А Снежанка назад, к Часихе, бросилась — очнется старуха, если вовремя не вернуться, ошалеет еще. Да и то правда, как объяснить, куда испарилась-то из-за стола?
Но духи зимы пожалели старуху и дали Снежанке время добежать до ее избы и плюхнуться тяжело на лавку. Как раз в это время мир и ожил: вернулись привычные звуки и запахи, цокнуло блюдце о чашку, огонь затрещал, кот грохнулся о половицы, возмущенно мяукнув, будто не понимал, отчего завис в воздухе.
— А ты чего глядишь, будто блазня увидала? — зыркнула на Снежанку Часиха, пригубив чаю, как ни в чем не бывало.
А ведь и, правда, увидала. И не одного! Вот жуть.
Но Снежанка лишь неопределенно передернула плечами, будто к ним паутина прилипла. Оставалось понять, чего призракам этим от нее надо. А кто лучше тетки Марейки скажет? Она видящая, все наперед знает, мамка вон сказывала, они с подружками завсегда к ней бегали, и все сбывалось, что Марейка говорила. Точно, так Снежанка и сделает — едва рассветет, сразу к тетке. И сейчас бы хотелось помчаться, да уж стемнело почти, баушка с ума сойдет, куда ее внучка-хлынка опять умчалась, на ночь глядя. Да и страшновато было в такую-то метель на гору идти. Еще заблудится!
И Снежанка опасливо покосилась на окно, за которым вьюга мела, а узоры морозные еще красивее стали, еловыми ветками стекла украсив. На миг показалось, что там лицо блазнится мужское. Но моргнула Снежка, и прошло все.
Тихая жизнь уральской глубинки нравилась Снежанке, хоть и была она более привычна к казенному дому со всеми удобствами — бегать зимой из бани не слишком привлекало, зато кожа после парилки становилась чище, словно светилась изнутри, да и волосы пышнее от местной воды становились.
Но вот жить в таком домике, как у тетки Марейки, девушка точно не смогла бы — изба смотрела махонькими окошками в лес, что за Первомайкой раскинулся, вся перекособоченная, в землю вросшая, казалось, вот-вот обвалится крыша, которая мхом поросла. Но зато с холма, на котором сруб стоял, виден был весь Усть-Катав — и Шубино, и Центр с Колонией, откуда когда-то начинался город, и Гора, и микрорайоны с новыми постройками, и даже часть Паранино, где когда-то были выселки с бараками осужденных. У пруда высилось серое заводское здание, которое Снежанка в детстве считала своим домом, где с родителями жила — залезет, бывало, на забор или перекрытия качели в баушкином палисаднике, и таращится на открывшееся раздолье. Иногда она скучала по дому, но стоило в гости к баушке сестрам прийти, как вся грусть испарялась, хотелось проказничать, искать сокровища в ближнем лесу или домового выманивать пряниками да молоком. Девчонки всегда озорными были, сладу с ними не было.
Раньше Снежанка по лету приезжала, но зимнее Синегорье поразило ее белыми горами и кристально-чистым голубым небом. И сейчас, поднимаясь к теткиному домику, то и дело проваливаясь в сугробы, Снежанка не могла перестать любоваться открывающимися видами. Снегопад кончился, тучи давно разошлись, и сапфировый купол небес раскинулся над горами. Морозный воздух, свежий и ясный, упоительно пах сосной, а солнце ласково скользило по скальным отрогам, и его лучи пускались в пляс по замерзшему пруду и реке Юрюзани, тремя мостами перечерченной. Искрились эти лучи, сверкали, и казалось, что весь мир застыл в горном хрустале зимних грез. Как в волшебном шаре, внутри которого спрятан маленький город и насыпан искусственный снег — встряхнешь его, и заметает снегопад улочки и домишки, и кажется тебе, что ты настоящий чародей!
Вот было бы здорово промчаться здесь над горами, натрусить еще больше снега на лес и речку! И Снежанка засмеялась, представив себя в белой шубе да на санях огромных, точь-в-точь, как у Снежной Королевы из сказки. Но тут же погрустнела, смех ее утих — вот, размечталась, малахольная, правильно Часиха ее вчера ругала! Разве ж бывает такое на самом деле?
Но в этом удивительном мире, сверкающем и искрящемся от снега и солнца, казалось возможным все — и встретить зимних блазней в довоенной одежке, и сесть в ледяные сани, чтобы промчаться на них по заснеженным холмам прямиком в чертоги Морозко, царя зимы и холода.
Снежанка нервно передернула плечами и повернулась к темнеющему на горе бору, на фоне которого маленькая изба тетки Марейки показалась похожей на домик Бабы-Яги. Ругая себя за слишком живое воображение, девушка подбежала к воротам и потянула на себя створки, которые гостеприимно распахнулись навстречу. Старуха воров не боялась, жила бедно, а так как собак никогда не держала, то и во двор ее можно было войти безбоязненно.
Домишко был ветхий и старый, вот-вот сгниет, да вот править его, видать, некому. Да и незачем — на жизнь Марейкину хватит. Снежанка огляделась — по дождям тут, видать, грязь стояла непроходимая, досок га земле нет, а с горы вода через забор течет, отгородка-то сгнила, не поставили новую… Как тетка вообще живет-то в этой развалюхе? Баня в огороде чернела, заросшая кустами смородины, и так жутко выглядела, что казалось, тронь ее — и развалится. Наверное, топят ее по-черному, если вообще ещё топят. Как старуха сама дров привезет да наколет? Снежанка огляделась — поленницу все ж увидела под навесом, облегченно вздохнула, не забыла Марейку родня. Ведьма не ведьма, а все ж человек. Жалко ее, болезную. Говорят, совсем расхворалась в последнее время, доживет ли до лета?
Снежанка осторожно прошла по наледи, что сковала землю, рядом темнел полуразвалившийся сарай, а в огороде на белой простыне снега чернела ещё какая-то кособокая постройка. Казалось, ею уже и пользоваться было невозможно, доски торчат в разные стороны.
Тетка Марейка давно не держала скот или птицу, лишь сажала картошку и овощи, и ещё по детству Снежанка помнила, что летом двор зарастал крапивой и какими-то высокими розовыми цветами, похожими на горошек. Сейчас же на девушку сиротливо пялился сучковатый чурбан в снежной шапке. Похожий на лесовика, он, казалось, вот-вот соскочит с места и примется плясать вокруг избы.
По нечищеному снегу идти было не слишком тяжело — его не так много намело, лишь один раз Снежанка едва не провалилась в какую-то припорошенную белой крупой канавку. Девушка помнила рассказы матери о том, что бывали такие зимы, что и ворота за ночь засыпало, и перед тем, как на завод идти, приходилось их откапывать. Вообще, несмотря на свое холодное имя, Снежанка зиму не очень любила, и лишь здесь, на Урале начинала понимать всю прелесть этого времени года. Как будто очаровала ее местная зима, закружив и завьюжив метелями да завирухами. Да и вообще — разве ж видела она до этого настоящую зиму? Так, одно название, а не зима! Сроду столько снега дома у них не бывало.
Не успела Снежанка добрести до двери в дом, как из полутемных сеней показалась тетка Марейка — высокая и худая, как жердь, она показалась высохшей от времени. Тулупчик на ней болтался, как на вешалке, а из-под длинных юбок виднелись голые ноги — ни колгот, ни подштанников Марейка не носила, лишь серые вязаные носки чуть выше щиколоток, и на вид эти носки казались колючими и кусачими. Лицо у старухи было скуластое, длинноносое, с узким треугольным подбородком и острым взглядом синих глаз, удивительно молодых и ясных. Брови — кустистые, мохнатые, платок надвинут на лоб. Как есть ведьмачка! Правду люди гооврят. Но не страшно ни капельки, да и чего бояться ее, старухи немощной? Ее пожалеть надобно — век свой доживала одинокая, никому не нужная.
— Заходи, доча, нечасто ко мне гости хаживают, ох, нечасто… А я тебя помню, ты Тамаркина старшая, да? — посторонилась Марейка, а Снежанке стало стыдно за то, что ведьмой он тетку мысленно обзывала.
— А я вот пироги принесла с капустой и грибами, баушка пекла, велела передать, — девушка зашла в полумрак сеней, заставленных всякой всячиной, и протянула завернутые в полотенце пироги.
Проходя к передней, где у Марейки, несмотря на ее не совсем богоугодные дела, все же был обустроен красный угол с иконами, Снежанка едва не упала, перецепившись через ведро, которое зимой ставили у вдоха, чтобы не выходить ночью во двор — туалет обычно строили далеко от крыльца, у Марейки он и вовсе прятался за зарослями малинника, в дальней части огорода. К счастью ведро было пустое — оно со звоном прокатилось по половицам, а Снежанка испуганно вздрогнула, не сразу сообразив, что это загремело.
— Коли боишься, то чаво пришла-то? — ворчливо пробормотала тетка, со вздохом тяжелым поворачиваясь. Смерила девушку тяжелым взглядом, но двери в переднюю распахнула. Оттуда приятно запахло сушеной душицей, листьями земляники, молоком и медом, еще какими-то лесными травами, названий которых Снежанка не знала.
— Не боюсь я, — девушка скинула курточку и шапку, повесив их у входа, потом зашла, чуть пригнувшись — в этой избе потолки были низкими, двоенная ещё постройка. Но внутри оказалась уютно — половички тканые везде, что на полу, что на лавках и табуретках, огромная печка с пестрыми занавесками посреди комнаты, на окнах — герань и фиалки, а в закутке у печи грибы сушатся, венички сухих трав висят. Даже не скажешь, что такая красота в комнатах, и просторнее они кажутся — словно волшебством каким Марейка владеет, чтобы расширять пространство в своей избе. И окошечка три у нее, странно, с улицы казалось — два их по этой стороне. Но Снежанка решила, что ошиблась, не будет же на самом деле тетка чаровать в открытую, да и… может, байки все это старушечьи? Может, никакая она не ведьмачка? Живет одна, на отшибе, вот и наговорили.
Черный, как деготь, кот, выскочил из-под лавки, потерся о ногу хозяйки и пристально уставился на Снежанку ярко-зелеными глазами. За окном взвыл ветер, и в комнате потемнело, словно тучи резко зашли. А может, так и было — здесь-то и летом за час могла погода смениться, только солнце жарит, но враз ливень холодный зарядит. Зимой и вовсе буран мог начаться, даже если ничего не предвещало непогоды.
— Волки снежные на охоту вышли, — старуха положила гостинцы от сестры на стол и принялась хлопотать у печи, готовя какой-то отвар.