Если хочешь быть счастливым, будь им!
Привычка быть счастливым, сделала Ивана счастливым во всех разновидностях счастья, во всех его цветах и оттенках. Он был счастлив всегда, в любой час дня и ночи, но по-разному. Радуясь приходящему дню и пробуждающим его щебечущим птицам, он сливался с божьим могуществом, с гармонией природы; общаясь с людьми, он радовался бесконечному неизведанному миру, который таил в себе собеседник; работая, он наслаждался волшебством создания всего из ничего, словно сам был маленьким земным Богом.
Каждый раз, встречаясь глазами с принцессой Агнессой, он понимал, что и это тоже счастье! Огромное, необычное и трепетное.
И, о чудо, с каждым днём, узнавая её больше и больше, и, казалось бы, привыкая к её существованию, он почему-то всё больше и больше робел перед ней, терялся и с трудом подбирал слова.
Как-то украдкой любуясь как принцесса, приподняв подол пышного платья, озорно прыгала через верёвочку с молодыми служанками, Иван сам невольно поддался этому азарту и смеялся, будто дитя малое. За этим занятием и застал его Петруша.
— Красивая! — согласился Пётр, печально вздыхая.
Иван ничуть не смутился, увидев свидетеля своей нечаянной радости, а напротив, продолжил разговор:
— Скажи, Петруша, ты давно во дворце?
— А то! С детства, — важно ответил слуга.
— Значит, ты с детства знаешь Агнессу?
— А то! На моих глазах росла!
— А какая она, расскажи!
— Ну-у-у… Она… вот… Ну, как тебе сказать… Она… — Петрушка мрачно рассерженно закряхтел, понимая, что не может подобрать нужных слов, потом кивнул на мелькающую в прыжке, раскрасневшуюся улыбающуюся принцессу, и просто сказал:
— Она вот такая!
— Понятно. Пойду я.
— Куда, Ваше сиятельство?
— А туда, Петруша.
Иван легко перескочил через пару ажурных скамеек, перемахнул через клумбу и очутился в самом центре весёлой девичьей компании. В ту же секунду, даже не сбив дыхания, он уже взлетал вместе с принцессой над мелькающей верёвочкой.
— Любо-о-ов! — вздохнул Петрушка.
Банифаций стал немного сомневаться в правильности своего выбора. «А справится ли? — морщился он, — уж больно молод, да беззаботен!»
Вечером третьего дня он велел позвать к себе Второго советника.
— Проходи, Ваня, присаживайся.
— Благодарствую, Ваше величество!
— Ну, сказывай, надумал чего, или нет? Может, мысли есть, моего разрешения требующие? Говори.
— Я, Ваше величество, пока в этом… как его… в процессе, во. Пока думаю, кумекаю, прикидываю. И, как-то, Ваше величество, одна мысля мне покою не даёт, если честно.
— Ну-у-у?
Иван замялся, потоптался на одном месте и в смущении потёр нос.
— Я вот, тут намедни подумал: а как мы жаниха-то выбирать будем? По каким подвигам-заслугам?
— Ну, эт, Ванечка, моя инстанция! Только я имею право решать!
— Стало быть, Вы под венец пойдёте, Ваше величество?
— Чего? С кем? Под какой ишшо венец?!
— Ну, с жанихом-то энтим, Вашим величеством выбранным!
— Ты… это…Ваня! Говори да знай меру! Я ж и плетей могу всыпать! Я ж монарх, хочу помилую, хочу в темницу брошу!
— Мона-а-арх! А ишшо ты отец, Ваше величество! И какой отец своему чаду худа желает?! Где это видано, мудрейший наш владыка, чтобы жаних батюшкой назначалси, а не сердцем влюблённым девушкой выбиралси?! А?!
— Глуп ты, Иван, молод потому что. Не осознаёшь, что это дело государственной важности! Тут надо о царстве-государстве думать, а не о личных, понимашь, симпатиях! Кто страной будет править после моей смерти, а? Агнесса? Нет! Её супруг — надёжный, сильный, богатый муж! О как!
— А как же любовь, Ваше величество?
— А чего — любовь? Стерпится — слюбится!
— Это неправильно!
— Это… это… Это — не твоего ума дело! Ты хочешь быть Вторым советником — делай то, что я считаю нужным! А не хочешь делать — иди обратно — в кучеры! — вспылил Банифаций.
— Я, пожалуй, пойду, — тихо ответил Иван.
— Куда?!
— В кучеры.
Иван, не спрашивая разрешения, развернулся и вышел вон.
— Дурак ты, Ваня! — прошептал ему в спину Царь.
Петруша помог Ивану перебраться обратно в старую каморку, ни о чём не спрашивая.
— Ежели чего, зови! — сказал он на прощанье.
Иван пожал ему большую мазолистую пятерню и ответил:
— А то!
Когда наутро Царь распорядился готовить карету, он вспомнил вчерашнюю ссору со Вторым советником. Банифаций выглянул в окошко, втайне надеясь увидеть у кареты не Ивана.
Но там был Иван.
— Ну и поделом! — гордо сказал Банифаций сам себе, — молод ты ишшо для Советника! Поработай, наберись житейской мудрости! Ишь — за меня он ишшо дела государственные решать будет!!!
— Папенька, ты по работе, али погулять? — за спиной Банифация появилась Агнесса. Она обняла его за шею в знак приветствия, положила голову к нему на плечо и тоже уставилась в окошко. С минуту она молча наблюдала, как Иван лихо управляется со сбруей, потом отстранилась от отца, нахмурилась и спросила:
— Так, а это что? Иван — не Второй советник?! Он снова кучер?!
— Мы поедем присматривать тебе свадебные наряды! — ответил Банифаций, натянуто улыбаясь.
— Отвечай! — Агнесса наклонила голову и исподлобья посмотрела на отца. Руки её упёрлись в бока, а носочек маленькой ножки уже красноречиво притоптывал.
— Он сам так решил, — мрачно ответил Царь, спрятав взгляд.
— Немедля ставь его обратно в Советники! — капризно сказала принцесса, — тотчас же!
— Не могу! Видишь ли, дочь моя любимая, молод он, не справляется ишшо! Советник — это ж тебе не просто так, чего-то там!.. Это ж думать надо! Разве ж можно юноше такие дела доверять?!
— Ага, как с разбойниками сражаться, принцев всяких трусливых спасать — так не молодой! А как при дворе сидеть — так молодой! В общем так, батюшка: или ты сейчас же не кликнешь Ивана и не приказываешь ему вернуться в должность, или… или…
— Или что?!
— Или я выйду за него замуж!
— Тьфу-ты!..
Рассерженный Банифаций вышел во двор. Карета уже была готова.
— Доброе утро, Ваше величество! — поприветствовал его Иван и склонил голову.
Банифаций посмотрел на него: улыбается всё так же, будто и не было ничего.
«Ему хоть Советником, хоть кучером — один чёрт!» — беззлобно подумал Царь. Он уже хотел было поставить ногу на подножку кареты, как внезапно повернулся, подобрал полы мантии и рванулся обратно.
Агнесса по-прежнему сидела у окна, обиженно выпятив губки.
— Ну-ка повтори — что ты сейчас сказала! — воскликнул Банифаций.
Агнесса молчала.
— Али я ослышался?! Не хочешь ли ты сказать, что желание выйти замуж за нищеброда возникло у тебя не спонтанно, дочь моя?! И что ты не просто погорячилась и сказала первое, что пришло в голову, чтобы просто позлить папеньку?! — последнюю фразу он проговорил уже тихим вкрадчивым голосом. Банифаций подошёл к дочери и приобнял её, потом повернул к себе раскрасневшееся лицо Агнессы, — отвечай же!
Агнесса сжала губы и изо всей силы закрыла глаза. Но было поздно: из-под её век предательски покатились огромные прозрачные слёзы. Это и было ответом.
— Ты влюбилась?!!! Ты влюбилась в кучера?! Ты — наследница престола, дочь Великого царя Банифация позволила себе влюбиться в какого-то проходимца?!!!
— Да, я позволила себе! И моё сердце было не против!
Глава двенадцатая
Если вы начинаете с самопожертвования ради тех, кого любите, то закончите ненавистью к тем, кому принесли себя в жертву.
Федот чувствовал себя на границе двух огромных этапов своего существования: жизни до сегодняшнего дня — и жизни после. И жизнь «после» зависела сейчас от того, какое решение он — Федот царевич, наследник царя Пантелеймона примет в эти минуты.
Хотя до принятия решения было ещё далеко — Федот не вышел из состояния шока, огромной депрессии и душевного оцепенения. Он лежал, свернувшись калачиком, как большой обиженный ребёнок и размышлял, рассматривая стену.
«Я должен стать царём! Я должен был стать царём после смерти папеньки. Бог знает — что там ему осталось, и это время с каждым годом ближе и ближе! Но!.. Но чёрт дёрнул папеньку влюбиться! И, стало быть, конец моему желанию! Моей цели! Папенька съест молодильное яблочко и снова станет юношей, может, даже моложе меня! И править государством он будет ещё десятки лет!..»
Федот тяжело вздыхал, поворачивался на другой бок и продолжал мыслить:
«Но если я не привезу ему это колдовское яблоко — ничего не изменится! У меня будут все шансы стать монархом!!! Просто надо будет немного подождать. Я ведь вправе вернуться домой без яблока! Я мог бы сказать, что напали разбойники, что засох волшебный сад, что яблоки, наконец, закончились!»
И снова Федот разворачивался лицом к стене.
«Как мне жить с этим?! Я буду с каждым днём стареть, а рядом со мной будет молодой царь Пантелеймон! Я так и останусь на вторых ролях, без короны! Просто Федот царевич. Как ни крути — всё ужасно! Я не хочу подводить папеньку, разочаровывать его, но и не хочу остаться без короны! Что дела-а-а-ать?!!!».
Так в мучительных мыслях Федот и уснул.
А когда утром проснулся — взял ведро и пошёл на арык.
Время равнодушно переползло на третий месяц. Наконец-то на ветвях яблоневых деревьев показались первые плоды. Султанша украдкой поглядывала на гостя, к её удивлению Федот был безрадостен. Причина была неизвестна Медине, но мудрость и восточный этикет не позволяли ей лезть с расспросами.
И в один прекрасный день, когда Федот сидел в своей, уже ставшей привычной, позе великомученика, к нему вошли слуги Султанши и поставили у его ног две корзины яблок. Поклонившись, они бесшумно исчезли, а Федот с каким-то ужасом смотрел на эти корзины. Там, где-то среди яблок, превращающих человека в осла и отнимающих зрение и речь, делающих человека глупым и мудрым, страстным и бесчувственным, затаилось яблочко, которое заберёт у Федота корону.