– Ну Сонь! – разозлилась Анька, поймав её взгляд. – Не занимаемся делом – кричишь, что гуляем! А хотим заняться… снова нельзя! Все у тебя дураки, кроме тебя! В конце концов, это мои деньги! Вот увидишь – у нас всё отлично получится.
– А если нет?
– Кто не рискует – не пьёт шампанское!
– Но… рынок-то в городе, наверное, занят?
– Это крупный рынок поделен, – впервые за весь вечер открыл рот Костик, – а по мелочи – никто нас не тронет. Я всё подсчитал… Даже если совсем потихонечку торговать – окупимся месяца через три, а то и меньше. К тому же – у меня контакты есть, вот вызывают меня на фирму компы чинить, а я им – визиточку.
– Ну, не знаю… – Соне всё это очень не нравилось.
– Отдай им, Сонь! – неожиданно вмешался Митя. – Чем шляться по дискачам, пускай лучше вкалывают. Только если это всерьёз, а не так – один трёп…
– Всерьёз, ещё как всерьёз! Я сама помогать буду! – нашла веский аргумент Анька. – Бухгалтерию стану вести. Может, иуйду от твоей тётки, хватит с меня уже «чай-кофе-подай-принеси».
Соня пожала плечами, но под взглядом мужа неохотно кивнула.
Довольные успехом, гости засобирались домой. А перевозбуждённый за день ребёнок никак не мог переключиться на сон. Вадик вертелся на новом диванчике, выслушивая уже пятую сказку – исполнители сменяли друг друга, а глаза у него всё никак не закрывались. Наконец, Митя, чья очередь была «дежурить», аккуратно вытащил палец из его кулачка.
– Спит! – гордо сообщил он Соне, которая уже стелила им постель.
– Устал, Митенька? – она обернулась, ласково погладила его по волосам.
– Ага, – он губами поймал Сонину ладонь. – Есть немного.
– Не жалеешь? Это ведь теперь постоянно будет – никакого тебе покоя, никакого телевизора, наедине почти не быть…
– Ну и что… Это же всё наше, общее.
– Мить… мне бы хоть какую работу найти. Что, ты так и будешь один нас тянуть?
– А как же другие? – резонно заметил он. – Жены с детьми сидят, мужики работают.
– Ав садик его надо водить, как считаешь?
– К Надьке твоей?
– Да уж… – вздохнула Соня. – К тому же, там надо платить. Заведение у нас недешевое.
– А если в простой садик попробовать? – предложил Митя. – Может, там получше твоей Надьки воспитатели, хоть и не круто. В школу-то ему когда?
– Через два года, мне кажется. Он мальчик способный, можно отдать с шести, а осенью семь исполнится. Иди, Мить, ложись, я сейчас…
Соня отправилась в ванную, подошла к зеркалу и стала смывать тушь с ресниц. Собственное отражение ей не понравилось, выглядела она очень усталой. В последнее время она постоянно рассматривала себя – Наташины слова не пропали даром. Теперь Соня и сама находила у себя под глазами «гусиные лапки», да ещё её пугало, что привычная почти с детства вертикальная складка между бровями больше не разглаживается, а становится заметней и глубже.
– Ты чего застряла?
Она увидела отражение Мити у себя за спиной. Обеими руками он ухватил Соню за талию.
– Подожди, Мить.
Она продолжала недовольно вглядываться в своё лицо.
– Ты очень красивая… – прошептал он ей на ухо.
– Ага… вот смотри – здесь и здесь… – Соня указала ему на находки.
Молодому мужу не стоило говорить о своих недостатках, в женских журналах, должно быть, написали про это не одну статью. Но Соня не читала женских журналов – она так доверяла Мите, что надеялась на его утешение.
– И что у тебя здесь? – ласково спросил он, поворачивая её к себе и целуя указанные места.
– Морщины… Заметно, да?
– Ничего у тебя нет, – улыбнулся он.
– Мимические – уже есть.
– Они у всех есть.
– Мить… но ведь будут… всё равно будут. Всё больше и больше.
– Сонь… пусть будут, мне твоя каждая морщинка дорога…
– Ты это сейчас только, а потом посмотришь… я старше тебя и…
– Глупая… Насколько ты там старше! Знаешь, что такое морщины? Мне бабушка всегда говорила… Когда человек думает, страдает, удивляется – на лице следы остаются. А если этих следов нет – значит, выходит, и не смеялся, и не плакал.
– Какой ты у меня мудрый, оказывается, – улыбнулась Соня. – Вот и проверим, что ты через десять лет скажешь… влюбишься в юную девочку и…
– Ты мне не веришь? – разгорячился Митя. – Думаешь, я люблю в тебе только лицо? Я в тебе всё люблю, всё-всё! Но вот не знаю… как объяснить. Вот закрываю глаза – передо мной твой облик… только не внешний, ну не только внешний… это что-то другое. Какое-то ощущение… именно тебя! Яркий такой свет внутри – сразу дух перехватывает… и больно так, и тепло… такое счастье – невыносимое. И это и есть ты…
Он был так трогательно искренен, и, хотя объяснял не очень-то связно, Соня его поняла. Правда, по Митиным действиям стало ясно, что одним только светом в душе дело не ограничится.
– Митя, иди ложись, тебе рано вставать, – попробовала протестовать она. – Я хотела в душ… И посуду надо домыть.
– Я домою… потом…
– Ну-ка, снимай свою майку в стирку, – приказала Соня.
Митя послушно стянул майку, но уходить не собирался.
– Давай, и твою постираем, – предложил он и потянул жену на себя.
И тут раздался короткий звонок в дверь. Соня бросила испуганный взгляд на часы – без десяти одиннадцать. Может, Анька что-то забыла? Митя нахмурился. Подошёл к двери, глянул в глазок, потом – как-то странно – на Соню.
– Кто там? – тревожно и тихо спросила она.
– Открой, – за дверью послышался знакомый, но приглушённый голос. – Есть разговор.
Соня с силой замотала головой, испуганно глядя на Митю. Но лицо у него стало каменным, словно он надел маску, губы – крепко сжались, а в глазах появилась нехорошая точка. Он решительно отодвинул Соню и повернул замок.
Женя вошёл в квартиру, отряхиваясь от снега. Не спеша закрыл за собой дверь. Цепким, прищуренным взглядом оценил обстановку: испуганная Соня в намокшей майке, Митя с голым торсом.
– Чего тебе надо? – выговорила Соня.
– Аянек тебе. Я вот к нему, – Женя движением головы указал на Митю, вложив в этот короткий жест всё своё презрение.
Тот не заставил себя долго ждать – бледный, со сжатыми кулаками, он двинулся навстречу сопернику. Соня моментально оказалась между ними.
– Господи, Митя, не надо! Женя, зачем ты…
– Без нервов, детка, – произнёс Женя сурово и мрачно. – Тупое махалово я давно перерос, не х… пришёл мериться. Но если кому-то неймётся… то позже.
Мужчины смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью. Казалось, напряжение между ними такое, что сейчас полетят искры.
– Я не понимаю… чего тебе надо от нас… – взмолилась Соня.
Она ухватила Митину руку, пытаясь его удержать.
– Стоп, я сказал. Успокой своего Ромео. Всё очень серьёзно. Речь не о тебе… пока.
– Что… что случилось?
Она достаточно знала Женю, чтобы понять – тот не шутит.
– Дмитрий Антонович, – издевательски проговорил он, презрительно глядя на Митю, – хочу кое-что тебе показать.
Женя вёл себя, как хозяин положения, взрослый мужчина, не желающий опускаться до уровня собеседника, но вынужденный идти с ним на контакт. Митю это, конечно, бесило – у него даже скулы побелели.
– Я тебя слушаю, – проговорил он сквозь зубы. – Говори, чего тебе, и выметайся.
– Это будет мужской разговор, – всё так же насмешливо ответил Женя, но в его голосе прозвучали серьёзные, твёрдые нотки. – Одевайся, в машине перетрём.
Странно, раньше Женя никогда не приезжал на машине – во-первых, жил совсем недалеко, во-вторых, без лишней необходимости не выезжал.
– Отлично, – Митя схватил куртку.
– Нет! – испугалась Соня. – Он никуда не пойдёт! Или я с ним!
– О-о-о, – с усмешкой протянул тот. – Под крылышко мальчика прячешь? Не бойся, не обижу. Все функции останутся целы.
Но в глазах у него, когда он смотрел на Соню, появился горький, болезненный вопрос.
– Смотри, как бы тебя не обидели… – тихо, с ожесточением произнёс Митя.
Соня видела – он на пределе, ярость так и рвется из него, ещё немного – и Митя бросится в драку. Казалось, это Женя должен быть сейчас в его роли, это он – оскорблён и предан; однако, он вёл себя гораздо спокойнее и выглядел куда уверенней. Соня не сомневалась, что физическая стычка, как, впрочем, и моральная, закончится в его пользу.
– Женя, или ты говоришь здесь, или уходишь, – твёрдо сказала она, загораживая дверь, и добавила умоляюще:
– Пожалуйста…
– Ладно, детка, только ради тебя, – Женя по-хозяйски заглянул к ним в комнату. – О-о, Сонечка… да у тебя тут перестановка!
– Она тебе не Сонечка, и не детка, – глухо проговорил Митя. – Не лезь сюда, здесь ребёнок спит.
Ни одна черта не шевельнулась у гостя в лице – Соня так и не поняла, знает ли он о Вадике или нет. Он разулся; обувь, как обычно, аккуратно поставил в угол и прошёл в Анькину комнату. Митя – за ним.
Соня вступила туда вслед за мужчинами. Только сейчас она заметила у Жени в руках серую папку. Митя прислонился спиной к компьютерному столику и сложил на груди руки. Он изображал спокойствие, однако желваки у него так и ходили. Женя проделал по комнате странный рейд – сначала, не раздвигая шторы, через щель посмотрел в окно, потом быстрым взглядом окинул потолок, поднял телефонную трубку, опустил, повертел аппарат в руках, и, наконец, обернулся к Соне:
– Это действительно мужской разговор, детка. Он касается только Калюжного-младшего. Пойми, так надо.
Соня перевела на Митю растерянный взгляд. Тот напряжённо кивнул, стараясь сохранять выдержку, хотя это плохо у него получалось.
– Сонечка, побудь у себя, ладно? – ласково попросил он.
Наверное, не стоило подчиняться, но сколько можно ходить по кругу? Она вышла в коридор, причём Женя плотно закрыл за ней дверь.
Соня нервно прошла на кухню, потом вернулась в свою комнату, проверила, не разбудили ли Вадика, села на диван и, сцепив руки, уставилась в стену. Отсюда ничего не было слышно – только приглушённые голоса. Они звучали достаточно тихо, значит, скандал пока не разгорелся. Прошло три минуты… пять… семь…