уцинов — "Наверняка они уже вхожи к самому вождю-императору…"
###
К большому удивлению падре Томаса, на мессу и, последующую за ней проповедь, не пришел Франсиско Писарро, с которым монаху пока так и не удалось переговорить. Полтора часа службы, падре Томас старался не встречаться взглядом с аббатом. Не смотря на постное лицо последнего, во взгляде его, монаху постоянно чудилась ухмылка. Ну, чудилась — не чудилась, а поделать он с собой ничего не смог, проповедь откровенно не задалась, падре Томас был сух, банален, постоянно сбивался на повторы, от этого злился на себя и краснел, будто его застали за непотребным занятием. Однако никакого разочарования аббат не высказал и даже не подал виду.
— Не желаете разделить со мной трапезу, сын мой?
— Премного благодарен, ваше преподобие.
Аббат чуть заметно кивнул командиру "демонов", который тут-же двинулся в сторону "креста-кормильца", подхватил монаха под руку, и неторопливо повел его следом.
— Когда-то давно, мне на глаза попался один весьма занимательный философский трактат, вот послушайте, вас должно это заинтересовать:
"Священники — это лицедеи сверхчеловеческого, чему они должны придавать наглядность: идеалам ли, божествам или спасителям; в этом они обретают свою профессию, к этому у них чутье; чтобы достичь в этом деле как можно большего правдоподобия, им приходится как можно дальше заходить в самоуподоблении; их актерские навыки прежде всего призваны пробуждать у них чувство чистой совести, а уж с этим чувством им легче убеждать других.
Священник добивается, чтобы в нем видели высший тип человека, он хочет властвовать, — даже и над теми, у кого в руках реальная власть; он хочет быть неуязвимым и вне нападок. хочет быть самой сильной властью в общине, которую невозможно ни заменить, ни переоценить.
Средство: он один сведущ; он один добродетелен; он один имеет над собой высшую власть; в известном смысле он один — бог и возвращается в божественное; он один есть посредник между богом и всеми прочими; божество покарает всякое нечестивое деяние, всякий скверный помысел, направленные против священника."*[9]
Автор сего трактата, живи он в наше время, несомненно угодил бы на костер, но ему повезло. Хотя, это еще как посмотреть, смерть от галльской болезни**[10] тоже везением назвать трудно, не правда-ли, сын мой?
— Все в руках Божьих, ваше преподобие.
— Это несомненно. Ересиарх отказался от веры в Бога и попытался познать человека, за гордыню и поплатился. Но человека он познал, это стоит признать. Вы себя в этом описании не узнали?
Монах было вспыхнул, но аббат глянул на него так глумливо, что запал мгновенно исчез. К тому-же, это похоже продолжение исповеди. Под таким углом падре Томас себя еще не рассматривал, поэтому отвел взгляд и ненадолго задумался.
— Глазами циничного еретика — это возможно выглядит именно так, но у меня и в мыслях не было…
— И это несомненно, о таком мы вообще не склонны задумываться. Мы просто веруем в свою праведность, это касается не только христианских священников, но и всех других культов, включая безбожников. Все они искренне веруют в свою праведность и предназначение. Между тем, благими намерениями вымощена дорога в ад.
Монах не верил своим ушам.
— Священники безбожников? Такие есть?
— Раз есть безбожники, обязательно есть и их пастыри. Обязательно находится тот, кто больше всех соответствует принятому идеалу, он и берет в свои руки духовную власть. А идеи могут быть самыми разными, при этом не всегда зловещими.
— Например?
Аббат проигнорировал очевидную резкость и продолжил как ни в чем не бывало.
— Например, что человек способен развиться до уровня Бога, сможет построить справедливое общество, где все люди будут равны, и которое разовьет науку до уровня, позволяющего достичь бессмертия и построить Рай на земле.
Не смотря на свою истовость в вере, а может быть именно благодаря ей, падре Томас не очень высоко оценивал возможности людей. Люди порочны, без Веры они превратятся в животных.
— Это невозможно, ваше преподобие.
— В теории все возможно с различной долей вероятности, хотя здесь вы скорее всего правы. Но такая идея обязательно возникнет и обретет множество последователей. Постепенно у них возникнет структура, иерархия, появятся свои мученики и пророки, словом, безбожие не станет для них помехой, они просто заменят Бога на Идею.
— Возможно достичь бессмертия?
Аббат усмехнулся.
— Думаю, это гораздо проще, чем сделать людей равными. Не равноплохими, а равнохорошими.
На этой странной фразе странного аббата они и вышли на утоптанную полянку возле "креста-кормильца". Трапеза была накрыта прямо на, постеленном на землю, шерстяном ковре и состояла из жареной на вертеле капибары, маисовых лепешек и печеных клубней уже знакомого овоща. Когда они подошли, Франсиско Писарро хлопотал у костра устанавливая котел с водой, а командир "демонов" заканчивал делать нехитрую сервировку. Аббат присел на ковёр, свернув ноги по восточному, указал падре Томасу место напротив и скомандовал.
— Садитесь, парни. Отужинаем, чем Бог послал.
И бормоча скороговоркой "Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra…"**[11], он принялся ловко отрезать мясо полосками и укладывать на лепешку в два слоя, а на слове Amen, челюсти его уже сомкнулись на мясо-лепешечной конструкции и энергично зажевали.
— Поухаживай за падре, Араукан, — не прекращая жевать бросил аббат, — Видишь, у него нет ножа.
— Da, Gosudar***[12]
— Habla castellano, Араукан. Тебе нужно больше тренироваться.
— Да, Государь.
Заметив ошеломленный взгляд монаха, государь-аббат успокаивающе взмахнул рукой и, не прекращая жевать, обратился к Писарро.
— Дон Франсиско****[13], думаю, падре будет интересно узнать о ваших приключениях с момента расставания, — потом повернулся к монаху и добавил для него, — Если вы сомневаетесь в моем праве принимать исповедь, то это напрасно. По закону я глава всех религий и культов в империи, значит и вашей христианской тоже. Так что будьте спокойны, грехи ваши надежно отпущены на епископском уровне.
— Да, Государь, — почти хором отозвались оба испанца.
###
Франсиско Писарро рассказывал свою историю долго и видимым с удовольствием. Уже не молодой, но еще очень энергичный, он оказывается уже поступил на службу к аббату-императору и даже успел сделать кое-какую карьеру. Начав простым бойцом-"демоном", он уже вторую неделю пребывал в должности личного советника императора, хотя и оговорился, что это благодаря не заслугам, а одной лишь протекции. Про свою службу "демоном", он вообще говорил с нотками восхищения в голосе — "В этой армии мне и до сержанта далеко…". Какое-то новое оружие, настоящая система подготовки бойцов, причём очень разносторонняя: индивидуальная, тактическая в составе больших и малых отрядов, образовательная и идеологическая, к сожалению, про две последние — наиболее интересные падре Томасу, он лишь вскользь упомянул. Вывод он сделал однозначный, их католические величества не способны защитить свои Вест-Индские колонии, а если до того дойдет, то и метрополии окажутся под большой угрозой. Это было уже через чур и монах преисполнился скепсиса в отношении рассказа, что не замедлило отразится на его лице, аббат-государь это заметил.
— У вас возникли сомнения, сын мой?
— Да, ваше величество. Похоже, маркиз слишком потрясен последними событиями и не вполне адекватен. Если у вас есть такая армия, то почему она сидит без дела? Христианские владения в Вест-Индии растут и крепнут с каждым днем, я не военный и то понимаю, что время работает против вас.
— Просто государь, но если не можете обойтись без титулования, мне больше по душе "ваше преподобие". Армия для захвата ваших колоний у меня есть, но она, как вы выразились, не сидит без дела, а готовится к долгой войне. Ваши колонии не просто растут и крепнут, еще они богатеют, налаживают производство колониальных товаров и приучают к ним Европу. Словом, я считаю этих овец своими и намерен их пасти и стричь, а не перерезать и разок нажраться свежатины. К тому-же, вы привезли с собой болезни, опасные для моего народа, и нужно время, чтобы научиться с ними бороться.
Я знаю и про Тордесильясский договор*[14], и про Inter caetera**[15] и расцениваю все это как вероломное объявление войны, которую и намерен победно закончить в Риме.
Как видите, я с вами довольно откровенен. У меня на вас есть планы, поэтому хочу, чтобы вы мне верили. Спрашивайте, постараюсь, ответить как на исповеди.
— Я очень высоко это ценю, государь. Какой шанс на то, что в примите христианство?
— В каком смысле? — государь-аббат подхватил свой неприлично массивный золотой крест и демонстративно покрутил, — Я его уже принял и даже возглавил.
Монах от такого легкомысленного отношения к Самому Главному даже поморщился.
— Вам нужно принять таинство крещения. И…., - монах слегка замялся, — Долг каждого христианского владыки — крестить свой народ.
— На счет меня не беспокойтесь, я давно крещен, хоть и в ортодоксальной греческой традиции, было это в баварском бурге Мюнхене в…, впрочем детали не важны. А народ? Дети гор, суеверные дремучие дикари, они считают меня сыном Инти, Бога Солнца, а это более высокопоставленная должность, чем была у Христа. Хотя препятствовать я вам не буду, пытайтесь. Арауканище, ты добровольно, без приказа, пойдешь к падре на мессу?
— Нет, государь Интико***