В ее сознании только совсем молодой Малцаг был тем воином, тем горцем-джигитом, настоящим героем, который не только посмел, но и сумел как-то противостоять диким полчищам Тамерлана. И именно Малцаг нагло, дерзко и смело напал на святая святых — базовый лагерь Великого эмира, разгромил его и, самое главное, вызволил ее из хищных лап этого коварного злодея.
Малцаг ненамного старше Шадомы. Они оба были юны, и она была его самой первой и поэтому бесконечно желанной женщиной. И он полюбил Шадому с первого взгляда еще тогда, когда ее, совсем еще юную, чистую, белокожую, несчастно-заплаканной девочкой привели в шатер как дар Повелителя. И на его глазах Шадому насиловали, а потом, одурманив сознание опиумом и другими гадостями, заставляли голой танцевать, деспота ублажать.
Все это Малцаг видел, еще худшее представлял, но, помня об обстоятельствах, а более — имея мужское достоинство, он ни разу не только не упрекнул или намекнул, а даже не вспоминал об этом. Лишь раз или два, пытаясь ее обезопасить, Малцаг хотел отвезти Шадому подальше в горы, к сванам. Однако гордая девушка наотрез отказалась, с Малцагом делила все тяготы суровой походной жизни, чуть ли не сама принимала участие в боях. А последний эпизод, когда Малцаг с ее помощью бежал, она восприняла как должное: тогда либо оба погибли бы, либо один мог спастись.
С тех пор об участи Малцага она ничего не знала. Свою жизнь спасенной никогда не считала. Правда сама жизнь уже дважды делала ей подарки, короткие мгновения радости, — это время, проведенное с Малцагом, и неожиданное появление ее старичка. Последний, вдохнув было в нее искру жизни, недавно навсегда ушел, и она пребывала в гнетущем состоянии, в некой безысходной тоске и пустоте. И вдруг судьба вновь послала ей близкого человека, ее первую и единственную любовь — Малцаг! При виде его она едва не лишилась чувств, да благо рядом был доктор Сакрел.
— Надо действовать, надо его спасать, — поддерживая, взбодрил он Шадому.
Как надо действовать в Измире, Шадома уже знала: к счастью, здесь все, кто у малейшей власти, на деньги падки. От предложенной Шадомой суммы надсмотрщик Малцага чуть не поперхнулся от ликования: ему и добивать не надо, и трехмесячный доход, и утром он подпишет акт, что больше такого муниципального раба, как Малцаг, уже нет. А сейчас он с готовностью помогает увести полуживого раба. А Малцаг на вид — ну совсем тощий, лишь скелет, а поднять, тем более нести его нелегко. Да, видно, свобода и свежий ночной бриз вдохнули в него жизнь, так что он сам пошел, только не прямо, а по привычке в бок его косит, словно вновь круги под кнутом наяривает. Этого всплеска энергии хватило ненадолго: ослабевшие ноги в один миг подкосились, и он, теряя сознание, упал.
— Понесли, я тороплюсь, — волновалась Шадома.
— Куда мы его понесем? — также взволнован и Сакрел.
— Ко мне домой, — задыхаясь, отвечает она.
— У тебя есть дом? — оторопел Сакрел. — Ну и ну, а я двадцать лет здесь — в чужом сарае ютимся.
Измир — город небольшой, делится на две части: крепость-порт, где Родосские рыцари-христиане (Смирна), и сам город, что значительно разросся при сельджуках. Путь до дома Шадомы вроде недалекий. Однако им было не под силу Малцага нести, да к тому же могли привлечь нежелательное внимание. Малцаг, словно догадываясь об этом, ненадолго пришел в себя и, опираясь на спутников, пытался идти, но уже на пороге буквально рухнул.
Домик небольшой, саманный, чистый, теплый, всего две комнаты. Без излишеств, но все, что нужно, есть. Зажгли масляную лампадку, и стало совсем уютно.
— Ну, ты молодец! — восхищался доктор, а она словно не слышит, возится возле постели, очень спешит.
Сакрел уже повидал жизнь, к тому же он врач, значит психолог. Он сразу понял, что меж этими молодыми невольниками какая-то мощная связь, какая-то сила влечения, что гораздо больше любви. Однако Малцаг лежит почти без чувств, а девушка — умело ухаживает за ним: на лице и в движениях никаких чувств, никакой страсти, вроде только расчет и сухость. Но Сакрел понимает, что эта внешняя суровость — как защитная маска от жизни лихой… а что станется с его девочками, совсем детьми? От этих мыслей скупая слеза невольно покатилась по щеке, застряла в поседевшей бороде.
— Я подневольна — раба, — подтверждая мысли Сакрела, строго говорит Шадома. — Должна бежать. Смогу приходить только днем, и то изредка.
— Я тоже раб, — сказал Сакрел, поняв, что девушка давно это определила. — Как раз днем на службе в больнице, а каждую ночь буду наведываться… А сейчас с тобой уйду, лекарства ему нужны.
Они спешно засобирались, уже покидали жилище, когда тяжело сопящий Малцаг шевельнулся, с трудом приподнял голову:
— Шадома, — слабым голосом прохрипел, — спаси его девочек.
— Каких девочек? — удивилась она. — Где они?
— У тебя, там, в «Сказке Востока», — прошептал Малцаг. Еще строже и печальнее стало лицо Шадомы, она задумалась и после продолжительной паузы неуверенно ответила:
— К счастью или к сожалению, но «Сказка Востока» — не мое заведение. Я постараюсь.
— Постарайся, — медленно подняв руку, Малцаг слегка погладил пальцами ее плащ и, как бы подталкивая, прошептал: — Иди, спаси их, а то как мы.
В ту же ночь Сакрел вернулся. Он буквально заставил Малцага есть, принимать нужные микстуры, а когда начал растирать тело странно пахнущей мазью, Малцаг погрузился в глубокий сон.
Дважды Малцаг просыпался — никого не было. Светлый день, и он в пьяной истоме, блаженно засыпая, думал, что наконец-то попал в рай. Легонько теребя по плечу, его разбудил Сакрел, на лице улыбка:
— Я так рад, так благодарен тебе, — сходу выпалил доктор, а потом шепотом, как великую тайну: — Дети домой вернулись. Я так счастлив, а жена!.. Ты не представляешь!
Чуть позже его голос был требователен и строг:
— Это все надо съесть. Твой желудок отвык, а силы нужны. Ешь, ешь, запивай. Через недельку встанешь.
На следующий день Малцаг уже сам встал, а ночью, когда Сакрел осторожно приоткрыл калитку, он его встречал.
— Это ты? — испугался доктор. — Да как же так возможно? — все удивлялся он. — Пошли в дом, тебе нужен покой.
— А где Шадома? — о своем печалился Малцаг. — Почему не приходит?
— Не знаю. В ту ночь на рассвете она привела моих девочек… была очень встревожена и торопилась.
— Думая о ней, они замолчали. Первым заговорил врач:
— Видать, нелегко ей мои девочки обошлись. А я ее толком и не поблагодарил.
— Еще успеешь, — грубо процедил Малцаг и, отрешенно глядя на огонь: — Ты должен пойти в «Сказку Востока».
— Да ты что?! — встрепенулся Сакрел, невольно отпрянул, но, увидев гневный взгляд Малцага, он сразу сник и тихо вымолвил: — Один вход туда стоит золотого, — он глубоко вздохнул, — а я, поверь, в долгах.
Это откровение смутило больного, он покосился в сторону свертка с едой:
— О, об этом не волнуйся, — оживился врач, — в больнице еды вдоволь: милостыню дают. А вот денег — нет. Сам знаешь, все больные, как ты, — рабы.
— Я уже не раб! — чуть ли не крикнул Малцаг, от возбуждения сжал кулаки. — И никогда им не был!
— Успокойся, успокойся, — обхватил его Сакрел, — тебе нельзя волноваться, поешь. — Он усадил молодого человека, и чуть позже, когда Малцаг уже жадно ел: — Аппетит появился — очень хорошо. — И как бы про себя, — нравится мне твой бунтарский дух: где-то он тебя сгубил, где-то спас, но сейчас быстро к жизни вернул.
— Какая это жизнь! — возмутился Малцаг. Он с ненавистью посмотрел на грудь, где клеймо, провел рукой по ране, где когда-то было ухо, печально опустил голову.
— Ты не огорчайся, — какая-то ирония появилась в тоне доктора. — Я уже об этом думал, — он тонкими пальцами погладил клеймо на груди, такое же — на плече. — Все поправимо. У тебя и так все тело в ранах, появятся еще две: вырежу я тебе их — пустяк.
— А уши? — как ребенок насупился Малцаг.
— А что уши? Вот отрастишь волосы и ничего видно не будет… А пока шапку носи, или чалму, как здесь ходят.
— Вырезай сейчас, — загорелись глаза кавказца.
— Ну-у, ты что? Это ведь операция. Тебе окрепнуть надо.
— Я уже крепок, — вскочил Малцаг.
— Это дух твой всегда крепок, — постановил врач. — А тело: посмотри на себя — одни кости. А операция — как две раны. Ты ведь знаешь, что это такое.
— Когда можно будет? — загорелся молодой человек.
— Посмотрим, — ответил Сакрел, засуетился по комнате, что-то прибирая.
— Ты уходи, — уловил его мысль Малцаг и, видя, как тот что-то не решается сказать: — Мне уже лучше, можешь приходить через ночь, даже через две.
— Да, — горестно вздохнул доктор, — боюсь за детей, как бы вновь не забрали. Рабы, — развел он руками.
— Ты с этим смирился, — сух молодой голос.
— Нет-нет, надо что-то делать, что-то предпринять. Где же Шадома?
— Хе-хе, — неестественно едок тон Малцага, — на публичную девку будем уповать.
— Не говори так! — повысил голос Сакрел. — Она спасла нас.
На это Малцаг ничего не ответил, а доктор еще помялся в дверях и напоследок сказал:
— Ты это от ревности… значит, любишь. Прошло две недели, Шадома не появилась.
— Это из-за моих девочек, — все сокрушается доктор, а тут еще забота: Малцаг выздоравливает, молодой организм требует еды, и не как прежде, а с голодными глазами он бросается на жалкий сверток с едой и с набитым ртом, как бы усмехаясь:
— Ха-ха, своих детей еле кормишь, а тут едун напал, да еще какой неблагодарный.
— Тебя-то по жизни я обязан кормить и благодарить, — жалок голос врача, — да и в больнице много не возьмешь. Стыдно, — он глубоко вздохнул и жалобно продолжил: — мулазимы приставали, говорят, больницу обворовываю. Даже пригрозили.
— То-то на тебе лица нет, — бесстрастен голос Малцага.
— Что мне делать, я ведь раб?
— Принеси мне одежду, — вдруг выпалил кавказец.
— Что ты надумал? — испугался доктор, а потом, — только то, что на мне, тебе уж больно мала. — И вновь, увидев его уничтожающий взгляд: — ладно, я как-нибудь постараюсь.