– Состояние? – Валерия тяжело вздохнула. – Какое уж там, девочка, состояние. Когда инвалид теперь.
– Инвалид?
Слово забилось у Сони в мозгу, отскакивало, не фиксировалось, не вызывало понимания. Холодок уже побежал у неё по спине, но надежда пока оставалась. Ну и что, пусть, значит, ещё жив, остальное можно вынести, что бы то ни было. Лишь бы не кома, лишь бы он был в сознании!
– Вот именно.
– Да не мучайте же вы меня! – выкрикнула Соня. – Скажите, наконец… что с ним? Он лежит, он в сознании?
– Да нет, ноги, слава Богу, целы. Руку оторвало. Полностью, правую, по плечо. Со зрением беда. Неизвестно, сколько операций ещё предстоит.
Соня невольно ахнула от ужаса, у неё перехватило дыхание. До этого момента она представляла нечто неопределённое – травмы, ожоги, переломы. Но такое… Господи, бедный, бедный Митя, как же он там сейчас, один, в таком кошмаре!
Она пыталась понять, переварить то, что узнала. Нет руки… как же это?.. Ничего, сейчас есть протезы. Хотя – по плечо… Неважно! Он жив, он на ногах, а всё остальное – потом. Это можно пережить, зато он в сознании, ходит! По сравнению с тем, что могло быть… Нет, можно дышать, теперь – можно!
Сердце забилось сильнее – уже от какого-то ненормального воодушевления. Всё будет хорошо! Рука – ерунда… он выжил, Господь его спас! И ей надо немедленно, немедленно к нему бежать. Соня вдруг поняла – он ведь не знает, что её не было в городе! Он думает, что она бросила его в беде, забыла о нём, не пришла, предала.
– Ну, ожоги, осколки, по мелочи… доктор сказал – могло быть и хуже, – продолжала Валерия. – Хотя, сама понимаешь, лицо. Следы останутся – и ещё какие.
– А где он? – заторопилась Соня. – В какой больнице? Он в городе?
– В местной хирургии на улице Горького – филиал нашей центральной больнички. Надо везти в Москву, здесь такие операции не делают.
– Какие операции? Зачем ему операция? Вы же сказали…
– Да зрение же. Первый день вообще ничего не видел, думали – всё, ослеп. Метался, бедный – страшно ему было. Одним словом, жуть! Боялись – навсегда. Потом отошло. Сейчас видит, но доктор говорит – без гарантий.
Соня вцепилась в трубку – пока Валерия говорит, не посылает, надо узнать у неё больше, как можно больше.
– Как… как всё это случилось? За что их? Кто?
– Подожди… сигарету возьму.
Валерия никуда не спешила. Несколько секунд Соня слушала какой-то шорох, потом снова раздался тёткин голос.
– Отец хотел с ним в Москву лететь, к самолёту собрались. Последние несколько дней Антон очень нервничал, как чувствовал. С Димкой они едва разговаривали, – Валерия сделала паузу, наверно, выдохнула дым. – Но билеты им секретарь взяла на один рейс. Шофёр у Калюжных остался единственный, Антон своего личного водилу уволил. Пошли утром в гараж, в половине шестого где-то. Через пять минут как вошли – рвануло. А там ведь – машины, бензин, по цепочке. Нет, это точняк – кто-то свой. Потому что знал, на какой машине поедут.
Валерия снова затянулась, потом продолжила:
– У Антона же всё по-особому было. К подъезду авто никогда не требовал. Придёт в свой дворец-гараж, погуляет там, выберет себе тачку, как девочку на ночь – всякий раз другую, под настроение, шофер только садился, куда говорят. Какие-то суеверия – на одних ездил на переговоры, на других – в баню, на третьих – в Расков. Ну, что теперь… Водила на месте погиб. От Антона только куски собрали. Не могли понять, где он, где шофёр.
Соня в ужасе зажмурилась.
– А Митя как спасся?
– Чудом. Правда, чудом. Говорит, уже сели, а у отца телефон зазвонил. Антон сделал Димке знак – мол, выйди, не слушай; Калюжный никогда при сыне дела не обсуждал. Тот и отправился на улицу покурить. Уже дверь открывал, когда взрыв раздался, его взрывной волной отбросило. В сознание только в больнице пришёл – болевой шок.
Соня слушала и словно видела всё сама: просторный гараж, чёрный автомобиль, Калюжный. Вот Митя открывает дверцу, вылезает и медленно идёт к воротам, приостановившись, достаёт сигарету… Быстрее, пожалуйста, ну быстрее же! Только успей, успей…
Она сжимала трубку так, словно пыталась раздавить. Осталась одна секунда, какая-то доля секунды – и может быть поздно… ещё полмгновенья, и…
Сердце у неё оборвалось, точно взрыв произошёл где-то внутри, но тотчас взлетело от невозможного счастья: ужас был настоящим, избавление – нереальным. И всё-таки Митя спасён – Валерия права, одним только чудом, невероятным чудом, милостивой рукой провидения. Пожалуй, только сейчас Соня осознала всё и разом – хотя до сих пор и не поверила. Но этого хватило, чтобы вознести про себя самую горячую молитву, на которую она была способна. «Господи… спасибо… спасибо… Спасибо Тебе!»
– Как мне попасть к нему – там пускают? Какая палата?
Соня уже бегала с телефоном по квартире, соображая, где скинула туфли и куда бросила сумку.
На другом конце трубки наступило молчание. Соня испуганно замерла в коридоре.
– Валерия Юрьевна, ну пожалуйста! Ответьте… Алло…
– Девочка, – с решительной ноткой начала тётка, – ты-то туда не суйся. Ты что? Зачем?
– Как – зачем? – обомлела Соня.
– У Димки жена есть, забыла?
Жена? Соня и правда, про Наташу совсем забыла, даром только что говорил Женя. А ведь она наверняка постоянно сидит с Митей в палате.
– Она приехала? Она – там?
– Ну, не знаю. Вроде пока нет… – неопределённо ответила Валерия.
Наташа не приехала, не прилетела к нему? Соня ничего не понимала. При всей её неприязни к Митиной так называемой жене, одно было неоспоримо – та его любит. Но что это меняет, почему надо думать о ней теперь? Какая разница Соне, кто ещё смеет любить её мужа?
Внезапно она ощутила дикую злость. Они всё ещё играют в свои игры, но ей-то – ей уже не до этого. Всё предельно ясно, больше никаких пряток, никакой лжи. Пора всё расставить по местам. Теперь никто не сможет ей помешать, никто не остановит! Растерянность прошла, Соня почувствовала, что к ней возвращаются силы.
– Валерия Юрьевна, – отчеканила она. – У Димы одна единственная жена. Это я. И он это знает. Я всё равно к нему попаду, не хотите помочь – не надо.
Валерия молчала. Соня не знала, как это понимать, она уже готовилась первая положить трубку, но тётка вдруг вымолвила:
– Не спеши. Без моего или Валькиного звонка тебя всё равно не пустят. Димка сейчас в депрессняке страшном. Разговаривать с ним невозможно. Он и себя разрушает, и на других отыгрывается – Валька на стенку лезет. Ещё больше на отца стал похож. Я один раз ходила, больше не пойду, – она откашлялась. – Я, конечно, ему родня, мне его жалко до слёз. Но, как ни больно говорить… Кончился наш Димка. Антон и себя угробил, и сына тоже. Дела Антона вести теперь некому. Валька всё распродает. И то верно – лучше им отсюда бежать, все от них отвернулись, все предали. Тот, кто в этом заинтересован, дожмёт. Ясно? Но по телефону незачем, поняла?
– Вы можете позвонить в больницу? – перебила Соня. – Мне надо успеть, до скольких там пускают? Какой у него номер палаты?
– Да ты не врубаешься, что ли? – рассердилась тётка. – Ничего у вас больше не выйдет. Нищие не должны быть ещё и больными. Ни тебе это не нужно, ни ему.
– Антон Калюжный умер богатеньким и здоровым. Валерия Юрьевна, мне надо туда!
– Ненавижу таких героинь, – Валерия, кажется, затушила бычок о пепельницу. – Или сбегут через два дня, сдуются, или ходят с такой кислой миной и по сторонам поглядывают – глядите, чем я пожертвовала! Не пойму я тебя. Вот честно, скажи, оно тебе надо?
– Да это я не пойму… вы о ком заботитесь? Обо мне, о Наташе, о Мите? Вам-то какое дело?
– Просто я объективна. И опыта побольше твоего.
Соня притоптывала от нетерпения – пора бежать! Она из последних сил сдерживалась, чтобы не заорать… Но – нельзя. А то Валерия сделает так, что её не пустят к Мите.
– Прошу вас! – взмолилась Соня. – Ничем я не жертвую!
Я не могу без него – пыталась, но не могу.
– Значит, лишь бы заполучить – в каком виде, неважно?
– Я просто люблю его… и он… он из-за меня… это я виновата, что у него депрессия! Вы же всё про нас знаете! Сами же ему рассказывали обо мне… Анькин телефон давали!
– Дала, чтобы успокоился. Мальчик совестливый, переживал. Но будь же ты реалистом: да, был у вас романчик. Но сколько времени прошло? Пойми, девочка, он до тебя таких сотню имел, и после – не меньше. Он в столице жил, другую жизнь видел. И депрессняк у него не из-за тебя – разуй глаза! Он калекой стал. Это же катастрофа – для молодого-то парня, двадцать шесть лет! Мужик без руки. Правой! Без сопровождающего по улице не пройдёт – видит плохо. Представь и сама подумай, надо ли ему, чтобы одна из его бывших вдруг заявилась? У него самолюбие больное. Навестить ей захотелось! Нужны ему твои апельсины!
– Какие глупости… Я не одна из бывших… и не навестить! А вы… Наверное, это вы все… своим отношением показываете… что с ним что-то ужасное! Могло быть гораздо хуже! Люди живут и без ног, и без глаз, и…
– Сравнила! Вспомни нашего мальчика! Какой он был? Девки сами в штабеля укладывались, по нему сохли. Про деньги молчу, а кроме того – умница, красавец! Сама, небось, тоже на внешность запала?
– Нет!
Это была сущая правда. Митина внешность – да, она притягивала её, но могла и оттолкнуть, если бы не его полный искренности взгляд, его страстное чувство, и, как это ни банально – близкая, родная душа. Но – что объяснять?..
– Ну, конечно! – усмехнулась тётка. – А теперь представь, что он никому больше не интересен, не нужен. Сидит и сам себя жалеет.
Соня уже с трудом выносила её голос. Время, драгоценное время!
– Мне он интересен и нужен. Любой. Пустите меня, пожалуйста…
– Ой, прости, просто смех! Вот уж для него радость, так радость! Он нужен Соне из нашей провинции, – в её голосе звучала издевка. – На тебе свет клином не сошёлся, девочка. Для мужской самооценки тебя одной, прости меня, мало. А от самооценки у него теперь ничего не осталось. Может, он над тобой ещё поизмывается – не исключаю. Но мой тебе совет – оставь ты его в покое. Забудь нашу семейку и начни новую жизнь. Молодая, здоровая, всё впереди. Мало тебе Калюжные крови попортили? А нянька у Димки есть – мать ни на шаг не отходит. Она вот тоже мечтала к юбке его прицепить. Вот и прицепила…