Начало недели, вопреки ожиданиям, неприятностей не принесло. За исключением того, что Вадика в садик так и не привели. На её звонки трубку никто не брал, хотя Соня была уверена, что дед их слышит. Соня кипела, но сделать ничего не могла. Она приказала себе быть настолько мудрой, чтобы отличить то, что она может изменить, от того, что не может, и успокоилась… ну или почти успокоилась.
В среду Митя пришёл довольным – он получил и зарплату, и обещанную премию, накупил продуктов и принёс Соне в подарок новую кожаную сумку – её прежняя выглядела совсем позорно. Не успели они сесть ужинать, как раздался звонок в дверь. Соня вздрогнула – с некоторых пор она боялась любых визитеров. К счастью, это оказалась Анька, но явно чем-то встревоженная.
– Что-нибудь на работе? – тотчас насторожилась Соня.
– Да не… Там всё чисто. Сонь, а где у тебя, правда, документы на квартиру?
– Свидетельство? – растерялась она. – Мы же делали копию к нотариусу… Сейчас найду. Хочешь, забери, пусть у тебя лежит, пока мы новое не получили по завещанию…
– Да нет, Сонь. Это папаша… корки отмачивает.
– Ну что он ещё там?
– В суд подаёт.
– Что-о? На меня, что ли?
Анька бросила на неё странный взгляд.
– Ну… в общем, на нас обеих.
– Как это? – не поняла Соня. – Чего он добивается?
– Ох… – вздохнула сестра. – Пойми его… Бормочет какую-то фигню. Говорит, подал на нас в суд. Вроде как свою часть квартиры отсудить собирается.
– Как он может её отсудить? Квартира была приватизирована в долевой собственности, без него, на троих, и мама свою часть завещала нам! Он что – хочет опротестовать завещание?
– Но ведь он у нас до сих пор прописан…
– Ну и что с того? Он не собственник! А прописан может быть кто угодно. Никаких прав у него нет, он что – с дуба рухнул?
– Говорит, совместно нажитое имущество.
– Как это – совместно нажитое? Гольцманы тут ещё до войны жили.
– Да не знаю я! – Анька раздражённо повела плечами. – Не понимаю, зачем ему это нужно – у Жанночки такие апартаменты!
– Бред какой… – медленно проговорила Соня. – У собственной дочери жильё отнимать? Может, он умом двинулся со своей гениальной художницей?
– Ага! Насмотрелся на её зелёных червяков в красных банках.
– Да нет, чушь. Какой суд? Никакой суд его даже слушать не станет!
Анька подняла на сестру недоумённый взгляд:
– А он говорит, уже заявление подал.
– Что? Ну и что… значит, всё равно проиграет. Тут же всё ясно.
Соня занервничала. Она терпеть не могла подобных вещей – разбирательств, любых столкновений с государственными инстанциями. От общения с чиновниками она впадала в депрессию и безнадёгу. Даже если всё это чепуха, и любой суд признает, что они с сестрой – законные наследницы, всё это просто отвратительно, займёт и нервы, и время.
– Если б даже он отсудил одну треть от маминого завещания – зачем ему одна девятая от квартиры? – бормотала, продолжая недоумевать, Соня. – Да нет, бред какой-то, никаких прав у него нет. А дачу так вообще строили уже после развода.
– Не, про дачу он не говорил… Ой, какая сумочка классная! – воскликнула Анька, заметив Митин подарок. – Такая вместительная, и аккуратная притом! Чудо просто!
Поймав его гордый, довольный взгляд, она помрачнела.
– Ладно, я пойду.
Уже одеваясь, сестра замерла в коридоре в одном сапоге.
– А, вспомнила, Сонь! Он говорит, что понятия не имел, что квартира давно в собственности. Что всё сделали за его спиной. А он имел право на часть при приватизации.
– Подожди… В каком году это было?
– Ну, я-то уж точно не помню!
– Да и я не очень… Кажется, я в старших классах училась, а они с мамой уже в разводе были.
– А почему Мара его не выписала? – осторожно спросил Митя. – У него ведь нашлась другая жена, с жильём. Чего он туда не прописался?
– Ну, тут всё просто… – вздохнула Соня. – По крайней мере, для нас. Видишь ли… Прописывая Вову, мама заплатила ему за моё удочерение. Иначе бы меня ей не отдали – в неполную семью. Так не могла же она расторгнуть сделку! По её понятиям – это было бы нечестно. Дорого я ей обошлась.
Она хотела добавить: «И тебе обхожусь дорого…» Но не стала – что толку повторять одно и то же? Как странно – она никогда ни от кого ничего не требовала, и снова – глубоко, бескорыстно любима. И вот к её ногам складываются новые и новые жертвы…
Митя заснул в этот вечер рано – лег, поджидая, пока Соня приберётся на кухне и примет душ, и не выдержал, отрубился – всё-таки недоспал сегодня. А Соня впервые за долгое время уселась поговорить с Борисом. Выдержала его насмешливый, обиженный взгляд.
– Привет… – сказала она.
Лис молчал.
– Ну, прости… – произнесла Соня. – Ты же умный… должен всё понимать.
– Предположим, – лис позиций пока не сдавал. – А что, собственно, произошло? Нет достойного собеседника? Гений твой дрыхнет?
– Ты слышал – про Вову? Какой козёл! Это мамина квартира! – без перехода возмущённо начала Соня. – Я не позволю ему… Да он и не сможет, правда?
– Насколько я его помню, – ответил Борис, решив сменить гнев на милость, – знанием Жилищного Кодекса Вова не блещет. Жанночка тоже не от мира сего.
– Деньги за картину они получили – так чего же не успокоятся? – продолжала Соня, обрадовавшись, что лис отвечает.
– Почему именно сейчас? Может, думает, я прогнала Аньку, для неё это делает?
– Он когда-нибудь что-нибудь делал для Аньки? – пожал плечами лис. – Не забудь, у него ещё Оленька есть. Которая у бабушки в посёлке живет.
– Точно! Оленька вернулась в город! Вова говорил, учится, – осенило Соню. – И они, небось, не хотят, чтобы она с ними жила.
– Возможно, – зевнул Борис, давая понять, что разговор окончен.
– Как всегда, всё за чужой счет, – тем не менее продолжала Соня. – Была бы жива Мара, ещё и Оленьку бы ей на шею повесили – помнишь, они пытались?
– Ну, так что – это всё? – уже резче заявил лис. – Больше тебе нечего мне сказать?
– Например?
Он пытливо смотрел на неё:
– Ты счастлива? Ты всё сделала правильно?
– Да, – твёрдо сказала Соня. – Разве ты не видишь? Митя меня любит.
– Любит, – покладисто ответил лис. – Не врёт, не врёт. Всё в союзники меня призывает, когда ты не слышишь.
Борис усмехнулся одними усами.
– А ты что же? Разве он тебе враг? – вглядывалась в него она.
– Вы сами себе враги, – неожиданно заявил лис. – Из двух один должен любить, а другой – позволять.
– Что за банальность! – возмутилась Соня.
– Когда оба любят так сильно – жди беды.
– Мы не принесём друг другу беды!
– Принесёте… Люди такой любви другим не прощают.
– Хватит каркать! Достали уже, честное слово!
Соня со злостью сжала его, но сразу опомнилась.
– Прости… ну, прости, не злись! Ты сам виноват… и без тебя тут… заладили, – примиряюще сказала она, погладила его шёрстку, суеверно желая, чтобы лис смягчил приговор. – И ты вот опять… А потом ещё обижаешься, что я с тобой не говорю. Повторяешь за всеми. А у нас с Митей всё хорошо.
– Когда всё хорошо – об этом молчат.
– А я и не собиралась… Ты первый начал!
– Нет. Ты – первая начала.
Разговор этот вымотал Соню. Она не стала спорить, холодно произнесла «спокойной ночи» и усадила Бориса обратно. Легла рядом с Митей, залезла к нему под одеяло и пригрелась в его объятьях. «Надо завтра же позвонить Ирине, – решила она. – Вот кто может вспомнить, что там было у мамы с приватизацией».
– Срок давности, наверное, прошёл по таким делам, – удивлённо сказала Ира. – Чего это вдруг сейчас?
Тетя Ира обрадовалась нежданной гостье – оживилась, захлопотала. Они, и правда, давно не виделись. Соня решила забежать к Ирине после первой смены – по телефону всего не объяснишь.
– Да не знаю я… разве его поймёшь?
Они сидели у Иры в гостиной. Вот кто умел и любил наводить уют – так это Ирина. Дядя Лёша обожал комфорт и порядок, и жена ему это полностью обеспечивала. Она теперь тоже работала в школе – учителем музыки, и времени на домашние дела у неё оставалось много.
– Теть Ир… А ты ведь тоже квартиру приватизировала?
– Да, конечно, она у нас с Лёшей пополам. У него тогда ещё мама была жива, так я помню, мы просили от неё заявление, нотариально заверенное, что она не возражает.
– А про Вову с Марой – не помнишь? Она брала с него такое заявление?
– Брала, брала, конечно, брала! Точно помню – мы даже говорили об этом. По закону нельзя было приватизировать без детей, чтобы, значит, права ваши с Анечкой не нарушить. А без Володи можно, но только с его согласия.
– А он?
– Согласился. Мы даже Лёшу к нему посылали для переговоров, мало ли что. Ну, обошлось, вроде как мирно решили. Понимал-таки, что чужая квартира, не совсем совесть-то потерял. Ну, а может, решил не наглеть… у кого бы деньги занимать бегал? Я ещё тогда Марочку спросила, может, проще его выписать, развелись ведь уже? А она – нет, наотрез. Квартплату за лишнего жильца платила – чепуха такая… Он ведь к Жанночке в её хоромы мог в любой момент прописаться.
Интонации у неё стали неприязненными – Жанночку Ира терпеть не могла и не понимала снисходительности подруги к этому «чуду в перьях».
– И где теперь может быть это заявление?
– Как – где? Со всеми документами сдают при приватизации. Но ведь можно архив поднять – там его подпись! Если откажется – экспертизу провести.
– Ой… – буквально застонала Соня. – Да что же это такое! Вот геморрой вылез – честное слово, иначе не скажешь… Вот уж нет у меня сейчас ни времени, ни желания…
Настроение у неё окончательно испортилось. Она вздохнула и встала, подхватив куртку:
– Ладно, тёть Ир, спасибо… Пойду…
Брови у женщины поползли вверх. Вид у неё стал удивлённым, почти оскорблённым.
– Как – пойдёшь? Не для этого же ты приходила?