- Ат харашо! Ходи к мине! - Всплеснул руками Улугбек, переводя взгляд с Ильи на примус, словно бы это починка примуса привела Илюшку к столь значительному пересмотру взглядов на жизнь. - Я тибе в чайхане работ всигда найду! Как брата приму! Билят! Хочишь - собак руби, хочишь - чай вари, хочишь - чиво хочишь!
Илья поморщился:
- Что я тебе, гастарбайтер что ли, чтобы на черной работе уродоваться? Понаехали тут... У меня еще имперский комплекс, может быть, не прошел. Я обо всем мире размышляю, а ты мне тут такую хуйню... Обидно даже. Давай по-другому рассудим - хочешь я возглавлю твое предприятие? Забросим собак, начнем нормальных свиней жарить, интерьерчик обновим, погоним сволотню, какая сейчас у тебя собирается, начнем приглашать приличных людей, элиту. А? Как тебе? А там, глядишь, достигнем международного признания. Ведь стоит только один раз какому-нибудь президенту зайти, дальше само собой пойдет как по маслу. Как считаешь?
- Какай элит станет на рынок чайхана приходить? - с сомнением покачал головой Улугбек.
- Вот, блядь, всегда так! - Илья досадливо крякнул, достал из-под стола недопитую бутылку водки, махом налил себе с полстаканчика, не больше. Залпом выпил, не предложив Улугбеку, значит, не выпил, а поправился... - Стоит им идею развернуть, урюкам приземленным, так сразу засрут на корню. Ты пойми, что критика как навоз - хороша только в умеренных дозах. Навозом тоже так завалить можно, урожай погибнет... Вот тебя навозом перекорми - сдохнешь ведь, чмо азиатское?
- Защем навоз кушать буду? - не понял полета мысли Улугбек. - Я даже собак не кушаю. Навоз - плохой кушать... Шутка был, да?
- Да не, я к тому, что приземленный народ. Чуть что идею двинешь красивую - глядишь, завалили. Ты думаешь почему по всей Руси сральники стоят такие загаженные, войти жутко? Все на идеях стоят! Это не сральники, брат, это мавзолеи идей! Чуть кто один идею заронил, так сразу толпа набегает и серет, серет на нее без меры и без смысла. Потому у нас все так... Я вот знаешь за что Арнольдика люблю?
- Вэ?
- За то, что у него мечта есть! И сам себя ловлю порой на том, что самому хочется на мечту его насрать с три короба иногда. Удержу нет, как тянет! Но сдерживаюсь: брат он мне. Да и страну поднимать надо, сколько ж можно...
- Ат!
- Вот хочет он найти свое это... ну, хуйню эту мелкую... - Илья отмерил ногтем предполагаемый размер тау-лептонного нейтрино. - И не нужна она никому вроде, грязь эта с-под ногтей, а глаза у человека горят, когда о ней говорит!
- Какай?
- Такай!.. Как она?.. Ну, херня эта его?.. Не помнишь?.. Я сам забыл... Но - мечта! Потому - уважаю! А ты? Посмотри на себя! Эх ты!... Ган-дон! Одно слово...
- Слющай, защем так расстроился? Не хочищь собака рубить, давай кассир. Касса сидеть будешь. Харош работ!
- Вот все у тебя так. Все на деньги меряешь. Заметь, люди стараются Арнольдик наш о мелком думает, я о высоком, о судьбах мирских. А ты о чем? Как бы лишний раз брата нагреть! Брат паши круглые сутки, а хозяином все равно азиат будет!.. Ладно, бог тебе судья.
...Нельзя сказать, что Улугбек ушел от брата обиженным. Он был великий узбек и никогда ни на кого не обижался. Особенно на старшего брата, которого горячо любил непонятно за что.
Тем временем дальнейшие события нашей истории поимели тенденцию к развитию, как сказал бы какой-нибудь известный философ или Кант. А именно: на следующий день, когда Илья сидел дома с початой бутылкой и починял примус, раздался звонок в дверь. Пришел Арнольд. Лицо его было белее мела.
- Привет, братан. Налить? - предложил Илья, доставая с кухонной полочки второй стакан, с небольшой щербинкой на краю.
- Наливай, - согласился Арни. - Хотя пить не буду.
- Как знаешь. Тогда я тебе воды налью. Чтоб добру не пропадать. А сам водку допью... Чего такой бледный. Позитрон мимо уха пролетел?
- Все шутки дурацкие... Я, брат, посоветоваться зашел. - Арни быстрым взглядом осмотрел убогую кухню Ильи, даже заглянул в коридор, будто видя все это впервые, хотя бывал у Илюшки неоднократно.
- Чего такое?
- Да вот. Беда у меня. А я слышал у русских взаимовыручка сильная.
- Брешут!
- Да к тому же брат ты мне...
- Ну... Я же не виноват, что мамка с папкой... А что случилось-то?
Арни взял со стола стакан и молча опрокинул его в глотку. Илья также взял свой стакан и степенно, но быстро отпил половину. И тут же поперхнулся.
- Что за... Вода! Ты чего, водку мою выпил? Ты же сказал, что не будешь пить!
- Беда у меня, брат...
- Не, ну ты же сам сказал. Я тебе воды... Вот, еврейская порода! За то вас и не любят люди, народ! С-с-сволотня... Все, блядь, с подковыркой, с хитростью... Себе получше, а русским - воды норовят... Сруль ты - вот ты кто!
Арни не обиделся, хотя обычно обижался на подобные пассажи. И по этой необидчивости, если бы Илья не был слегка под хмельком, он бы догадался, что Арнольду что-то нужно.
- Прости, брат, от горя не заметил, - глупо соврал про выпитое Арнольд. - Беда у меня.
- Беда - не причина, чтоб водку жрать, - все никак не мог отойти от случившегося Илья.
- Помоги, брат, давай квартиру твою продадим.
- И ведь, главное, сказал: не буду, а сам... В каком смысле "продадим"?
- Ну у меня-то нет квартиры. Я-то живу, комнату снимаю у одной бабушки.
- И что?
- Пойми, брат. Влетел я. Влетел крепко. На большие бабки попал... А я тебе потом отдам. Из Израиля пришлю. Мне вызов устроили. Место хорошее обещали. Устроюсь, начну высылать потихоньку... Даже больше отдам, чем одолжу. А то зарежут меня, и ты вообще ничего не получишь.
- А жить я где буду, когда... Погоди, погоди... - Илья никак не мог переварить такое количество информации, упавшее на него в столь короткий промежуток времени. - Толком говори, каналья.
- А, - махнул рукой Арнольд. - Тут говори не говори... В общем, занял я тут денег немеряно. На опыты, в сущности, занял. Мне казалось, еще немного, и я открою... Открою тау-лептонное нейтрино... Но прокинули меня хохлы.
- Какие хохлы?
- Я не сказал? Строители. Надо же было ускоритель построить. Они пообещали, деньги даже взяли, то есть все уже на мази было. Но потом пропали... У меня плохие подозрения, Илюша. Телефон их молчит. Думаю, они скрываются... Боюсь, я никогда уже не открою свое нейтрино. Мечта детства.
- А у кого брал? - хмуро спросил Илья, мысленно прикидывая, как ему поскладней соврать брату о невозможности продать квартиру.
- Я не сказал? Ты знаешь его... Старшину Вовка помнишь?
Илья всплеснул конечностями:
- У него что ли?
- Да. И уже проценты натекли. Он сам предложил, сказал, что после тау-нейтрино нобелевка обеспечена. А нобелевская - это миллион долларов. Немалая сумма для нас с тобой, согласись.
- Я думаю, даже для Улугбека немалая.
- Я подтвердил, да, говорю, действительно, нобелевская - миллион. Он как услышал и сразу такие проценты мне вломил...
- Чего ж ты не сказал, что нобелевка может и через 30 лет быть вручена.
- Да постеснялся как-то.
- Ладно, ты пока посуду помой, а я помозгую.
Пока шумела вода и не посмевший отказать брату Арнольдик мыл засохшие на прошлой неделе тарелки, Илья мучительно размышлял, как бы покорректнее отказать брату.
- Ну как, вымыл?
- Немного осталось. А кому ты квартиру продашь? Никого нет на примете?
- Мой, мой...
- И сколько, интересно, за нее можно выручить?
После помывки посуды, Илья по-братски попросил Арнольда вымыть полы и отдраить пожелтевший унитаз:
- А то у меня рука болит, не могу делать ничего.
"А ты подожди, пока рука пройдет. Столько лет не мыл. Можно еще недельку потерпеть," - хотел было отказать Арнольд, но постеснялся. И потом, если уж продавать квартиру, так в лучшем виде.
- Я бы мог... ну и вонища... через своих в институте провентилировать вопрос с квартирой, как корректно продать квартиру, чтобы не кинули, бубнил Арнольд, стоя на коленях перед унитазом с закатанными по локоть рукавами. - А то сам знаешь, какие сейчас времена. Рисковать-то нам с тобой сейчас никак нельзя. Как думаешь, это все быстро можно оформить?
- М-м? Нет, не знаю... Не отвлекайся. Я сам об этом подумаю. Не утруждай свой мозг, он ценен для науки. Я сам подумаю, как бы мне тебе... Ты домыл там? Слушай, а у меня квартира не приватизированная.
- Ты же говорил, что приватизировал! Даже свидетельство о приватизации розовое показывал.
- А, да... Я забыл. Ну что тебе еще сказать?.. Слушай, там на балконе всякого барахла стоит немеряно. Ты уж вынеси, пожалуйста. Да и балкон я сроду не мыл...
- Балконы не моют.
- Ну это те не моют, кто хочет всю жизнь в свинстве прожить. Я же не свинья.
...Пока Арнольд с ведром воды пидорасил братский балкон, Илья на кухне раздумчиво растягивал меха гармоники. Думку тугую мыслил. Причин для отказа родному брату он не находил, а просто так беспричинно отказать родному человеку Илье было неудобно. Ближе-то ведь не было у Ильи никого. Родная кровь. "А может, его поддеть под ноги, да и сбросить с балкона вниз? Неожиданно подумалось Илье. - И проблем никаких." Некоторое время Илья представлял, как бы мог половчее ухватить брата за ноги. Например, сказать ему: "Смотри, слон!" Он перегнется через перила и тут его очень удобно за ноги - раз!
"Нет, нельзя так поступать, - вздохнул Илья после здравых прикидок. Третий этаж. Может не разбиться до смерти. И потом неудобно будет в глаза ему смотреть. Лучше сквозь землю провалиться... Был бы хотя бы пятый этаж. А лучше восьмой-девятый. И почему Хрущев такие низкие постройки для людей выдумал?"
- Илюша, брат,- Арнольд вышел с балкона с полным ведром грязной воды. Я смотрю на тебя, и сердце мое умиляется: родная ж ты мне душа! Никого же у тебя ближе нету, чем я, брат твой кровный...
"А может, его отравить? - внезапно пришло в голову Илье. - Но чем? Он ведь, еврейская морда, что попало не жрет, националист чертов."