И вот ни свет ни заря он спрятался за драпировкой и стал наблюдать, и увидел, как по коридору на цыпочках, босиком прокралась принцесса, как поднялся лифт (серебряная модель) и лифтер вместе с ним. И принцесса отдала лифтеру цветок жасмина, а он приколол жасмин к лацкану.
И тут король выскочил из укрытия, чем напугал их до смерти. Флоризеля посадили в тюрьму, а принцессу — под замок в её комнате, и к ней приставили старшую фрейлину.
И больше ей никого не разрешали видеть. Принцесса плакала день и ночь, но при этом ухитрилась спрятать то, что принц отдал ей на сохранение. Она засунула эту вещь в томик стихов. Однако старшая фрейлина, следившая за ней, все видела. Флоризеля приговорили к казни за то, что он вздумал жениться на особе столь выше себя по положению. Но когда топор коснулся его шеи, он тут же разлетелся на куски, а шея осталась невредимой. Принесли еще один топор, и сделали еще одну попытку отрубить Флоризелю голову. Но и второй топор расщепился и разлетелся в разные стороны. А когда обломки собрали, они на глазах у всех превратились в листы стихотворной книжки. Пришлось отложить казнь до следующего дня.
Тюремщик рассказал про это курносому пажу, когда принес тому обед — зацветшую воду и заплесневелые корки.
— Не тут-то было, — закончил тюремщик рассказ. — Оба топора вдребезги, а куски возьми и оборотись в хлам. Палач говорит, у мерзавца жизнь прямо как заговоренная.
— То-то и есть, — заявил паж, обнюхивая корки, — Я все про это знаю, но не скажу, пока король не даст мне помилование и кормежку поприличнее. Скажем: жареную свинину с луковой подливкой. Так ему и передай.
Тюремщик передал его слова королю, и король даровал пажу помилование и свинину, и тогда паж сказал:
— У него жизнь заговоренная. Я собственными ушами слыхал, как он говорил про это принцессе. Мало того, он ей дал её на сохранение. А она обещала спрятать понадежнее.
Король велел старшей фрейлине не спускать глаз с принцессы, и та подглядела, как принцесса взяла и спрятала жизнь Флоризеля в букет жасмина. Фрейлина унесла жасмин и передала королю, и тот сжег цветы. Но на самом-то деле принцесса сразу же вынула жизнь принца из букета.
И вот Флоризеля стали вешать, — ведь кроме заговоренной у него была и самая обыкновенная жизнь, а королю ужасно хотелось лишить его всякой жизни вообще.
Тысячная толпа собралась глазеть, как будут вешать самонадеянного лифтера. Казнь продолжалась все утро, перепробовали семь новеньких крепких верёвок, и всё впустую: веревки превращались в длинные гирлянды жасмина, которые тут же распадались на части — так им не хотелось вешать красавца лифтера.
Король был в ярости. Но ярость не помешала ему, однако, сообразить, что принцесса, должно быть, перепрятала вещицу в другое место, когда старшая фрейлина отвернулась.
Впоследствии выяснилось, что принцесса во время казни сжимала жизнь Флоризеля в кулаке. Старшая фрейлина была хитра, но принцесса была хитрее.
На следующее утро старшая фрейлина принесла королю принцессино серебряное зеркальце.
— Заговоренная Жизнь здесь, ваше величество. Я сама видела, как принцесса её сюда прятала.
Видеть-то она видела, но не заметила, что принцесса тотчас же её оттуда вынула.
Король разбил зеркальце об пол и отдал приказ утопить бедного Флоризеля в дворцовом пруду.
И вот к рукам и ногам ему привязали большие камни и бросили его в пруд. Камни немедленно превратились в пробки и поддерживали его на воде, пока он плыл к берегу. Когда на берегу его арестовывали, выяснилось, что на каждой пробке имеется изображение прекрасного личика Кандиды, которым она любовалась каждое утро в своем зеркале.
Тем временем король и королева Богемии, то есть отец и мать Флоризеля, поехали отдохнуть на две недельки в Маргит [87].
— У нас будет настоящий отпуск, — сказал король, — мы позабудем про весь мир и в газеты даже заглядывать не будем.
Однако на третий день им наскучило забывать про весь мир, и оба они тайком друг от друга купили по газете, прочли на пляже и опрометью бросились бежать, и тут же столкнулись на крыльце пансиона, где жили. Королева заплакала, а король обнял её прямо на ступенях дома, шокировав остальных жильцов, глядевших из окон.
После чего они кинулись на железнодорожную станцию, оставив позади свой багаж и изумленных соседей, и экстренным поездом помчали в город. Дело в том, что король в своей газете, а королева — в своей прочли, что лифтера казнят ежедневно с девяти до двенадцати, и им пришло в голову, что, хотя до сих пор ни одна казнь не имела смертельного исхода, в любой момент Заговоренную Жизнь могут найти и тогда наступит конец ежедневным казням — и самый, надо сказать, фатальный.
Прибыв в столицу, несчастные родители наняли экипаж и поехали ко дворцу. Там на площади толпился народ.
— Что тут происходит? — спросил король Богемии.
— Да опять лифтера казнят, — ответил стоявший рядом человек в очках и соломенной шляпе. — Живучий как кошка. Сегодня пробовали кипящее масло, так оно превратилось в лепестки белой розы, а костер под котлом — в целый куст роз. Сейчас король послал за принцессой, хочет все у нее выведать. История — дух захватывает!
— Еще бы, — согласился отец лифтера.
Он подал руку жене, и они с трудом протиснулись сквозь толпу в большой зал заседаний, где на золотом троне восседал король этой страны, а его окружали камергеры, камердинеры, камер-лакеи, судьи в париках и всякие другие личности — кто в чем.
Флоризель стоял у ступеней трона по одну его сторону — в безобразных оковах, но сохраняя благородную позу. А по другую сторону у ступеней трона стояла принцесса и глядела на своего возлюбленного.
— Ну, — сказал король, — надоела мне вся эта дипломатичность — тактичность — политичность, да и старшая фрейлина тоже, оказывается, не Шерлок Холмс [88]. Так что давай выкладывай прямо и начистоту. Имеется у тебя Заговоренная Жизнь?
— Не могу сказать, что она у меня имеется, — ответил Флоризель. — Моя жизнь теперь принадлежит не мне.
— Он тебе её дал? — спросил король у дочери.
— Я не умею лгать, отец, — ответила принцесса так торжественно, будто её звали не Кандида, а Джордж Вашингтон [89], - да, он дал её мне.
— Что ты с ней сделала?
— Прятала в разные места. Я спасла её. Ведь однажды он спас мою жизнь.
— Где она сейчас? — спросил отец. — Как ты справедливо заметила, врать ты не умеешь.
— Если я скажу, дашь ты мне твое королевское слово, что сегодняшняя казнь будет последней? Ты можешь уничтожить тайник, где я спрятала его Заговоренную Жизнь, и тогда ты уничтожишь его самого. Но не проси меня больше перепрятывать её, мне надоела эта игра.
Все судьи, и все камер-придворные, и вообще все присутствующие решили, что бесконечные казни слегка свели принцессу с ума, и пожалели её.
— Даю тебе мое королевское слово, — произнес король с высоты своего трона. — Я не стану просить тебя перепрятывать его жизнь. Откровенно говоря, я был против этой процедуры с самого начала. Так где ты её спрятала?
— У себя в сердце, — храбро ответила принцесса звонким голосом, так что её услыхали все, кто был в зале. — Ты не можешь взять его жизнь, не взяв и моей, а если ты возьмешь мою, тогда бери и его жизнь заодно — без меня ему незачем жить, — И она бросилась на шею Флоризелю, и оковы его загремели.
— Ах ты, господи! — Король потер нос скипетром. — Какое щекотливое положение!
В эту минуту отец и мать Флоризеля, с трудом протолкавшиеся и пропихнувшиеся через толпу, выступили вперед, и отец произнес:
— Ваше величество, позвольте сказать. Может быть, мне удастся помочь вам разрешить эту проблему.
— О, пожалуйста, — ответил король, сидевший на троне, — сделайте одолжение, а то я совершенно огорошен.
— Перед вами, — начал король Богемии, — известный миру науки и коммерции некий Р. Блумсбери — изобретатель и владелец патента на многие механические новинки, в том числе на Оригинальный Молниеносный Лифт, а ныне председатель новой фирмы. Юный лифтер, чьи оковы, извините, сконструированы самым неудачным образом, — мой сын.
— Должен же он быть чьим-то сыном, — заметил король, сидевший на троне.
— Да, случилось так, что он является моим сыном, и я догадываюсь, что вы не считаете его удачной партией для своей дочери.
— Ни в коей мере не желая задеть ваши чувства… — начал отец Кандиды.
— Совершенно верно. Так знайте, о король, сидящий на троне, и все присутствующие: этот юный лифтер не кто иной, как Флоризель, принц Богемии, я — король Богемии, а это — королева, моя жена.
С этими словами он вынул из кармана корону и надел её. Его жена сняла шляпку, достала из ридикюля корону и тоже её надела, а еще одну корону они вручили принцессе и та водрузила её на голову Флоризелю, поскольку оковы мешали ему сделать это самому.
— Ваше убедительнейшее объяснение меняет все дело, — сказал король, сходя с трона навстречу гостям. — Благословляю вас, дети мои! Эй вы, разбейте оковы, да пошевеливайтесь! Надеюсь, ты на меня не в обиде, Флоризель? — добавил он. — Хватит тебе получаса на подготовку к свадьбе?
Так они и поженились и живут счастливо по сей день. И пусть себе живут на здоровье, пока здоровье им позволяет, а когда Кандида умрет, умрет и Флоризель, потому что она до сих пор хранит его жизнь в своем сердце.
К. ГРЭМДракон-лежебока
Много-много лет назад, так много, что и не счесть, в домике на полпути между нашей деревней и вон тем меловым холмом жил пастух с женой и маленьким сыном.
Пастух проводил все дни, а весной и летом и ночи высоко в горах, на неоглядных просторах Даунса [90], где компанию ему составляли лишь солнце, звезды и овцы, так что и поболтать ему было не с кем, а то, что делалось у добрых друзей, на миру, не долетало к нему — ни до глаз, ни до ушей. Но его сынишка, когда он не помогал отцу, а частенько и при этом, проводил почти все свое время, зарывшись в огромные фолианты, которые ему давали снисходительные сквайры и пекущиеся о своих прихожанах пасторы из окрестных мест. Родители очень любили сына и немало гордились им, — хоть никогда не хвалили его в глаза, — поэтому не стояли ему поперек дороги и позволяли читать сколько вздумается; они смотрели на него почти как на равного и никогда не награждали его оплеухами, которые нередко доставались его сверстникам. Родители здраво рассудили, что если они обеспечат житейскую мудрость, а сын — книжную премудрость, это будет вполне справедливым разделением труда.