В это время в сад прилетела стайка белых зябликов. Они, что было вполне естественно, побаивались Фиалки и Пиона, но, как ни странно, сразу же подлетели к белоснежной девочке, начали весело порхать вокруг неё, садиться ей на плечи и вообще вести себя так, словно это их старая знакомая. И она, в свою очередь, была рада видеть этих птичек, внучат старой зимы. Девочка протягивала к ним руки, приглашая их сесть. И они, трепеща крылышками и оттесняя одна другую, попытались спуститься на её ладошки и десять крошечных пальчиков. Одна прелестная птичка прильнула к её груди, другая — к её губам. Они были счастливы и, казалось, чувствовали себя в родной стихии — такими вы можете видеть этих птичек, когда они носятся в снежном вихре.
Фиалка и Пион улыбались, видя это очаровательное зрелище; они так радовались, что их новой подружке весело с этими маленькими гостями, как будто бы сами принимали участие в этом веселье.
— Скажи мне правду, без всяких шуток, кто эта девочка? — в растерянности спросила мать.
— Мамочка, — ответила Фиалка, серьезно глядя в лицо матери и, очевидно, недоумевая, почему та нуждается ещё в каком-то объяснении. — Я же сказала тебе правду. Это маленькая девочка, которую Пион и я сделали из снега. Пион скажет тебе то же.
— Да, мама, — подтвердил мальчик. Его маленькая разрумянившаяся физиономия приняла самое серьезное выражение. — Это маленькая девочка. Правда, хорошенькая? Но, мама, у неё такие холодные ручки!
Мать не знала, что и подумать и что предпринять. В это время распахнулась калитка и появился отец Фиалки и Пиона, в пальто из толстого синего сукна, меховой шапке, надвинутой на уши, и в теплых перчатках. Мистер Линдси — человек средних лет, с утомленным, раскрасневшимся от мороза лицом — был безмерно рад вернуться в свой уютный дом после целого дня работы. Его глаза заблестели радостью при виде жены и детей, хотя он не мог удержаться от недоуменного восклицания, найдя всю свою семью на улице в такой холодный день, да ещё после захода солнца. Вскоре он заметил белоснежную незнакомку, порхающую по саду, словно маленький снежный вихрь; стайка зябликов резвилась около неё, летая вокруг её головы.
— Господи Боже мой, кто же эта маленькая девочка? — спросил этот весьма благоразумный человек. — Её мать, несомненно, сумасшедшая позволить ребенку выйти в такую плохую погоду, как сегодня, в одном тоненьком платьице и таких легких башмачках!
— Мой дорогой, — ответила жена, — я знаю об этой маленькой девочке не больше, чем ты, Я думаю, что это чей-то соседский ребенок. Наши Фиалка и Пион, — добавила она, смеясь про себя оттого, что повторяет такую нелепую выдумку, — уверяют меня, что она — та самая снегурочка, которую они вылепили здесь, в саду.
Говоря это, она взглянула на то место, где дети лепили снегурочку. Каково же было её удивление, когда она не увидела там ни малейших следов столь любовно вылепленной фигурки. Ни кучи снега — ничего! Только следы маленьких ножек вокруг пустого места.
— Это очень странно, — сказала мать.
— Что же тут странного, мамочка? — спросила Фиалка. — Папа, я все тебе объясню. Это наша снегурочка, которую мы слепили с Пионом; нам хотелось иметь подругу, с которой можно было бы играть. Правда, Пион?
— Да, папа! — подтвердил раскрасневшийся Пион. — Это наша маленькая сестричка. Разве она не кра-са-ви-ца?
Но мне стало ужасно холодно, когда она меня поцеловала.
— Что за глупости, дети! — воскликнул их добрый и честный отец, который, как мы уже сказали, склонен был все рассматривать с точки зрения здравого смысла. — Не уверяйте меня, что из снега можно делать живых людей. Пойдем, жена! Эта маленькая незнакомка не должна ни секунды оставаться на морозе. Пойдёмте в гостиную; ты дашь ей поужинать хлебом и теплым молоком. Словом, дай ей все, что нужно, чтобы согреться. А я тем временем пойду разузнаю у соседей, и, если потребуется, городской глашатай объявит по улицам о пропавшем ребенке.
С самыми лучшими намерениями этот честный и добросердечный человек собрался было подойти к белоснежной девочке, но Фиалка и Пион схватили отца за руки и принялись горячо упрашивать его не заставлять снежную девочку входить в дом.
— Папочка, — кричала Фиалка, преграждая отцу дорогу, — я тебе сказала правду — это наша маленькая снегурочка, она может жить, только пока дышит холодным ветром с моря! Не заставляй её входить в теплую комнату.
— Да, папа! — подхватил Пион, топая своей маленькой ножкой, так сильно он был раздосадован. — Это наша маленькая снежная девочка! Она не любит тепла!
— Какой вздор вы несете, дети! — воскликнул отец. Его и смешило, и раздражало в них то, что он принимал за безрассудное упрямство. — Сию же секунду отправляйтесь домой! Сейчас поздно играть в саду. Я должен немедленно позаботиться об этой маленькой девочке, не то она окончательно простудится.
— Дорогой мой, — сказала жена, понизив голос, ибо она пристально разглядывала снежную девочку и была в большом недоумении, — во всем этом есть что-то очень необычное. Ты, пожалуй, сочтешь меня глупой после того, что я тебе скажу, но не может ли это быть какой-нибудь небесный ангел, которого умилила непосредственность и доверчивость, с какой наши дети лепили снегурочку? Разве не может он провести час своей вечной жизни, играя с такими милыми маленькими созданиями? И вот перед нами то, что мы называем чудом. Нет, нет, не смейся надо мной. Я понимаю, что это глупое предположение.
— Моя дорогая, — муж добродушно рассмеялся, — ты такой же ребенок, как Фиалка и Пион.
В известной мере это так и было, ибо всю жизнь сердце этой женщины было полно детской простоты и веры — веры чистой и ясной, как хрусталь; и, взирая на все предметы сквозь эту хрустальную среду, она иногда видела истины настолько глубокие, что остальные люди смеялись над ними как над бессмыслицей и вздором.
Но вот добрый мистер Линдси вошел в сад, не обращая внимания на протесты детей, чьи взволнованные голоса летели ему вслед, умоляя позволить снегурочке остаться в саду и резвиться на холодном ветру. При приближении мистера Линдси зяблики улетели. Маленькая белоснежная девочка также отбежала от него, качая головой, как бы предупреждая: «Пожалуйста, не трогайте меня!» — и, казалось, шаловливо увлекала его туда, где снег был всего глубже. Один раз мистер Линдси оступился и упал лицом в сугроб так, что, когда он встал на ноги, все его пальто из грубого сукна было облеплено снегом, а сам он стал похож на огромную снежную бабу. Тем временем некоторые из соседей, увидев его из своих окон, недоумевали, что заставило бедного мистера Линдси бегать за снежным вихрем, носившимся по саду то туда, то сюда. Наконец после долгих усилий мистер Линдси загнал маленькую незнакомку в угол, откуда она уж никак не могла убежать. Начинало смеркаться. Жена мистера Линдси наблюдала за ними и была очень удивлена, заметив, что снежная девочка вся сверкает и искрится и, как ей показалось, излучает какой-то особенный свет; загнанная в угол, она блестела совсем как звезда! Это был какой-то морозный блеск, как у льдинки, освещенной луной. Жене мистера Линдси казалось странным, что её муж не видит ничего необыкновенного во внешности снегурочки.
— Пойдем, странное создание! — закричал этот почтенный мужчина, хватая девочку за руку. — Наконец-то я поймал тебя! Я уведу тебя туда, где тебе будет тепло, хочешь ты этого или нет! Мы наденем пару чудесных теплых шерстяных чулок на твои замерзшие маленькие ножки и закутаем тебя в пушистую шерстяную шаль. Твой бедный носик совсем побелел — боюсь, что он совершенно отморожен. Но все будет в порядке. Идем же!
И вот с самой доброжелательной улыбкой на своём серьезном лице, покрасневшем от холода, этот исполненный наилучших намерений джентльмен взял ребенка за руку и повел его к дому. Вся поникнув, девочка неохотно ступала за ним; куда девались её блеск и сверкание, которые всего минуту назад придавали ей сходство с ясным, морозным звездным вечером, когда малиновая полоса горит на холодном горизонте! Теперь она выглядела вялой и унылой, совсем как оттепель. Когда добрый мистер Линдси подвёл девочку к дому, навстречу им вышли Фиалка и Пион.
С глазами, полными слез, которые застыли прежде, чем смогли скатиться по щекам, дети снова просили отца не заставлять девочку входить в дом.
— Не входить в дом! — вскричал этот добросердечный человек. — Ты совсем сошла с ума, моя маленькая Фиалка! И ты тоже, мой крошка Пион! Да она уже так замерзла, что от её руки застыла и моя, несмотря на толстые перчатки. Вы что, хотите заморозить её до смерти?
Пока мистер Линдси поднимался по ступеням крыльца, его жена серьезно смотрела долгим, проницательным, полным почти благоговейного страха взглядом на маленькую снежную незнакомку. Едва ли миссис Линдси понимала, сон это или явь; но она не могла отделаться от мысли, что видит едва заметные следы пальчиков Фиалки на шее девочки, как будто её дочь, пока лепила снегурочку, слегка прихлопывая снег рукой, забыла сгладить эти неровности.
— И всё-таки, мой дорогой, — сказала жена мистера Линдси, возвращаясь к своему предположению, что ангелы были бы так же рады, как и она, поиграть с Фиалкой и Пионом, — несмотря ни на что, она поразительно похожа на снежную девочку. Ведь я-то убеждена, что она сделана из снега!
Порыв западного ветра пронесся мимо снегурочки, и снова она засверкала как звезда.
— Из снега, — повторил добрый мистер Линдси, увлекая упирающуюся гостью на порог своего гостеприимного дома. — Нет ничего удивительного, что она белая как снег. Она почти замерзла, бедное крохотное создание. Но жаркий огонь поправит дело.
Без долгих разговоров и, как всегда, из самых лучших побуждений этот здравомыслящий человек повлек маленькую белоснежную девочку — а она совсем поникла — с морозного воздуха в свою уютную гостиную. Чугунная печка, до отказа набитая антрацитом, посылала яркий отсвет пламени через слюдяное окошечко в железной дверце и заставляла воду в горшке, стоящем на печке, булькать и кипеть. Теплый влажный воздух наполнил всю комнату. В самом дальнем от печки углу термометр показывал восемьдесят градусов по Фаренгейту. Гостиная была завешена красными портьерами, а пол покрыт красным ковром, и этот цвет, казалось, вносил в комнату ещё больше тепла. В комнате было так жарко, а за дверью так сумрачно и холодно, что попасть в комнату с улицы было все равно что очутиться сразу же после Новой Земли в самой знойной части Индии или после Северного полюса прямо в печке!