– Соня! – отчаянно воззвал он. – Сонечка…
– Но ведь это же легче, Мить, как ты не понимаешь… – она отвернулась, чтобы не видеть его глаз. – Гораздо легче. Внешнее препятствие – оно мучительней… кажется, можно что-то преодолеть. А это – нельзя… Мить, я же всё знала, что ты – не мой. И никогда больше не будешь моим. Я так жила уже – все полтора года… так проще, чем думать, метаться, искать выход. Нет, нет, не надо, только не трогай меня, Мить!
Он сделал новую попытку обнять её, но Соня отшатнулась.
– Я стал противен тебе, да? Боже, что я наделал… – он застонал, обхватил руками голову.
– Ты не можешь быть мне противен… но мне слишком больно. Когда ты сказал – я всё увидела словно… словно застала тебя… ты не знаешь, как это страшно!
– Соня… нет…
– Митенька, всё… хватит, пожалуйста… я пойду… меня дома ждут. Анька с Костиком в Интернете зависнут, а про ребёнка забудут. Пойду… пусти, я пойду…
– Не делай этого со мной… пожалуйста! – Митя снова схватил её руку, крепче сжал пальцы.
Он загораживал ей проход, не отпускал, ладонь у него была нервная и горячая, Соня сходила с ума от его близости. Бежали секунды. Она знала, что ей надо сделать движение и уйти… когда-то это всё равно должно закончиться. Но не двигалась с места.
Помогло вторжение извне. В дверь настойчиво постучали, за ней послышались голоса, и это стало сигналом. Соня выдернула руку и метнулась к выходу, чуть не врезавшись в Илью Сергеевича. Рядом с ним стояла незнакомая женщина в белом халате. Доктор смотрел с беспокойством, женщина – с недоумением. Ничего не говоря, Соня протиснулась мимо них. Митя рванул следом и нагнал её в коридоре.
– Сонечка, подожди! На улице мы не сможем… а нам надо договориться. Меня сюда шофёр привёз, это отец приставил, машина моя в Москве. Я сказал, что мне надо в больницу, по Наткиным делам, по благотворительности…
Это имя подействовало на Соню, как красная тряпка на быка. Она резко остановилась посередине холла и повернулась к Мите лицом. Больничные коридоры были пусты – пациенты разошлись по палатам.
– У нас всего два дня… максимум три, – на лице у него появилась откровенная надежда. – Наверное, в понедельник я улечу. Сонечка… Я не могу без тебя… Сонь, в конце концов… я хочу тебя! Сколько мы ещё не увидимся?
Она обомлела.
– Боже мой! Та же песня… Ну и то сказать! Сколько до следующей секретарши терпеть? Хоть подольше протянешь, да?
– Соня!
– Как… как ты смеешь… после этого – даже говорить о…
– Соня, я…
Он растерянно замолчал – неужели так ничего и не понял?
– А если нас выследят? Теперь за меня не страшно? – она знала, что говорит жестокие вещи, но уже всё для себя решила.
– Страшно! Но нас не выследят! Я всё продумал… у меня есть человек, который… Отцу сейчас не до меня. У него большие проблемы. А если вдруг…
– На колу мочало… – пробормотала она.
И вдруг произнесла, неожиданно для самой себя, деловито и чётко, словно кто-то подсказывал ей слова:
– Митя, помнишь мой звонок – тогда, после твоего письма? Ты просил позвонить, а я узнала, что ты сын Калюжного. Помнишь?
– Да. Каждое слово!
– Что я сказала тебе?
– «Если я хоть каплю тебе дорога… как ты пишешь…» – наизусть процитировал он. – Никогда больше…» И что, что?
– Видно, я не была тебе так дорога, – жёстко сказала Соня. – Но если сейчас… хоть каплю… Мить, всё, что могло случиться с нами – уже случилось, всё, что можно было предвидеть… только ещё круче. Всё счастье, и всё горе… которые мне выделили в жизни – всё в эти два месяца… поместилось. А больше – ничего не будет. Ничего ты не можешь теперь предложить мне… ни семьи… ни даже себя – ты уже не мой. Я знаю… ты не виноват, это просто факт. Мить, ты… ты – самое главное, что у меня есть, без тебя – я ничего бы не знала… о том, как можно любить… и что такое, когда тебя любят. Но… – она перевела дыхание. – Если я что-то ещё для тебя значу… если ты способен понять, что оскорбляешь меня, считая, что секретарши и проститутки – достойная мне замена… что я могу просто закрыть на это глаза и оставаться твоей женой… во время твоих командировок – раз в два года… А сам, сам! Даже и не скрываешь, что и дальше всё будет, как прежде… мы оба это знаем, верно?
– Соня…
– Митя! Если ты любил меня хоть одну минуту… меня – а не своё желание… если тебе хотя бы немножечко меня жалко – так, как мне тебя сейчас… Выполни то условие. Никогда. Больше. Не приходи.
Потрясённый, он стоял, замерев на месте. Глаза его потемнели и потухли, цвет лица стал совершенно серым, землистым. Щеки обвисли, складки губ – опустились вниз, как от внезапного горя. Соня ещё несколько секунд смотрела на него, удерживаясь от дикого искушения прижаться к нему, врасти в него и никогда, никогда не отпускать – пусть её убивают в его объятьях! А потом бросилась вниз по ступенькам, забыв про лифт, не оглядываясь, теряя дыхание, рискуя сломать ногу, и вспоминая все свои бегства от него – всякий раз – вот так же, в темноту… в пустоту.
Но на этот раз Митя за ней не пошёл. Она не знала, где припаркована его машина. На остановке недалеко от больничных ворот уже раскрыла дверь, набирая народ, маршрутка. Соня влетела в неё последняя и плюхнулась на сиденье, пытаясь отдышаться. Жара на улице спала, но в маршрутке стояла духота, пахло потом, воздух не поступал даже в открытое окно. Автомобиль поехал. Отдышаться никак не получалось, а она ведь почти забыла об этих ужасных приступах. Соня полезла в сумочку за таблеткой. Одновременно зазвонил телефон – это был доктор. Несколько секунд Соня колебалась, но всё-таки взяла трубку.
– Да, Илья Сергеевич.
– Софья Васильевна, ради Бога, простите меня! Вы только скажите сейчас – как вы?
– Ничего, – выговорила она.
– Я же слышу – вы задыхаетесь. Послушайте, он… он только что ушёл. Давайте, вы вернётесь, и мы сделаем вам укольчик.
– Нет, нет, я проглотила таблетку, я уже в маршрутке… – она сделала паузу и вместе с ней вдох. – Не волнуйтесь.
– Вы сможете меня простить?
– Вы ни в чём не виноваты.
Она хотела добавить, что Митя всегда добивается своего – не силой своей воли, а силой страстного желания – у тех людей, кто способен на ответный порыв. Но не смогла произнести такую длинную фразу.
– Понимаете… я не мог отказать вашему мужу. Он мне звонил – начиная с прошлой зимы, после каждого приёма. Знаете, я просто поставил себя на его место. Врачебную этику я нарушил, слов нет. Но ведь он обещал… я не думал, что он приедет, устроит вам встряску. Он звонил, я сказал, когда у нас будет приём. И вот как всё получилось! Перед вашим приходом я его прогнал, сказал, что больница – не место… Но… я не знаю, возможно, вам стоило разобраться между собой, разве в моей власти решать…
– Я всё понимаю. Не переживайте.
– Как вы? Таблетка уже помогла? Вы когда приедете домой? Минут через двадцать? Киньте мне смс-ку хотя бы… И сразу ложитесь. Если что – звоните хоть ночью, я требую!
– Илья Сергеевич, не беспокойтесь, – сказала она и добавила, понижая голос:
– Только очень прошу… Не разговаривайте с ним больше – обо мне.
Доктор замялся.
– Софья Васильевна… Я, конечно, обязан подчиниться, но… он же будет о вас беспокоиться. Я видел – он в отчаяньи. Вы не боитесь, что он… Такой импульсивный парень.
– Господи, Илья Сергеевич! Вы-то хоть… без шантажа, ну пожалуйста!
Соня опустила трубку на колени. Она и сама очень боялась за Митю. Одной своей частью – боялась. В душе её уживались сейчас любовь и ненависть, гнев и отчаянье. Лучик света, показавшись на миг, снова скрылся – навеки. Что толку, что она теперь знает, что Митя не был с Наташей? Какая ей разница, с кем он был… их судьбы катятся под откос, налетая на камни, быстрее, быстрее… Как и что будет завтра – какая же разница? Предстоит дальше вымучивать эту жизнь, где-то брать на это новые силы. И ведь у неё уже хорошо получалось. Почти получалось… И вот…
Соня выпрыгнула из маршрутки и в очередной раз – хотя прошло уже столько времени – повернула направо, к своему прежнему дому. Опомнилась, кинулась обратно через дорогу и быстро добежала до подъезда. Таблетка помогла – спасибо Илье Сергеевичу, подобрал ей лекарства. Надо ему отзвониться, чтобы не чувствовал себя виноватым. Сколько он ей сделал хорошего – и всё бескорыстно. Ну, правда, не только ей…
Соня остановилась перед дверью. Нельзя заходить домой в таком состоянии: Анька поймёт, и Вадик почувствует. Совесть схватила Соню за горло – разве не Вадик её единственный лучик? Разве не ради него она живёт? Разве его нежные ручки, ласковые объятья, чистый взгляд – не всё, что ей надо в жизни? Разве это не радость?
Надо забыть, забыть о Мите, не тревожиться о нём больше – не мучиться за свои жестокие слова. Они ничего не изменят, эти слова. Ничего не ухудшат. Разве что только теперь он оставит её в покое. Потому что ещё одна такая сцена… и снова больничная койка.
Соня решительно повернула ключ в замке.
В этот вечер никто ничего не понял. Она пожаловалась Аньке, что неважно себя чувствует, при ней позвонила доктору. Сестра быстро ушла – Костик её уже ждал. Вадик заснул.
Только Борис, разумеется, обо всём догадался – его не проведёшь. Соня легла в постель и, не сдержавшись, протянула к нему руку, посадила к себе на живот. Но ещё несколько минут смотрела мимо него. Представляла, что им с Митей удалось бы придумать, как встретиться за эти два дня. Мечтала о том, как они стали бы снова близки, вернули бы себе друг друга и даже задохнулась от счастья, которое могло быть испытано – сегодня, завтра… Если б только она согласилась… пусть тайком, пусть наспех… но ведь он её муж, был и останется им!
Соня перевела взгляд на Бориса.
– Ты знал? – спросила она с укоризной. – Знал, что Митя меня не предал?
– Ну уж, не предал… – хмыкнул тот.
– С Наташей – не предал! Он считал женой меня, не её!
– сама того не замечая, она повторяла за Митей его бредовую отмазку. – Ты же всё знаешь всегда! Почему ты молчал?