Соня вспомнила утро того дня, как они гуляли в лесу. Как, как это возможно… один день – словно разные жизни?!
– Снимать будете? – повторила вопрос операционистка.
– Девушка, побыстрее можно? – воззвал кто-то из очереди.
Соня вернулась на землю. Она больше не хочет ничего вспоминать, не желает мучиться догадками. Подумаешь – положил деньги, поспешил откупиться! Как их вернуть, она пока не знала и забирать со счёта не стала. С горечью посмотрела на остаток средств – Анькина часть снята, от её же собственной доли осталось совсем немного – хватит им с Вадиком месяца на три, да и то в режиме строгой экономии.
По-хорошему, надо бы собрать Димины вещи и передать ему вместе с деньгами через Валерию. Соня испытала тёмное, мстительное удовольствие при этой мысли. Напомнить о себе. Сделать ему больно.
Вот только… избавиться от его вещей она не могла. Нет, она не надеялась, что он придёт за штанами или зубной щёткой – ясно, что не придёт. Просто Митины трусы, рубашки, носки казались Соне частичкой его самого. Наверное, это было и глупо, и стыдно, но пока всё в их доме оставалось по-прежнему, Соня ощущала себя замужем. Только сегодня утром она доставала из шкафа и прижимала к себе Митину майку, вдыхая его родной, ни с чем не сравнимый, запах.
На обратном пути Соня встретила Людмилу Алексеевну. Та неожиданно кинулась обниматься и, рассказывая, как плохо в саду без Софьи Васильевны, улыбалась слишком уж сердобольно. Оказывается, Надька ушла на больничный, вместо Сони работает Танечка, а новая сменщица во второй младшей группе не может найти к детям нужный подход. Потом Людмила Алексеевна предположила, что теперъ-то, может, Соня вернётся? И, наконец, отпустила её, заспешив по своим делам.
Соня проводила её недоуменным взглядом – значит, в садике все уже в курсе. Причём брошенная Софья Васильевна вызывает куда больше симпатии, чем она же счастливая. Так и не решив, что отвратительней – завистливая ненависть или сочувственное злорадство, Соня медленно поплелась домой.
Она с ужасом представляла, каким насмешливо-презрительным взглядом встретил бы её сейчас Женя. Соня очень надеялась, что он не придёт поглумиться и уж тем более не вздумает снова заявить на неё права. Может, станет ждать, что она прибежит к нему, подобно бывшей жене? Ну и пусть ждёт, хоть до бесконечности – Соня не хотела ни видеть его, ни слышать.
В субботу они с Вадиком снова отправились в лес. Соня не столько находила в себе силы заниматься ребёнком, сколько наоборот – эти занятия спасали её от отчаяния. Вот только тяжело было отвечать на бесконечные вопросы мальчика – когда же вернётся Митя…
В воскресенье она собиралась пойти в церковь – исповедаться и попробовать найти смысл в нынешнем существовании. Но не смогла себя заставить. Силы – и моральные, и физические, внезапно покинули её. Утром она едва вылезла из постели – только, чтобы приготовить Вадику завтрак. Сейчас она не могла ни с кем говорить. Даже с Богом.
Вадик скучал, и она в который раз решила прибегнуть к помощи телевизора. Но мальчик догадался, что ей плохо и стал в утешение читать ей стихи собственного сочинения. Не будь Соне так худо, она бы развеселилась, так это оказалось забавно. Рифмы, конечно, почти не прослеживалось, но ритм присутствовал, а уж выразительности и эмоций было не занимать. Вадик сочинил целую поэму – про акулу, которая нападала на людей, пока не встретила одного доброго рыбака, который её поймал, пожалел и отпустил. С этого момента акула стала такой же полезной, как и дельфин, катала рыбака на своей спине и защищала его от нападений пиратов и злой бабки. Тут, конечно, сказывалось влияние «Сказки о рыбаке и рыбки», но, несмотря на частичный плагиат, мальчик продемонстрировал и образность, и фантазию. Соня в очередной раз подумала, что Вадик очень одарён от природы.
Потом он всё-таки уставился в телевизор, а Соня – в потолок. Она лежала и размышляла об их общем будущем. Во-первых, нужно срочно искать работу. Возможно, в этом городе ещё остались места, где её могут принять. Во-вторых, пора снова вести Вадика в детский сад: нельзя уподобляться Леониду Михайловичу, утешаться за счет ребёнка и лишать его общения со сверстниками.
Соня задумалась. Не хотелось отдавать мальчика в незнакомое место. Садик, что во дворе, имел дурную славу. Так что – остаётся снова Надежда Петровна? Конечно, это своего рода зло, но зло привычное. К тому же, она постоянно на больничном или в санатории, а Танечке ребёнка можно доверить с закрытыми глазами.
К вечеру Соня немного взбодрилась и даже принялась за обед, приготовила еду на завтра. На другой день, в понедельник, они собрались и пошли в садик – разговаривать с Ниной Степановной.
Борис и только Борис…
Увидев их, заведующая всплеснула руками:
– Сонечка… Вадик! Ну, как вы, мои дорогие?
– Всё в порядке, – как можно ровнее ответила Соня.
– Бледная ты какая… Всё знаю, ничего не спрашиваю…
– У нас всё нормально, – Соня решила сразу перейти к делу, – Нина Степановна, скажите, вы примете Вадика в группу? Не стоит ему всё время дома сидеть. Я собираюсь искать работу и…
– Ну… а почему бы нет? – на секунду замявшись, ответила заведующая. – Можешь приводить завтра, как обычно.
– Спасибо! Только… сколько нам надо платить?
Нина Степановна сразу же поняла, о чём речь.
– Оставим за Вадиком льготу, как за сиротой, у меня все документы сохранились, приказ есть. Не переживай.
– Вот спасибо! – обрадовалась Соня.
– А… можно тебя спросить? Где ты собираешься работу искать?
– Не знаю пока. Пройдусь по всем школам, садам… посмотрю объявления.
Женщина покачала головой:
– Сонечка, боюсь, у тебя ничего не выйдет. Меня, например, предупредили, чтобы обратно тебя не брала, буквально вчера. И с квартирой они своего добьются.
Соня, конечно, предполагала, что Калюжные её не простят, но…
– Даже вчера? Как приятно… не забывают! – не выдержав, горько воскликнула она.
– Софья Васильевна…
– Нет, ну скажите, чего они не уймутся… чего им ещё надо?! Сейчас-то – чего?
– Валентина тебя ненавидит, никак не успокоится, – вздохнула заведующая.
– Почему же? Чем я теперь ей мешаю?
– Не знаю, дорогая… Наверное, ревность. Удивляюсь на Дмитрия – уж он-то мог бы похлопотать, не совсем же ему безразлично, что теперь с вами?!
– Ну, ничего… – бормотала Соня. – На стенках мой портрет не развешан, весь город они не предупредят. Не возьмут по специальности, пойду мыть полы.
– Ой, а знаешь… – задумчиво приложила палец к губам Нина Степановна. – У нас в интернате вечно нехватка кадров. Пойди туда и попросись в нянечки – Калюжные, небось, и не вспомнили про него, они только школы да детсады обзвонили. Авось не узнают, а узнают – не велика потеря, возьмёшь да уйдёшь.
– Отлично. Я так и сделаю, – решительно кивнула Соня. – Спасибо за совет.
Нянечкой так нянечкой… В своё время она побоялась работать там воспитателем, а теперь пойдёт мыть толчки. Но… не страшно, у себя в группе она уже несколько месяцев заменяла няню. Правда, интернат – это тебе не элитный садик.
– Ну и славно, – подытожила заведующая. – Сейчас Дмитрий женится, мать успокоится, а через полгодика я тебя снова возьму.
– В смысле… женится? – замерла на месте Соня.
– Ой… – женщина смутилась. – Ты ведь не знаешь, наверное. Но это ведь по расчёту – у них там кругом один расчёт, ты же понимаешь…
– На ком? – бесцветным голосом спросила Соня.
Могла и не спрашивать.
– Забыла, как зовут. На падчерице Калюжного.
– Я боялась тебе сказать… – Анька глядела исподлобья. – Валерия смеётся: мамаша раньше Наташку терпеть не могла, а теперь расхваливает – девочка-то с наследством. А по мне – так этой мерзкой мамане всё одно, на ком Димку женить, лишь бы не на тебе!
Соня молчала. Пару часов назад она получила удар – ножом в спину, да так с этим ножом и осталась – истекать кровью. Она не понимала, как это может быть правдой? Да, она не раз в эти дни вспоминала Наташу, не сомневаясь, что теперь она ещё активнее возьмётся за Митю. Но, положа руку на сердце, не верила, что он поведётся. Женитьба? Нет, нет, невозможно… Это просто ложь, провокация его родных – специально для Сони, чтобы сделать ей побольнее!
Даже если Дима наплевал на венчание… Для чего ему новая кабала, когда кругом столько возможностей? Да что там, все девушки города могли стать его… И уж если ему бы приспичило – «сестрёнка» нырнула бы в койку и без всякой свадьбы.
– Не расстраивайся, Сонечка! – уговаривала Анюта. – Ты же понимаешь – она наследница, хотят её бабло прибрать.
– Понимаю. Не понимаю, почему он в этом участвует.
– Да ему-то что? Ему сказали – он сделал. Можно подумать, ему это помешает по бабам шляться!
Соня слушала её, пытаясь понять, что происходит. В денежную подоплёку она не верила – у Мити и так хватает теперь денег. А в голову уже закралась отвратная мысль: Митя ушёл не просто так, от жены – к маме. Он уже знал, что уходит к Наташе. Наивная, Соня поверила, что к Наташе он ничего не испытывает. Но, если вспомнить все его трогательные разговоры с «сестрёнкой»… его зависимость от неё – несмотря ни на что… Соня сжала кулаки. Какой же дурой она была! Наивной, ничего не видящей дурой… Она же помнит: в своей семье – так просто нельзя. А тут все карты сошлись. Приданное любви не помеха. Родители – за.
А эта дрянь… Предала собственную мать, закрыла глаза на её убийство, чтобы заполучить того, о ком мечтала с детских лет.
Да и сам он – ничем не лучше. Он продал – и Соню, и Вадика, которого так просил усыновить. Ради денег Калюжного перешагнул через все свои принципы… Или никаких принципов не было вовсе? От безграничного доверия Соня перешла в полное отрицание всего, что, казалось, было в Мите хорошего.
– Останусь с тобой, – объявила сестра. – Что-то ты совсем никакая…
На этот раз Соня не возражала. Уложив Вадика, обе устроились на диване.