Как оказалось, это были ещё не все претенденты на руку и сердце принцессы Агнессы.
Утром следующего дня к воротам дворца подъехал ещё один экипаж. Банифаций со свитой поспешил навстречу гостю.
Дверца кареты распахнулась, и из неё вышел смазливый улыбающийся, крепко сбитый юноша, внешним видом отвергающий любое сомнение по поводу его происхождения.
— Принц Фердинанд! — объявил он.
Банифаций и Советник переглянулись.
— Добро пожаловать, Ваше высочество! Как добрались?!
— Спасибо, Ваше величество, Божьей милостью, всё хорошо!
— Не шалят ли разбойнички по дорогам? — с хитрецой улыбнулся Банифаций.
Фердинанд сделал паузу, наморщил лоб и, как бы спохватившись, воскликнул:
— Ах да!.. К счастью никого не встретил! Ваше величество, я глубоко признателен Вам за своё спасение!
— Да, полноте! — благосклонно улыбнулся довольный Банифаций, — люди должны помогать друг другу! Милости просим во дворец! Вам покажут вашу комнату.
Иван не мог упустить этого момента. Ему жуть как хотелось узреть батюшку в новом обличии. И он всё увидел от начала до конца: «Бог мой, каков молодец! — мысленно восхитился Иван, — и он прав, сходство с Федотом очень большое! Да, на такого красавчика любая принцесса внимание обратит!»
Он стоял поодаль, вместе с остальными придворными, ожидая приказаний Его величества.
Принцу Фердинанду тоже не терпелось кое-с кем встретиться, хотя бы взглядом. Но он боялся подвергнуть себя подозрениям и держался, как мог. Лишь только тогда, когда Пантелеймон очутился в, предоставленных ему, апартаментах, он вышел на маленький балкончик и осмотрел королевский двор.
Ивана он увидел сразу. Его и искать не нужно было — он стоял внизу, почти под самым балконом и, радостно улыбаясь, смотрел вверх.
«Вот дурень! — испугался Пантелеймон, — раскусят нас обоих, как пить дать!».
Он посмотрел по сторонам: никакого внимания Иван не привлекал. Тогда Пантелеймон еле заметным движением помахал сыну рукой.
— Добрый день, Ваше вели… Ваше высочество! Как поживаете?! — закричал Иван.
У Пантелеймона защемило в груди. Он сладко улыбнулся Ивашке и нарочито холодно ответил:
— Спасибо, юноша, хорошо поживаю! А ты как?
— А я — просто живу! — ответил своей излюбленной фразой Иван.
За спиной Пантелеймона раздался стук в дверь. Пантелеймон открыл, за дверью стоял слуга.
— Завтра в десять общий завтрак в круглом зале дворца Его величества! — важно произнёс он.
— Хорошо, голубчик, я понял, ступай.
Завтрак больше походил на обед — так богат был стол. Царь Банифаций сразу давал понять, что принцы приехали сюда не случайно и что он до неприличия богат. Соответственно и невеста — достойна не меньшего!
За столом, кроме Банифация сидели министры и Советник, однако рядом с Монархом одно место было не занято.
Принцев усадили напротив. Они понимали — для кого предназначалось, пустующее пока, место, и нетерпеливо ёрзали на своих стульях, небрежно постукивая приборами по тарелкам.
Банифаций бесцеремонно разглядывал своих гостей.
Принц Саттва был хорош. Он скромно, не отходя от этикета, беззвучно занимался завтраком, изредка вежливо поглядывая на хозяина дворца. Его лицо олицетворяло гармонию и умиротворение. Это хорошо было до определённой степени: как только Царь чуть дольше задерживал свой взгляд на принце — ему становилось скучно и клонило в сон.
Принц Раджас умудрялся делать несколько дел одновременно: рассматривать фрейлин, подмигивать дочери Министра медицины и поглощать пищу. Причём даже поедание сладких булочек он превращал во фривольный фарс.
Принц Тамас же разбирался с едой, будто это была печень его заклятого врага. Он свирепо жевал, убийственным взглядом сверля Советника и министров, а Банифация просто игнорировал. Казалось, ещё минута и он обязательно схватит со стола графин и разобьёт его о чью-то голову.
Принц Фердинанд вежливо, но расковано поглощал яства и исподлобья рассматривал Банифация. Пару раз они встретились глазами, и Банифаций вздрогнул: этот взгляд ему показался вдруг до боли знакомым. «Странное ощущение, мне кажется, что я знаю этого юношу очень давно», — подумалось Царю. Фердинанд же время от времени брал в руку серебряную чашу и украдкой рассматривал своё отражение в ней. Страх быть разоблачённым — преследовал его.
Наконец, в неизменном сопровождении матушки Пелагеи, вошла она.
Принцы, не сговариваясь, привстали со своих мест и в почтении склонили головы. Агнесса в ответ также наклонила белокурую головку и одними губами прошептала:
— Доброе утро!
Она села рядом с батюшкой, тотчас прислуга засуетилась и с обеих сторон стали появляться вкусности, достойные только Её высочества. Агнесса не спешила. Она сидела, опустив глаза, позволяя гостям пожирать себя взглядами. Потом взяла себя в руки и, полуобернувшись к батюшке, произнесла:
— Как спалось, Ваше величество?
— Ты знаешь, хорошо! — с готовностью откликнулся Банифаций, — мне даже снились прекрасные сны, которые я помню. Например — цветущий яблоневый сад! Я шёл по нему и недоумевал — а где же яблочки?!
Пантелеймон вздрогнул…
Глава семнадцатая
Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела…
О, с какой неохотой!
Не переставая жевать, он поднял глаза на Банифация. Тот был беззаботен и весь предался воспоминанию своего сновидения.
Министр земледелия засмеялся.
— А яблочек и не должно было быть, потому что сад, Ваше величество, был цветущий!
Все дружно поддержали замечание Министра земледелия и вежливо похихикали.
— Да, милая! — притворно «спохватился» Банифаций, — я не представил тебе наших гостей!
Он по очереди, и не без помощи Советника назвал имена всех четырёх принцев, указывая на них одним взглядом. Принцы при этом приподнимались со своего места и сладко улыбались Агнессе. Она же, уделяя каждому по доле секунды внимания, равнодушно склоняла голову, при этом не выпуская из рук вилку с куском омлета.
Закончив церемонию знакомства, Банифаций украдкой тронул носком сапога маленькую туфельку дочери, что, скорее всего, могло означать — «Не позорь меня, будь приветливее!».
После завтрака Царь предложил пройти в ботанический сад и в небольшой зверинец — гордость двора. При этом он настоял, чтобы экскурсию для гостей провела принцесса Агнесса.
А когда Агнесса с принцами вошли в сад с цветущими орхидеями и гортензиями, обнаружилось, что вся остальная свита куда-то таинственно исчезла.
Принцесса не пала духом, а напротив — сделалась на удивление уверенной и сильной духом.
— А разве их высочествам интересны цветы? — с вызовом спросила она принцев. Те переглянулись.
— О, цветы — это услада для сердца! — произнёс принц Саттва, — особенно когда с ними рядом такой прекрасный цветок как Вы!
Агнесса порозовела.
— Да, девушка красива, как цветок, а каждый цветок должен быть немного распущен, — непристойно улыбнулся принц Раджас.
Агнесса покраснела.
— Хорошие цветы, — зевнул принц Тамас, — как на кладбище!
Агнесса побледнела.
— Что вы несёте! — воскликнул принц Фердинанд, — вы смущаете девушку!
Он вдруг бесцеремонно взял Агнессу за кончики пальцев и с жаром сказал:
— Ваше высочество, простите этих дерзких юношей, ибо не ведают они, что творят!
Принцесса осторожно отдёрнула свою руку и молвила:
— А я совсем не сержусь! Идёмте, я покажу вам наш зверинец!..
Впрочем, в зверинце принцы повели себя ещё хуже, чем обитатели зверинца. Так было велико и нелепо их желание выглядеть перед принцессой лучше, чем они есть на самом деле.
Пантелеймона вдруг осенило.
— Ваше высочество, а покажите нам королевских коней!
Остальные принцы равнодушно промолчали.
— Отчего же не показать?! Я обожаю лошадей! Следуйте за мной, господа! — радостно сказала Агнесса.
У конюшни их встретил главный конюх и не очень приятный, для высокопоставленных особ, запах конского навоза. Все, кроме принца Фердинанда, сморщились и закрыли носы пальцами в белых перчатках. Впрочем, у принца Тамаса перчатки, как и всё остальное, были чёрными.
— Голубчик, наши гости желают взглянуть на лучших лошадей Его величества! — сказала принцесса конюху.
— Отчего ж не показать, покажем, всё в лучшем виде сделаем! — радостно засуетился старший конюх и крикнул в глубину конюшни:
— Ивашка!
Пантелеймон был доволен. Он не ошибся со своим расчётом — его родной сын Иван, его кровинушка снова был рядом! И пусть он был испачкан и не очень хорошо пах, Пантелеймон еле сдерживался, чтобы не обнять его. А Иван стоял, щурясь после конюшенной темноты, улыбаясь всем, будто вовсе не на лошадей, а именно на него пришли посмотреть заморские принцы.
— Ивашка, приготовь наших рысаков, Их высочества любопытствуют! — важно приказал старший конюх.
— Может старший повар их лучше приготовит?! — надвинув на глаза картуз, дурашливо спросил Иван.
— Ах-ты!.. Вот уж я тебя!.. — намахнулся на него плетью старший конюх, а Иван, игриво извернувшись, уже исчез в конюшне. И там эхом отдавался его долгий залихватский смех.
По одному стали выводить рысаков.
Принцы оценивающе похлопывали их по крупу, цокали языками и выпрашивали у старшего конюха разрешения прокатиться по двору.
Пантелеймон стоял рядом с Иваном и, затаив дыхание, безо всякого стеснения рассматривал его улыбающееся веснушчатое лицо. Потом он неожиданно потрепал его по щеке.
— Совсем взрослый стал! — не выдержал он.
А за его спиной стояла принцесса Агнесса. Невольно она услышала это и непонимающе взглянула на принца Фердинанда.
— Вы знакомы?
Пантелеймон растерялся.
— А то как же, Ваше высочество! — ответил Иван, — мы же с дружиною вашей изволили как-то отбить Его высочество из лап разбойников!