– Доброй охоты тебе, витязь, кем бы ты ни был. Ступай своей дорогой.
– А дорога моя аккурат здесь пролегает, – ответил темноволосый богатырь, пустив коня вскачь по кругу. – И выходит, к тебе судьба вывела.
– Ты толкуешь случайную встречу как роковое предзнаменование. Не делай ошибок, князь. Езжай восвояси. И про Оленя Златорогого забудь. Не принесет тебе убийство зверя ничего, окромя беды.
– Так ты мою добычу видела! – всадник остановил коня и спешился. При этом сапог его из мягкой телячьей кожи глубоко утонул в лесной листве.
– Снова скажу, не поймать тебе Оленя. А пойдешь за ним, так жизни лишишься!
Княжич подошел ближе, бросив поводья одному из дружинников:
– Угрожать мне вздумала?
– Не я, а древнее заклятие, Принцем Лесным наложенное.
– Кто же ты, девица, откуда знаешь про Златорогого и почем бродишь в моих угодьях?
– Имя мое тебе незнакомо, – расправив плечи, величаво молвила Марна. – В этот лес пришла своей дорогой; пройду его насквозь и исчезну – никто не вспомнит. И тебе, молодец, не следует меня держать.
– А может, ты колдунья? Или того хуже – оборотень? – спросил с прищуром чернобородый. – Не далее как утром докладывали мне постовые, будто видали в лесу дев красоты неписанной. Манят они в чащу, а сами не даются в руки. Пойдешь за такой и сгинешь в ночной час.
– Ты, княже, подумай, прежде чем оборотнем меня обзывать! Не ровен час, и обидеться могу, – вздернув подбородок, ответствовала путница с достоинством.
Взмахнув рукою, она сбросила рыжую лисью шубку и осталась в богатых Полозьих одеждах. Завидев изумрудное платье, что огнем горело на солнце, ахнула княжья свита, и даже сам воевода отступил, пораженный.
– Вижу, что ошибся я, девица. Выходит, ты – царица аль королевна? Тем паче поехали со мной! Здесь, в зарослях, опасно бродить юной деве.
– У тебя свои дела, у меня – свои, – мудро вела беседу Марна. – Не тревожься понапрасну, хватает мне нынче защитников. Хотя за заботу благодарю покорно.
Но королевич был горяч, в самое сердце поразил его светлый лик чудной незнакомки. А посему решил он увезти девицу в свое царство – неважно, силой или по доброй воле.
– Да ты, верно, не в себе, девица! Погляди, вокруг глухомань дикая да буреломы непролазные! Рыщут здесь медведи и волки. А твои сапоги не для леса шиты. Поехали скорее! В терему моем потолкуем.
И он протянул руку к Марне, намереваясь посадить ее верхом на свою лошадь.
Да не тут-то было. В миг, как коснулся княжич рукава ее платья, грянул гром, сверкнула молния, и расхохоталась девушка смехом безумным.
– Ах ты, глупец! Не ведаешь вовсе, кого встретил нынче в лесу! Как ты посмел пожелать Царевну Змеиную силой увести? Не вздумай даже прикасаться к невесте Полоза! Последний раз повторяю, королевич, ступай своею дорогой! А воспротивишься – жди беды!
И поднялся среди деревьев такой ветер, что кони заржали испуганно и кинулись наутек. Как бы ни натягивали поводья бравые витязи, как ни врезались в бока крутые шпоры, было владычество Змеевны над зверями сильнее, чем воля человеческих всадников. Вмиг опустела поляна, разбит был княжий охотничий отряд.
Опешивши, стоял пред Марною богатырь. И даже в его бесстрашных глазах застыл трепет. Отступив на шаг, опустился он на колени:
– Не губи меня, Царевна Змеиная…
– Прочь! – крикнула неистово девица. И снова полыхнула молния средь бела дня.
В одночасье исчез воевода, а вскоре и ветер утих, будто его не было. Чистое небо мирно переливалось лазурью, и только перстень на пальце избранницы Полоза полыхал зеленым огнем.
Лишь сейчас поняла Змеевна, как испугалась: дружины, встречи внезапной и одержимого страстью княжича, а еще громов и молний, что сама же вызвала.
Дрожащими руками пыталась Марна пригладить непослушные, взъерошенные ветром волосы, а потерпев неудачу, махнула рукой и прислонилась к дереву.
– Все верно, – шептала она. – Я – невеста Змеиная, и не смеет ко мне прикасаться ни один смертный. Да только и с оборотнями негоже время терять. Не по мне шуба лисья! Обещал Хмель, что носить буду покровы царевны. На том и порешим.
Так успокоила свое волнение девица и отправилась искать Кота.
«А все ж чудно, – мимоходом думала она, – откуда во мне такая силища? Может, Хмель наколдовал? Но коли так, где же он сам?». И снова не нашлось ответов на вопросы, только лес звенел погожим березневым днем да снег хрустел под ногами.
Долго ли коротко, вышла путница на опушку к реке. Остановилась и поглядела вдаль. Там, за кромкой высоких елей и сосен, лежит край далекий южный. И сине море ласкает взор прохладою, и шелковый песок гладит ладони. Вот куда зовет ее сердце…
– Значит, все же пойдем? – спросил беззаботно огромный серый Котище. Он уселся на камне и обернул лапы хвостом, словно покрывалом.
– Пойдем, – кивнула решительно Марна, всматриваясь вдаль. – Я только кафтан надену.
Обернувшись, она потупилась виновато и сказала, не глядя в бирюзовые глаза Баюна:
– Прости меня, неразумную. Впредь стану слушать тебя, а не упрямство свое проклятое. Прав ты был, Котик, во всем – Змеевне не следует с оборотнями у костра дикие песни распевать. А надобно поскорее дойти до Страны-Где-Восходит-Солнце.
Попросив прощения, обняла Кота за шею и бросилась в пещеру за своей одежкой.
– Ай да девица! – промурлыкал довольный Баюн. – Будет Змию жена под стать: мудрая, непокорная…
Было в норке оборотней темно и тихо. Улыбаясь во сне, спала Рыся; не снимая маски печальной, дремала и Куна.
Надев кафтан заветный, Марна уж было собралась уйти, да малышка Веса спросонья потянула ее за полу:
– Не уходи, – захныкала она.
– Что ты, милая, – присела девушка рядом, – не нужно плакать. Мы с тобой еще свидимся. Только мне надобно обещание свое выполнить. А ты расти. На вот!
И она протянула девочке изумрудную ленту из своей косы.
– Будет тебе на память.
Веса кивнула понятливо и вышла вслед за гостьей, помахать ей на прощание. Но недолго стояла малышка на пороге пещеры. Лишь только села Марна верхом на Кота-Баюна, выпустил он когти железные, взмахнул лапами, да и скрылся из виду, словно поплыл над лесом оборотней.
Глава 7. Чарино зелье
И был зал распрекрасный, коврами выстланный. А в зале том все алмазы да рубины сияют и светло как днем. А стены высоки, что у крепости неприступной. И потолок цветами расписан. Держат его колонны резные, да такой работы искусной, что ни одному мастеру изваять не под силу. Столы вдоль стен сплошь завалены яствами, а впереди вода бьет ключом прямо из пола мраморного и лебеди плавают.
Сквозь то великолепие шла Марна, затаив дыхание. И чудно ей видеть такую красоту. Платье было на ней шелково, цвета травы, на шее монисто, а в ушах – серьги самоцветные. Черевички атласные легко ступают по дивному ковру.
Вот входит она в зал еще больше предыдущего, а там, на перине из трав да сухих листьев, спит зверь огромный златый. Хвост его в семь колец свернут, чешуя пылает огнем – больно смотреть, а жар исходит такой, что горит белая Марнина кожа. Сложил Змий на спине могучие крылья, и слышно, как дыхание рвется из его груди.
Замирает Змеевна, не смея дальше и шагу ступить. Стоит, не шелохнется. А Полоз открывает глаза янтарные, поднимается во весь рост великий, да как рявкнет:
– Что делаешь ты в моих владениях?! Никак смерти ищешь?!
И не дав девушке опомниться, выдыхает он пламя красное. В том огне исчезает ее чудный наряд, дивные волосы и черты лица тонкие…
А потом Марна просыпается с криком. Щеки ее до сих пор пылают…
– Снова кошмар увидала? – потерся ласково мордой Кот. – Не нравятся мне эти сны…
– А уж мне как они опостылели, – вздохнула тяжело девица.
Третью ночь она не может спать. Снится ей погибель от огня Змиева.
– Все это – Мары проделки, попомни мое слово! По приказу Зимавы насылает она видения страшные.
– А ты что же, не властен этому помешать?
– Уж прости, Марна, сон – штука диковинная. Никто не знает, чем он обернется. Навеять грезы можно, а изловить чужие – нельзя.
– Значит, Мара и дальше будет мучить меня? – простонала девица.
– Надеюсь, нет. Я попробую сберечь твои сновидения. – И Баюн уселся у изголовья Змеиной невесты нести ночную стражу. – А что хоть снилось?