Соня услышала в голосе Митиного отца по-настоящему тёплые, сердечные нотки – он был сейчас искренен. Она даже представила, как он положил руку на плечо сына.
– Я не вернусь! – отрезал Митя, не желая поддаваться на его любящий тон, и, наверное, сбросил с плеча его руку. – Самолюбие тут ни при чем. Я люблю эту женщину и буду любить всегда. Она тоже – единственная в моей жизни! Мне не нужны твои бабки. С кровью чужой… И Соне не нужны. Хотя что тебе объяснять? Не вернусь, ни за что, понял?
– Вернё-ё-ошься, – голос у Калюжного перестал быть добрым. – Больше церемониться не буду, хватит.
– Ну и что, что ты нам сделаешь, что вы ещё придумаете? Ну чего тебе от меня надо? Ну, хочешь – найми мне киллера, как для Ларисы! Что, может, у тебя бабок не хватит? Только в том случае ты меня и получишь! В гробу!
– Димка! Знаешь, мне это сейчас что напомнило? – Соня услышала смех – отрывистый, словно Калюжный закашлялся. – Помнишь – Тарас Бульба? Как его там… забыл, как сынка звали – продал отца за бабу. А тот ему – «Я тебя породил, я и убью!» Так там хоть така-ая была, понять можно… ха-ха-ха!
Митя молчал. Наконец, Калюжный прекратил хохотать.
– Убей, – услышала Соня тихий голос мужа. – Прямо сейчас – сам, без киллера. Слабо?
– Ладно, хватит, – резко прервал его отец. – Убью, коли просишь. Но – не тебя. В тебя я слишком много вбухал. Не тебя. Её.
– Что… Ч-ч-что т-т-ы сказал?! – Митя даже начал заикаться.
– Что слышал. Не хочешь по-хорошему – решим твой вопрос радикально. Уберу, как бревно на моём пути. Была проблема – и нет.
Соня вновь подняла глаза на Митю, представляя, как у него похолодело внутри в тот момент. Она вспомнила отчаянье и страх у него в глазах, тогда, дома, на кухне.
– Что? Ты… ты не посмеешь! Я же тебе никогда не прощу!
– Обойдусь без прощения твоего.
– Я… Я тогда сам тебя…
– Кишка тонка. Ещё спасибо скажешь. Когда выбора нет – куда проще.
– Ты… ты – ненормальный! Тебя надо в психушку… Я ни дня не буду жить без неё – слышишь, ты, урод, выродок?! У тебя не будет сына – чего ты добьёшься? Если хоть волос слетит с её головы… Я… я…
Голос у него прервался – Митя задохнулся от страха или бешенства, Соня не знала. Сейчас он смотрел на неё с любовью и тревогой.
– А зачем мне такой сын? – жёстко произнёс Калюжный. – Ты меня знаешь – я слов на ветер не бросаю. Хочешь – рискни, проверь. А хочешь, обойдёмся без жертв, мне фиолетово. Имей в виду – Лариска сама была виновата. И ты – виноват будешь сам. И никогда себе не простишь. А у меня выхода нет – или ты вернёшься, или эта фигня закончится. Никому не позволю забирать моё. Тем более каким-то грязным жидовкам.
В диктофоне настала тишина – видать, у Мити не осталось слов. Потом снова раздался голос отца.
– Значит, так. Вот мои условия. Не хочешь радикальных мер – бросай свою бабу, и пусть живёт, мне на неё чихать. Близко к ней больше не подходи. А самое главное – вот что. Деньги должны быть в одном кармане, значит, Наташка должна остаться в семье. Женишься на Наташке. Вернёшь всё наше назад. А она визжать будет от счастья, как кошка мартовская.
– Ты спятил… Ты просто чудовище… моральный урод…
– Не слышу ответа.
– Хорошо… – застонал Митя. – Я вернусь! Только оставь меня в покое! Я не могу жениться – я женат!
– Это не обсуждается, – Калюжный не слушал. – Даю тебе сутки. Прощаешься, посылаешь свою тихоню подальше – да так, чтоб не бегала за тобой, чтоб поняла – раз и навсегда. Если не сможешь – её убираю я.
– Ты… ты это серьёзно? Я не верю…
– Идиот! Во что – не веришь? Сказать, как умирала Лариска? Что перед смертью крикнула? Как обмочилась от страха… Наташки не оказалось, прошляпили. Может, и к лучшему, Бог отвёл. По правде – мне её жаль было, хоть и на Ларискиной совести всё… И сейчас неохота связываться, геморройно уже, подозрительно. С детства девку растил. Возьмёшь её на себя – повезло бабе.
– Не трогай… не смей трогать Соню… – в голосе Мити слышался холодный ужас. – Скажи… Скажи, что ничего ей не сделаешь!
– От тебя зависит. А то – выбирай варианты, какой интереснее? Машина на переходе… но тут может быть накладка – вдруг живая останется? Можно покруче взять – за все мамины страдания. Изнасилование в подъезде – как тебе? Маньяк в городе – насилует и убивает своих жертв. Правда, мне больше нравится взрыв бытового газа. Чисто и быстро. Кстати, проблема устраняется вместе с вашим подкидышем – чтобы уж никаких больше концов. Наташка тебе родного родит. Собственно, для того и прослушку установили. Чтобы тебя случайно не грохнуть.
Снова тишина. Потом раздался голос мужа – Соня поняла, он сломался.
– Нелюдь ты… – тихо сказал Митя. – Я уйду от неё. Поклянись не трогать её, иначе…
– Слово Антона Калюжного.
– Тогда… верни ей работу. Квартиру.
– Нет, не могу. Надо было раньше думать, когда предлагали. Я – своему слову хозяин, играю только по своим правилам. И всё довожу до конца. Должников надо наказывать, наглецов – ставить на место. Мать хочет, чтобы эта девка осталась ни с чем. Так что пусть радуется, что живая. Теперь главное. С Наташкой заключим брачный контракт. Всё её имущество делится на три части. Одна треть – моя, одна – твоя. Это справедливо – пока я не буду в тебе уверен, как в самом себе. Треть – Натке, и это оч-ч-чень по-божески, если помнить, что она могла гнить сейчас рядом с мамочкой. Будем считать, компенсируем ей смерть Лариски.
– И что же… она согласна?
– А то! Вот она-то как раз свою выгоду понимает.
– Она… она и так тебе всё отдаст, она тебя боится!
– Не хочу загонять её в угол – коль не мёртвая, лучше – благодарная. У меня врагов хватает, взять только Мокина, что за Лариской прибрать хотел. Он сейчас притих, а зуб точит. Ты пойми, сын, неуязвимых нет. Кое-кто роёт под меня – для чего мне лишние проблемы?
– Ты можешь купить у Наташки всё… ты же предлагал Ларисе!
– Всё это и так моё! Ларка со мной хотя бы когда-то трахалась. Да и Мокин давил. А этой малявке платить не буду, с какой стати? Нет, только женитьба – всё общее, в рамках семьи. И ты в себя малость придёшь. Делом займёшься.
– То есть ты меня ей продаёшь?
– Дурак! Для тебя же всё делаю. А там – разбирайся. Хочешь – пользуй, хочешь – гуляй. И поработай, наконец, сам. Фирму и рестораны давно пора отдать тебе – не бабе таким делом рулить. Ну, чего замолчал-то? Вернись к жизни, сынок!
– Ненавижу… – услышала Соня голос мужа. – Никогда не стану твоим…
– Лирику не разводи! – гаркнул на него отец. – Будь мужиком.
Снова пауза, Соне показалось она очень страшной, как будто в этот момент могло случиться что-то непоправимое.
– Ну что – всё? – несколько беспокойно спросил Калюжный. – Уяснил ситуэйшн? Жду действий. И пожалей мать – она у нас не вечная. Если с ней что из-за тебя… Пущу твою сучку в расход, даже не задумаюсь.
– Будь ты проклят…
Раздался какой-то шум, потом – громкий стук двери и шаги по лестнице. Видно, Митя, выбегая, забыл отключить диктофон. Потом – тишина. Соня вытащила из уха наушник.
– Ты… как ты мог – согласиться на его условия? Как? – не понимала она.
Митя ошалело уставился на неё.
– А что… что, по-твоему, я мог сделать? Дома – прослушка, мне надо было показать, что я тебя бросил!
– Я не про то! Как ты вообще мог повестись, согласиться на всё?
– А что – у меня выбор был?!
– Выбор есть всегда! Ты выбрал – двоежёнство! Ложь! Ты пошёл на поводу у убийцы… шантажиста!
– Есть? Выбор – есть? Соня… ты с ума сошла? Да, я выбрал! Наташку в фате! Чем тебя в гробу… закрытом… Думаешь, я смог бы жить после этого? Зная, что убил тебя? Самоубийство – смертный грех, Сонь, ты сама говорила. Ты этого хочешь?
– Нет… ты должен был… должен был доказать ему, что это тебя не сломит… Пойти в милицию… к прокурору… рассказать всё матери…
– Соня… Соня, Соня, Соня… – простонал он. – О чём ты? Мать бы мне не поверила. Или… ещё хуже – стала бы с ним заодно. Милиция куплена, прокурор – вообще наш друг семьи!
– Зачем же ты тогда брал диктофон?
– Я… я не знал, что он так повернёт! Тобой – я рисковать не стану! Не послушали бы меня менты, это ж ясно! И – что тогда?
– Тогда… тогда предоставить всё воле Божьей. И, возможно, он бы не допустил…
– Возможно?! Я не могу предоставить всё Его воле! Он поручил мне беречь и охранять тебя. Теперь я за тебя в ответе!
– Мы должны жить по Его закону. И тогда всё, что должно случиться – пускай случилось бы!
– Да? А ты себя на моё место поставила? Представь, что Вадика или Аньку убьют по твоей вине? Только потому, что ты не выполнила какое-то условие! Сонь, да я не только женюсь, я дам себе руку отрезать, глаз вырвать – лишь бы ты не пострадала…
Соня закрыла лицо ладонями.
– И что же теперь? Что? – простонала она.
– Я всё продумал… – Митя обхватил её ещё крепче и снова начал целовать – лицо, шею. – Подпишем с Наташкой контракт, как хочет Калюжный. Сыграем свадьбу. И я сразу уеду – в Москву. Потом выждем время, пока всё затихнет. Оформишь Вадика, и я перетащу вас туда. Снимем вам жильё в другом районе, Москва большая. Деньги у меня будут. Отец ничего не узнает.
– Что? – Соня вытаращила на него глаза. – Буду прятаться, с ребёнком? А если выследят – этого ты не боишься? Какая же разница тогда… И что – так всю жизнь, пока не найдут? А Наташа? Она поедет за тобой, даже не сомневайся!
– Другого выхода нет! – шёпотом выкрикивал Митя. – Бросить вас здесь – без жилья и денег? Здесь всё равно опасно для вас… Мы с тобой – одно целое. Мы должны быть вместе. Помнишь, что сказал священник?
– Если ты хочешь быть с нами – будь с нами в открытую! Как раньше!
– Нет! Это не в моих силах. Даже если уйти с работы, таскаться за тобой по пятам – я не сумею тебя защитить… А ещё Вадька…
– Я никуда не поеду. Не стану прятаться. Пусть всё будет, как будет. А как поступишь ты… Митя, это – дело твоей совести… Вторая жена! Господи, Митя, ты для