Она подумала о кабельных стяжках и кольце на потолке автофургона.
– Ты заранее все подготовил.
– Умная девочка. Во время своих отпусков Френк Бруно часто бывал здесь. Но раз ты жаждешь все узнать, тогда вместо сестры и положишь всему начало.
– Почему ты не можешь оставить нас в покое? – заплакала она.
Он сел рядом с ней.
– Это ты должна была оставить меня в покое, но тебе обязательно хотелось выяснить мою мотивацию. Теперь ты узнаешь ее на собственной шкуре – как тогда твоя сестра. Мне кажется, в этом новом начале есть что-то символическое. Ты так не думаешь?
– Но зачем все эти убийства? – выдавила Ханна.
– Как психотерапевт, ты должна бы знать, что каждое убийство, которое совершает социопат, замещает какую-то форму ненависти, которую он носит в себе.
– Ты считаешь себя социопатом?
– Тебе достаточно прочитать мои документы, что ты наверняка уже сделала.
– И ты ненавидишь женщин?
– Моя мать не смогла удержать моего отца.
– Но почему моя сестра? – всхлипнула Ханна. – Она была твоей подругой!
– Чтобы стать по-настоящему свободным, нужно убить то, что любишь.
– И раздробить ей все кости?
– Умирание – долгий процесс. Сначала я должен был разрушить ее структуры и лишить опоры, чтобы подготовить к самой смерти. Лишь так я мог полностью ее уничтожить.
– А что означала буква А на ее теле? Аборт?
– Аборт? – медленно повторил он.
– Ты не знал, что она была на третьем месяце беременности? – зарыдала Ханна. – Врачи установили это при вскрытии Сары. У нее должен был родиться мальчик.
Пит вытаращил глаза. В его ошарашенном взгляде мелькнули одновременно страх, вина и безумие.
– Значит, я убил тогда… своего сына?
– Да. – Ханна уставилась на него. – И моего племянника. Пит вдруг самодовольно улыбнулся.
– Какая досада. Он мог бы продолжить мое творение.
От такого безжалостного человека, который сунул раздробленное тело своей подруги в морозильную камеру, не стоило ждать раскаяния.
– Но почему? – Ханна смахнула слезы с лица. – Чтобы привлечь внимание?
Он медленно кивнул:
– Да, тогда меня интересовало только это. Своего рода умственное противостояние. После все могло окончиться и измениться к лучшему. Но этого не произошло! Что было не моим решением. И сегодня на кону гораздо больше, чем тогда… речь идет не только о ненависти, но и о разочаровании и возмездии. – Он наклонился к спортивной сумке и вытащил из бокового кармана мятый конверт. – Хочешь послушать, что мой отец написал мне два года назад в тюрьму?
Ханна помотала головой, потому что уже настолько погрузилась в это безумие, что ей казалось, она стоит на краю обрыва и не хочет идти дальше. Но Пит не оставил ей выбора.
Он открыл конверт.
– Я все равно тебе прочитаю. – Медленно развернул написанное от руки письмо. – «Я даже выразить не могу, как сильно ты меня разочаровал. Мы уже были на правильном пути, но оказалось, что я лишь впустую потратил на тебя время. Все усилия напрасны и бессмысленны! И это выводит меня из себя. В очередной раз подтвердилось: преступник всегда остается преступником. Ты олицетворяешь все, что мне противно. Я больше не могу выносить твоего присутствия…» и дальше в таком же духе.
– Мне очень жаль, но я в этом не виновата, – всхлипывала она.
– Это так, но, лишь страдая, мы открыты для правды, – сказал он. – Раздевайся!
Она помедлила, а потом прижала руки к груди.
– Нет.
Он поднял руку и сжал кулак. Ханна вздрогнула и инстинктивно закрыла лицо руками, потому что в любой момент ждала удара. Но его не последовало.
– Раздевайся! – лишь приказал он и разрезал кабельные стяжки у нее на лодыжках.
Она медленно расстегнула брюки и блузку и сняла их. Когда начала дрожащими пальцами теребить застежку лифчика, он остановил ее.
– Достаточно. – Он поднял ее одежду, смял и швырнул в угол.
От вида своих грязных, потных и обмоченных вещей, которые теперь валялись в углу квартиры, на глаза Ханны навернулись слезы. Точно так же и она будет валяться и гнить здесь. Если не повезет, труп обнаружат полностью разложившимся, когда узнать ее будет уже нельзя. Только идентифицировать по зубам. Родители потеряют двух своих дочерей. Из-за одного и того же сумасшедшего.
– Хватит рыдать! – закричал он.
Она вытерла слезы. «Борись! Ты изучала психологию, – подстегивала она себя. – Нельзя сдаваться!»
– Я… – начала она, но только что пришедшая в голову мысль ускользнула. Ханна попыталась вспомнить, но голова была такой тяжелой. Казалось, что последний день на острове Остхеверзанд был бесконечно давно. Тут она снова вспомнила о документах Ирены Эллинг с подпаленными краями. – Я могла бы помочь тебе раскрыть правду.
Голова Пита была так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже.
– Правду о чем?
– О смерти Эллинг и…
– Я похож на того, кого это интересует?
– А истязания и нанесение тебе телесных повреждений? Это взаимовыгодная ситуация.
– Избавь меня от своего психологического дерьма! Я продолжу свою работу. И на этот раз я подготовил еще более страшную смерть. – Он поднялся. – Но не потому, что я хочу, а потому, что должен. Это мое предназначение. Они все этого хотели.
– Это нечестно!
– Будь это честно, меня бы не возбуждало. Но я дам тебе шанс. Ты его заслужила, потому что ты смелая маленькая женщина.
В ней вспыхнула искра надежды.
– Какой шанс?
– Из насоса стеклоомывателя я вырежу трубки достаточной длины, чтобы ты могла продержаться какое-то время. А потом лишь от тебя и моего отца будет зависеть, выживешь ты или нет.
– Твоего отца? – повторила она.
– Ты с ним уже встречалась. Тогда, пять лет назад, когда нашла Сару. Голландский следователь.
– Он твой отец?
– Я его себе не выбирал. – Пит встал, схватил верхний матрас и бросил его на пол. – Если кто и может тебя спасти, то только он. В случае с твоей сестрой он облажался. Правда, я и не давал ей шанса, как тебе сегодня. Шанс невелик, но тем не менее.
Он передвинул матрас в другой угол комнаты.
– «Жил-был принц, он хотел взять себе в жены принцессу, да только настоящую принцессу». – Пит указал на матрас. – Ложись сюда, принцесса.
Полчаса спустя Ханна оказалась в абсолютной темноте. Ее руки и ноги снова были связаны, а в рот вставлены две гибкие трубки с горьким привкусом. Через одну она получала жидкость, через другую дышала. Поверхностно и медленно. Что, если она подавится или задохнется? Страх охватывал ее все сильнее, и каждая паническая атака длилась дольше, чем предыдущая.
В голове у нее вертелись последние слова Пита, когда она умоляла его не оставлять ее одну в темноте.
– Но я должен, прощай!
– Куда ты идешь?
– Нехороший мальчик навестит свою бабушку.
49
Они мчались в такси по узким переулкам Роттердама в квартиру Пита.
В дороге Снейдер наконец-то связался с голландской уголовной полицией. Насколько поняла Сабина, он затребовал следственную группу и криминалистов, чтобы те перевернули дом и участок его матери вверх дном. Между тем у Сабины чесался язык от желания задать новые вопросы.
Наконец Снейдер закончил разговор. И повернулся к ней. Его лицо было еще бледнее, чем раньше, хотя такое казалось почти невозможным.
– Скажите уже, что вы хотите знать?
– Пит сидел пять лет в тюрьме, – начала она. – В его квартиру наверняка кто-то уже вселился.
– Не в эту квартиру. Весь жилой дом, старое здание с пятнадцатью квартирами, принадлежит… принадлежит моей матери. Пит жил в одной из них. Но после убийства Сары ван Лёвен жильцы друг за другом съехали. Никто не хотел вселяться в дом роттердамского убийцы. Два года он пустовал, а потом там иногда размещали беженцев и бездомных, потому что моей матери нужны были деньги.
– Может, нам лучше…
– Нет, – перебил он ее. – Мы приехали! – Он выпрыгнул из машины и поспешил по улице.
«…вызвать полицию», – мысленно закончила фразу Сабина. Но это была родина Снейдера, его семья, его дело – и его правила.
– Пожалуйста, подождите здесь, – по-английски сказала Сабина водителю. Она оставила свою дорожную сумку в багажнике и побежала за Снейдером.
Это здание находилось еще ближе к порту, чем дом родителей Снейдера. Рыбный запах был интенсивнее, и Сабина слышала приглушенные гудки лодок. Этот район выглядел безотрадно. Как и темное кирпичное здание, во дворе которого исчез Снейдер.
С черепичной крыши на кабеле свисала сломанная спутниковая тарелка, слегка покачиваясь на ветру. Через арку Сабина вошла во внутренний двор. Здесь было темно, потому что свет уличных фонарей практически не попадал внутрь. Сабина разглядела, что к дверям квартир ведет кованая наружная лестница, напоминавшая пожарную. На всех окнах решетки. Видимо, это была опасная местность.
Во дворе стоял старый бурый автофургон с логотипом фирмы-производителя замороженных продуктов и немецкими номерами.
«Из Шлезвиг-Гольштейна!»
Снейдер уже вытащил пистолет из поясной кобуры. В другой руке он держал мобильный телефон и светил им в кабину фургона.
Сабина инстинктивно сжала руку в кулак.
– Это машина, на которой он бежал? – прошептала она.
– Похоже на то.
– Он здесь?
Снейдер взглянул через стекло на пассажирское сиденье.
– Вряд ли. Вчера ночью он совершил три убийства в Вене и не настолько глуп, чтобы затем вернуться сюда.
– Откуда вы знаете, что он вообще был здесь? – спросила Сабина по-прежнему шепотом. – Машина ведь может…
– На пассажирском сиденье лежит карта автомобильных дорог Северной Германии. – Снейдер отошел от машины и целеустремленно направился к двери одной из квартир. Посветил в единственное узкое окно, которое не было зарешечено.
– Это была его квартира?
– Перестаньте говорить шепотом, это заставляет меня нервничать, – шикнул Снейдер. – Да, это была его квартира. Вот окно его ванной, но я не могу ничего разглядеть. – Он снова натянул пару латексных перчаток и нажал на дверную ручку. Заперто. – Вас научили в академии, как открыть такой замок? – Он посветил на замочную скважину.