братил на это внимания, и он, поставив котелок, где взял, отошел от них прочь.
У всех этих разношерстных людей, собравшихся здесь, на Пятой Земле, была одна особенность: они держались парами. Реже — по трое. И никто — по одному.
Айрик медленно прошел меж ними, держась на белой дорожке, прорезающей луг. Кто-то готовил еду на костерке, кто-то был занят разговором. Какие-то мужчина и дама, хихикая от нетерпения и раздеваясь на ходу, скрылись в шатре. Еще одна пара, помоложе, увлеченно целовалась, сидя прямо на белой дорожке. Айрик обошел их, стыдливо отворачиваясь. Он шел к Стене.
Стена была высокой и серой, и в ней были железные врата. Плотно сомкнутые, с кованым узором, которого издалека было не разглядеть. Стена была только с одной стороны луга и имела края, но Айрик был почему-то уверен, что если заглянуть за нее с края, то не увидишь ничего. Не то что бы тьму или ослепительный свет — просто ничего. Может, туман без цвета, а может, и того нет. Вход за Стену был только через врата, и возле врат обрывалась белая тропинка.
Айрик постоял у врат, рассматривая кованые узоры. Потом поднял руку, чтобы постучать.
И тут его окликнули.
Он обернулся, как ужаленный. Его отец спешил к нему через луг, раскрыв обьятья, и рыжая борода его поблескивала в красноватом закатном свете.
— Отец! — бешено закричал Айрик, бросаясь к нему навстречу, и чуть не споткнулся о тех двух влюбленных на тропе, которые, однако же, не прервали поцелуя.
Он влетел в обьятья к Хенрику Рыжему, вдыхая знакомый, самый любимый в мире запах пота и свежескошенной травы. Запах отца.
— Папа, — прошептал мальчик, прижимаясь к его широкой груди крепко, крепко, чтобы не оторваться от нее никогда. Всплыли все беды последних лет — беды ребенка, в которых может утешить только родитель. Теперь Айрик уже не был железным воином, вышедшим в опасный поход — он снова стал маленьким мальчиком, который так любим, что ему позволительно быть слабым, — и он облегченно заплакал.
Хенрик гладил его по голове, зарываясь пятерней в лохматые светлые волосы.
— Папа… Ты же умер? — неуверенно спросил Айрик, отрывая мокрое лицо от отцовской груди. Хенрик улыбнулся в колючую бороду и потрепал сына по спине.
— Ну да, Айрик, сынок, а с кем не бывает… Теперь вот здесь поселился, пока эти ворота не раскроются… Мы тут с Эдериком обосновались, после того как его подстрелили — здесь встретились, да так расставаться не хотелось — лучший друг все-таки… Вот и решили подождать, может, всех пускать начнут. А то по одиночке — это не для меня, мы и так уже однажды расстались — и ведь думали, навсегда, — да чтоб еще второй раз теряться?.. Ну уж нет! Кто его знает, что там, за воротами, а здесь мы зато вдвоем будем… Пошли-ка, сынок, — Хенрик потянул мальчика за руку, — нам еще о многом поговорить надо… Расскажешь мне, как там и чего… Со стариной Эдериком поздороваешься — во-он там наша палатка… Он ведь тоже о тебе волнуется. У нас как раз еда подоспела — рыбы наловили… Здесь рыба отлично ловится, я тебе потом покажу ручей…
— Нет, пап, подожди, — Айрик уперся и не двигался с места. — Ты мне сперва объясни… про эти ворота. Мне надо туда. По ту сторону.
— Да чего про них объяснять-то? — Хенрик досадливо махнул рукой. Известное дело, ворота… Пускают туда только по одному. А вместе — ни в какую. Некоторые уходят. Да только за ними-то, за воротами, непонятно, встретишься со своими-то, или нет, и когда это будет… Нет, сынок, пошли со мной, здесь тоже неплохо. Правда, все время вечер, — но не ночь все-таки, жить можно…
— Пап… пожалуйста, — Айрик замотал головой. — Я тебя очень люблю, очень… Но я спешу. У меня… умирает брат. Побратим.
— Велика печаль! — отец поднял лохматые рыжие брови. — Все умирают рано или поздно, и это только поначалу страшно, а потом — ничего, привыкаешь… Да ты сам-то еще разве не… Не того?..
— Нет, я пришел через Пять Земель.
— Коротким Путем, значит? — отец уважительно покачал головой. Молодец, сынище! Не всякий, говорят, это может. Я тобой горжусь… Недаром я тебя больше всех любил, даже с войны к тебе сбежал… Да поторопился. Эарл, собака, не простил… Да чего от них ждать, от благородных-то! Хенрик презрительно махнул рукой. Казалось, собственная кончина теперь не сильно тревожила его, оставаясь только некоторым досадным событием прошлого, которое теперь уже не имеет большого значения.
— Ты знаешь, пап… Я пойду. Мне надо идти.
— Если ты хочешь… — отец отпустил его руку и слегка отстранился, глядя на сына с грустным недоумением. — Держать тебя не буду. Но… сынок, может, хоть не сразу? Вот рыбы поешь, расскажешь, что да как… Про побратима своего, опять же… А потом иди себе, если уж решил…
— Нет, папа, — с трудом сдерживая новые слезы, прошептал Айрик. Знание, пришедшее ниоткуда, лежало на его плечах, как непомерная тяжесть. Знание о том, что чем дольше ты здесь остаешься, тем труднее тебе будет уйти. К тому же — кто знает, сколько пройдет земного времени, времени Эйрика за тот единственный час в безвременье, пока он будет говорить с отцом и есть жареную рыбу?..
— Нет, я сейчас пойду. Прости.
Отец пожал плечами и отступил на шаг. Глаза его были такими добрыми и всепрощающими, что Айрик чуть не закричал от тоски. Он отвернулся и словно против ветра сделал отчаянный шаг к воротам, когда отец сказал ему в спину:
— Ну, что же, иди с Богом, сынок… Может, когда и встретимся.
Это „может“ было так ужасно, что Айрик не выдержал и заплакал.
— Папа, я тебя люблю! — крикнул он, глотая слезы, и побежал к воротам. Он не оборачивался, потому что знал — если он обернется, то уже никуда не пойдет. Просто бросится в объятья отца, чтобы остаться с ним навсегда… А его бедное тело умрет на траве Маленького Острова, и умрет Эйрик. Эйрик умрет.
В какой-то миг Айрику показалось, что отец идет следом за ним, тоже решившись войти во врата. Но он не обернулся и тогда, и, бледный, как смерть, ударил кулаком в железные створы.
Врата отозвались на удар громким гулом, как тысяча колоколов, и медленно распахнулись. За ними не было ничего, только яркий свет.
Айрик зажмурился и шагнул.»
— Аллен! Ты спишь?
— Нет… Почти нет. Я даже чувствую себя лучше… Знаешь, он мне опять приснился. Этот… Принц. Он шел в ворота.
— Тебе дорассказать или ты совсем засыпаешь?
— И то, и другое. Я засыпаю… Но ты… Дорасскажи, пожалуйста. Спас он брата или нет?..
— Сейчас узнаешь…
Вошел Айрик в ворота и увидел широкий замковый двор, и замок, и двух стражей у его раскрытых врат. Сжал он по привычке каштановый лист (который, наверное, к тому времени совсем увял и истрепался), и спросил тихонечко:
«Эйрик, Эйрик, цветет ли каштан?»
И услышал в ответ, и голос звучал будто ближе, чем обычно:
«Айрик, Айрик, каштан наш увял».
Испугался Айрик и вскричал громко:
«Эйрик, Эйрик, жив ли ты меж людьми?»
И тут в воротах замка — с той стороны — появился Эйрик, его брат, и ответил ему громко:
«Айрик, Айрик, могила мой дом.»
И понял Айрик, что он опоздал, и весь путь его был напрасным… Он ударил себя в грудь и громко зарыдал, и бросил на землю каштановый лист, и топтал его ногами. Увидел Эйрик отчаяние своего брата, лицо его из безмятежного стало горестным, и бросился он по ступенькам, и выбежал из врат, так что стражи не успели его остановить… Эйрик обнял своего брата и стал утешать, и так стояли они вместе, когда подошли к ним стражи, чтоб вернуть в замок того из них, кто истинно мертв, а второго отослать прочь.
Но братья же были близнецы! Поэтому стражи спросили их, сами не в силах разобраться, кто тут есть кто:
— Эй, ребята, кто из вас умер и должен быть в сером замке? Уж не знаем, как он смог оттуда выйти — ибо такого в мире еще не бывало, — но теперь пусть вернется, потому что всем свое место. К тому же сейчас начинается очередной турнир, а пропускать турниры не годится.
— Это я должен быть в замке, — сказал один из братьев, выходя вперед. И отгадай, что сделал второй? Конечно же, тоже ступил вперед и сказал:
— Это я должен быть в замке.
— Я мертв, а ты жив, — сказал Эйрик. — Возвращайся.
— Нет, это я мертв, а ты жив, — не сдавался Айрик. — Так что возвращайся сам, а я пойду на турнир.
— Не смей умирать ради меня! — воскликнул один из братьев, и другой не менее возмущенно отвечал:
— Это ты не смей! — и тоже не солгал, потому что, если ты помнишь, Эйрик влип во всю эту историю именно по вине младшего брата.
Так они весьма долго препирались, и стражи совсем уж не знали, что им делать. Но тут на балкон серого замка вышел герольд и возгласил:
— Приказ хозяина замка таков, чтобы они немедленно разобрались, кому из них куда идти, иначе пусть оба отправляются прочь! Условие одно — пусть возвращаются Кратким Путем по Пяти Землям, так как остальные пути ведут только в одну сторону.
Так и было, и отвели стражи двух братьев к воротам вовне, и выпустили их наружу. Прошли двое братьев через Земли Одиночества, по-честному прошли — по одному, не оглядываясь, и миновали Пустыню Страдания, встретились в Землях Надежды.
Уже вдвоем прошли они Край Опустошения и ночную Землю Страха, и вернулись в…
«Лицо Эйрика было бледным, таким бледным, будто вся кровь его превратилась в воду. Он шел медленно, глядя себе под ноги, и руки его бессильно висели вдоль туловища. Айрик с криком вскочил навстречу ему, и тот дернулся, словно пробуждаясь, и поднял лицо. Длинные его волосы, слишком длинные для мальчишки, тускло блестели, словно он поседел.
— Эйрик… Эйрик. Я все-таки дождался тебя. Я сделал это. Пойдем обратно, брат.
— Зачем? — голос Эйрика был слабым и каким-то недовольным. Вспыхнувшая было в глазах радость сменилась болью и недоумением.
— Как это — зачем? — Айрик просто опешил. — Так… Жить… К отцу вернешься… Или ты не хочешь?..
— Нет, — покачал головой Эйрик. — Я пришел, значит, это мой срок. Все умрут рано или поздно. Я устал, я хочу в серый замок. Ко мне приходил вестник. Меня там ждут.