Ступор покинул её. Надо было просто встать и пойти к Мите – мать сидит к ней спиной и наверняка ничего не заметит. Соня поднялась и аккуратно прошла между цветами. Валентина не пошевелилась. Но, выходя, Соня невольно обернулась и увидела, что та согнулась, ухватившись за сердце, прислонилась лицом к спинке кресла. Тяжело вздохнув, Соня решительно повернула обратно.
– Вам плохо? Позвать кого-нибудь? – негромко спросила она.
Женщина подняла на неё заплаканные глаза. Она была очень похожа на свою старшую сестру, но казалась гораздо женственней и привлекательней. Соня не могла отыскать в ней тех отталкивающих черт, которые возникали прежде в воображении при мысли о Диминой матери. У Валентины было приятное, интеллигентное, открытое лицо, живой, полный страдания взгляд – совсем как у Мити. Видимо, она сильно постарела за эти дни… Соня искала и не находила в своём сердце ни злости, ни гнева – одну только жалость.
Неужели вот эта убитая горем женщина могла натворить столько зла, разрушить жизнь своему сыну, плести интриги, так жестоко мстить своим недругам?
– Не надо… – женщина попробовала сделать вдох, совсем как Соня, когда у неё сдавливало сердце. – Сейчас отойдёт… наверное…
Но одновременно снова заплакала – одними глазами.
– Вот, положите под язык, – Соня дрожащими руками достала из сумки лекарство.
Валентина послушно взяла капсулу, благодарно кивнула.
– Пожалуйста… не уходите… вы очень торопитесь? Я… боюсь… – взгляд у неё стал умоляющим.
– Я посижу, пока вам не станет легче, – обречённо кивнула Соня. – Может, всё-таки позвать врача?
Та отрицательно замотала головой.
– Нет, не надо… никто здесь не будет мной заниматься… С нас только тянут деньги.
Женщина закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях.
– Мой сын… он не желает меня видеть. Он теперь калека! Он говорит, что не хочет жить – это мне, своей матери! Как, как мне это вынести? Как я боюсь… мой муж погиб, а я даже не могу оплакать его по-человечески – все мысли только о сыне, лишь бы с ним ничего больше… Наверное, вы слышали – его только что бросила жена. Все нас бросили… И вы, если узнаете, кто я… тоже – сразу уйдёте.
– Я знаю, кто вы, – невольно вырвалось у Сони.
Женщина подняла голову.
– Знаете? Откуда?
– Вы – Димина мама… – Соня не могла больше притворяться.
– Вы знаете Димочку? – с внезапной надеждой вскинулась женщина. – Пожалуйста, пожалуйста, сходите к нему… к нему никто не ходит. Путь он отвлечётся… Вы из института или со старой работы?
– Нет, Валентина Юрьевна. Не из института. Я его жена, Соня.
Женщина словно остолбенела, во взгляде её стояло непонимание.
– Как – то есть? – заикаясь, произнесла она, наконец. – То есть – вы? Это – ты?
– Я – это я, Валентина Юрьевна, – горько ответила Соня.
Она могла бы сказать сейчас этой женщине всё – ита бы её выслушала. Но… бить ногами того, кто лежит? А главное, Соня не могла испытывать к ней прежние чувства, не находила в себе ни капли мстительной ярости.
– Но… ты… не похожа… я тебя не так… разве вы… Я тебя раньше не видела… – пробормотала женщина.
– На кого не похожа? – грустно спросила Соня. – На еврейку? Или на старую ведьму?
Валентина молчала, не зная, как поступить, только смотрела растерянно.
– А если бы видели меня раньше, – продолжала Соня, – это что-нибудь изменило бы?
По взгляду Соня поняла – да, изменило бы. Мало того, в иных обстоятельствах они легко бы нашли общий язык. Наверное, иначе и быть не могло – раз она полюбила сына этой женщины.
Соня с жалостью и досадой смотрела, какое впечатление произвело на неё открытие, как трудно ей переключиться – с симпатии на антипатию. Но сила предубеждения оказалась сильнее. Перед Валентиной сидела та самая тварь, сектантка, разлучница. Не испытывать к ней ненависти дольше пяти секунд женщина не могла. В глазах её что-то переменилось, и вот она, всё ещё держась за сердце, встрепенулась, подняла голову, приняла боевую стойку. Зрачки у неё расширились. Теперь Соня хорошо представляла, как это выглядело тогда, полтора года назад.
– Чего тебе от нас надо опять?! – прошипела женщина, метая глазами молнии. – Уходи! У Димочки нет больше ни здоровья, ни денег… Так что ничего тебе от него не отломится! Всё, всё из-за тебя, ты нас уничтожить хотела… это всё твоими молитвами…
Как мучили бы Соню подобные обвинения полтора года назад! Но она слишком много пережила за сегодняшний день. Ни одно злое слово уже не достигало её сознания, обвинения отскакивали от неё, как от стенки. Только на одну секунду всколыхнулось что-то в душе, прилила к мозгу кровь – вскочить, заорать, всё ей высказать, наконец! Но… секунда прошла, и Соня удержалась. А ещё – она словно раздвоилась… смотрела одновременно и своими глазами, и глазами Валентины Юрьевны. И чувствовала, как ей страшно.
Понимание пришло в один миг. Нет, Димина мама – не монстр… не Баба Яга из сказки. Всё, что ею сделано – сделано из того же страха, в попытке оградить от чужого злобного умысла своего ребёнка. Она просто была готова на всё ради спасения сына. Вот только уж слишком… на всё.
– Знаете… – негромко сказала Соня. – Я раньше думала о вас очень плохо. Считала ужасным, жестоким человеком. А теперь… Не пойму ничего, честно. Может, вы просто дура, Валентина Юрьевна? Смотрите и ничего не видите. Мне очень, очень вас жаль.
– Да как ты смеешь?! Ты, ты… Я костьми лягу, но я не допущу…
– Больше вы мне ничего не сделаете – просто уже нечего… – чуть не заплакала Соня. – Не раздавите – потому что уже раздавили. Не отберёте – потому что давно отобрали…
– Где уж мне теперь… – прикрыла глаза женщина, бессильно откинув голову, – кого-то давить… по мне словно каток прошёл… Но сына своего… Димочку… я ещё в состоянии…
Соня провела рукой по лицу. Она опомнилась – какие упрёки? Всё это давно бессмысленно, а для Валентины, лишённой поддержки Калюжного, звучит издевательски.
– Поймите… – устало произнесла она. – Я не собираюсь забирать у вас сына. Но сегодня я верну себе мужа. Он мой – перед Богом, навсегда.
– Ты недостойна его… ты ему… ты даже… – казалось, Валентина хочет, но не может вспомнить, чем именно так плоха Соня для её сына.
– Только Бог знает, кто и кого достоин, – вздохнула Соня. – А знаете, я, в общем, понимала вас – тогда. Вы не верили и не могли поверить, что я просто люблю Митю. Вы думали, что я несу ему зло, что я хитра и корыстна. Но сейчас-то – включите мозги! Если мне раньше ничего не было нужно от вас – то теперь и подавно… Посидите здесь. Я позову вам врача.
Она встала и, не оглядываясь, пошла по коридору.
– Стой… – услышала она позади и невольно притормозила.
Валентина поднялась и, шатаясь, опираясь рукой о стену, двинулась к Соне.
– Ты… зачем сейчас… Зачем дёргать его? Он столько тебя не видел, он, наверно, не хочет… Конечно, не хочет! Он давно про тебя забыл! Он сам от тебя ушёл!
– Ещё пару недель назад хотел, – твёрдо сказала Соня.
– Он что – был у тебя?..
– Да, был… Извините, я больше не могу – мне надо к мужу.
– Постой… – задыхаясь, повторила мать. – Если он… пожалуйста… не бросай его… скажи ему, чтобы не делал – это… над собой. Тебя он послушает! Ты на него влияешь… как… я не знаю, ты… всё, всё из-за тебя… все наши беды… ох, Боже… что я говорю! – вид у женщины стал совсем ненормальный, как у человека, который одной рукой готов задушить, а другой – просит о помощи. – Не слушай меня… плевать на меня… Иди скорее, пойди к нему и скажи… попробуй… Можно, я подожду тебя здесь… Можно?
Соня только кивнула.
Она бросилась по коридору к нужной палате, но перед самой дверью притормозила, набираясь сил. Потом решительно её толкнула.
Митя полусидел на кровати одетый, поверх одеяла, опираясь спиной на подушку, и читал, близко поднеся к глазам текст. Увидев Соню, резко приподнялся на локте левой руки и тут же уронил книжку на пол. Мгновенно вскочил и, словно пытаясь спрятаться, прихрамывая, отбежал к окну и встал к Соне спиной. Пустой рукав правой руки подпрыгнул и замотался в свободном полёте. За эти несколько секунд Соня успела увидеть только, что правая половина лица у него бугристо-багровая. Голова у Мити была полностью выбрита.
Она остановилась посередине палаты, дрожа всем телом. Секунду назад ей казалось, что главное – это войти, ворваться, убедиться, что Митя существует. И вот теперь она не знала, что сказать. Сердце бешено колотилось, больше всего она боялась разреветься.
Чтобы сделать хоть что-то, Соня наклонилась и подняла книжку в дешёвом бумажном переплёте.
– Что читаешь? – стараясь, чтобы не дрожал голос, спросила она. – О! «Изумруд – камень смерти…» Что за чушь?
– Нормальный детектив… – глухо ответил Митя, не поворачиваясь. – Думать не надо, отвлекает.
– А тебе разрешили читать? Шрифт мелкий.
– А что делать – в потолок смотреть? Или в зеркало? – злобно бросил он.
– Там в коридоре твоя мама… Ей плохо с сердцем.
Он не отвечал, в его молчании слышались агрессия и неприязнь. Наверно, вот так же он встретил Наташу…
– Мить… может, всё-таки повернешься ко мне?
Ссутулившись, он глядел в пустоту – за потемневшим окном ничего не было видно. Соня старалась не смотреть на то место, где раньше была его рука – это оказалось очень больно и страшно.
– Нет. Уходи. Хватит с меня посетителей.
– Ну да… одна жена за другой, – горько съязвила Соня. – Надоели…
– Сонь, уйди. Хватит нам больничных свиданок.
В голосе его не прозвучало ни обиды, ни вызова – в нём вообще не было никакой жизни. На сердце у неё стало так тяжело, что, казалось, ноги приросли к полу, а руки начали леденеть. Холод разливался, захватывал голову, сдавливал сердце.
– Мить, не устраивай сцен, а?
– Ты не хотела меня больше видеть. Всего две недели назад.
– А теперь, значит, хочу, – беспомощно пробормотала она.
– Зачем? Ты же мне всё объяснила. Что я не должен был… что принёс тебе только горе. И это правда, Сонь, я ведь понял. Не навязывался, не искал.