У них была телепатия. Кому-то например было бы непонятно, о чем Юна спросила — только не Нису. Не так быстро всё уничтожить — если до этого так долго телепались вместе.
— В тебя все влюбляются, — сказала Юна.
— И что?
От кофе у Юны чесался нос. Она его почесала.
— Я видела картину.
— И что? Ты думаешь, они в меня влюбятся — и сойдут со стены? — Юна где-то такое что-то и думала. — Бам-бам, — сказала Нис и постучала пальцем висок. — Они вообще в другом городе. Ты сама сказала, что не могла потом найти этот люк.
— Тоннель, — сказала Юна. — Может, кто-то составил карты. Они совпали…
— Ты это видела во сне, — безжалостно заключила Нис.
Юна посмотрела на барыгу. Барыга, с повязкой через лицо — кофейня была разнаряжена под пиратский корабль; а он — боцман, — крутил кофе. Который у него никто не заказывал, — делая вид, что на Ниса не глазеет. Конечно, он глазел. Можно было спокойно говорить, он весь ушел в глаз, ничего и не слышал. На Нисе были всего одни — длинные бусы из плоских деревяшек; но смотрелись они так — что ей должны были приплачивать те все мастерские, в которые бы ломанулись покупатели, в надежде стать похожими на Нис.
И зря. Нис их сделала сама. Из можжевельника и сосны, выгладив наждачкой и провертев дырки раскаленной иглой. Когда они еще в самом начале приехали и гуляли по городу, в том числе за город на залив.
— Давай еще купим кофе. У меня есть…
— Здесь?
— Можно перейти.
— Я не хочу, — сказала Нис.
Барыга проводил их взглядом, сняв со второго глаза повязку. Они вышли из кофейни и тут остановились. Не было никакой возможности идти в шестую. Нужно было расходиться. Нису рано на работу. Юна тоже работала. Зря они потратили столько денег на кофе.
— Тогда надо самим. — Юна думала вслух.
На выходе на улице под косым штакетником, имитирующим парус, стоял столик с двумя стульями — не такими, как в кофейне, а низкими. Никто на них не сидел. Погода была осенняя, штакетник от сырости прогнулся.
Нис села на стул. Пять чашек кофе ее таки разбудили.
Хозяин ее магазина предпринял одно новаторство. Он решил, что слишком много книжек воруют. И теперь вместо одной продавщицы в магазине были две. Одна за кассой — а другая стояла у полок. Они менялись. Кроме всего прочего: а прочее — то, что когда работаешь один, можно хотя бы вообразить, что ты тут хозяин, — зарплата от этого уменьшалась вдвое. А штрафы? Не сказать чтобы.
Тут она сказала:
— Это неправильно — продавать книги. Книги надо читать. Я бы им просто так отдала все книги. Пусть читают.
Это было длинное высказывание. Юна таких от нее почти не слышала. Нис вообще избегала высказывать жизненные концепции. Предпочитала уступать это право другим.
— А как ты будешь получать деньги?
— Тоже просто так.
— Скучно будет, — сказала Юна.
— Мне не будет.
— Нет?.. — сказала Юна. — Просто так?.. Ладно.
Опять она что-то придумала. Фанни-фанни.
Нис вышла из дома. И увидела Юну, ожидающую ее у подъезда с инвалидной коляской. От неожиданности она села.
— Где ты ее взяла? — глядя на Юну с высоты перил.
— Купила.
У Ниса в глазах застрял смех. Она была в длинном платье. Бусы к этому платью подходили из бисера. — Поехали, — скомандовала себе Юна. Нис подобрала юбку. Юна взялась за ручки и покатила ее вперед.
Перед метро Юна сложила коляску. Протолкнула ее через турникеты.
Они спустились на эскалаторе, и тут на перроне Юна ее разложила. Взяла за две ручки — и потянула в стороны: о-па.
— Убери ногу.
— Так?
Юна критически оглядела. Нис подогнула ногу под себя, устраиваясь поудобней. Юна одернула ее платье. Теперь наружу торчала только одна Нисова нога.
Подошел поезд. Юна с усилием вкатила коляску с Нисом в вагон.
Поезд поехал. Они тоже поехали. В вагоне было не протолкнуться. Но пассажиры расступались, когда Юна стала везти коляску.
Они проехали весь вагон и вышли на следующей. — То есть выкатились. Поезд уехал.
— И что? — Нис подняла бровь.
— Надо говорить. — Юна закусила щеки изнутри. И выдула воздух. — Ладно.
Они втиснулись в следующий поезд; в следующий вагон. Юна закричала прямо от входа:
— Хлеб да соль — ем да свой! Мы сами не местные! Помогите кто чем может!
Раз! — На середине вагона Нису шлепнулся прямо на юбку рубль. Нис не успела сказать спасибо — Юна, рывками, толкала ее вперед.
Они вывалились из вагона на станции.
— Может… отвезти тебя на работу?
— Толкай. — Нис входила во вкус.
Через два часа Юна вспотела. Не то Нис, ей было и горя мало: кататься на коляске! Она только сменила ногу, когда первая затекла. Она успевала сказать: — Спасибо! — бросавшим на юбку деньги. Уголки ее губ поднимались, как будто она вот-вот засмеется.
Юна бубнила не своим голосом, как испорченный магнитофон: — Мы не местные, кто чем может, мы не местные.
— Фу, — вывозя Ниса из вагона. — Может, пойдем кофе попьем?
Нис сосчитала деньги. На две чашки кофе уже хватило бы.
— Мало еще. Хочешь, я тебя повезу?
— Мне не дадут, — сказала Юна хмуро. — Ногу.
Она втащила Ниса в очередной вагон.
— Кошелек или жизнь! — рявкнула она. — Помогите на взрывчатку!
А это уже не час пик. Уже не ехали люди на работу — а те, кто ехали, не на такую, на которую надо попасть в восемь утра. Было довольно-таки пусто: что с одной стороны легче, а с другой — хуже; последнее потому, что не скрыться за спинами. Они отлично просматривались с обеих сторон; пока Юна — она рассвирепела — не унималась:
— Долой дифференциальные управления! Дай ножа — спой ежа! Айда с нами, кто со штанами, в банду разрушителей новостроек! — Лицо Нис вытянулось от удивления. Они так не договаривались. В то же время ее разбирал смех: от несоответствия ее нарядного вида с содержанием Юниных речей — у тех, едущих не торопясь никуда, в мозгах приключился коллапс. Возможно, они, преодолев свой коллапс, Юну с Нисом все-таки побили, несмотря на прекрасное лицо, — когда к середине вагона случилось вот что.
Посередине вагона сидел человек, занимавший один всю скамейку. То есть с ним рядом никто не сел — благо безопасных мест имелось.
Не диво; потому что на фоне остальных в вагоне он был… как Медведь-гора над всеми горами береговой линии! Не здесь, на заливе, — а там, где они видели ее однажды давно: на море.
Юна, которая толкала речёвки, и к тому же толкала коляску, — ей не было дела ни до каких гор, — не поняла, что произошло. Просто коляска застопорилась. Подала назад — и только хотела толкнуть посильней.
А это Нис встала. На две ноги — высунув вторую из-под платья.
— Здравствуйте, — сказала она.
Хорошо за середину дня Юна явилась домой. Нужно же было еще вернуть коляску. Она ее взяла в ПОЛУКЛИНИКЕ. То есть позаимствовала. Во дворе этой полуклиники-полубольницы, где она приметила цепким взглядом эту коляску раньше, мало ли что может пригодиться. Она ее бросила на том же месте.
В квартире было затхло.
Она прошла в комнату, швыряя ботинки на ходу, стаскивая штаны и тоже кидая их, потом свитер через голову. Осталась в одних трусах. Трусы у Юны были мужские семейные в цветочек. Женское белье Юна презирала: она не конь, чтоб носить эту сбрую.
В комнате была тахта и ободранный шкаф. Больше ничего, даже стола. Стол был в кухне — такой маленькой, что или плита или холодильник. Здесь — плита.
В шкафу было зеркало. Оно занимало целую дверь. Сейчас Юна стояла перед этим зеркалом. Ноги у нее были очень худые снизу. Но сверху они расширялись. Крепкие ноги. Больше кроме ног ничего не было. Грудей почти нет — не то что у Ниса.
Она пыталась понять, что Заяц в ней нашел.
Юна брякнулась на тахту в трусах. Она лежала на спине, свесив ноги.
В этой квартире она могла делать что хочешь. Ходить в трусах, вообще не ходить. Вообще уйти. Как сегодня.
Ей не понравилось. Она это делала для Ниса, самой ей вообще ничего не надо было. Признаться, она почувствовала облегчение, когда Нис осталась с этим… Человек-гора. Кто это такой? Знакомый? Откуда у Ниса свои знакомые? Может, это кто-то из тех, кто ходит в ее магазин. Что-то не похож он на тех, которые читают книги.
Нис сказала, усевшись с этим горой и повернувшись к Юне: «Я поеду на работу». А нет — и не надо. Лучше бы она вовсе не выходила.
Юна закрыла глаза.
Она хотела только жить с Зайцем в этой квартире.
Она понимала, что им придется уйти.
Нис сидела в вагоне, из-под длинного платья видны были обе ее туфли. Ей всё еще было смешно — эти, сидящие поодаль, что они думали?
Видно, решили, что это какое-то современное искусство. Никто не аплодировал.
Никто на Ниса не глазел.
Рядом с ней был Человек-гора.
Нис была крупная девушка. Но на одной скамейке с ним она будто уменьшилась вдвое.
Нис сидела, спокойно сложив руки на коленях. Чтобы взглянуть на огромного соседа, пришлось бы вывернуть шею. Это было бы нетактично.
Нис смотрела на отражение напротив.
Отражение человека-горы в стекле вагона смотрело на ее отражение.
Они сидели — не вместе, не соприкасаясь и не глядя друг на друга, но их отражения встречались глазами.
Уголки губ Ниса сами собой складывались в улыбку.
Грохот вагона в туннеле заглушал даже мысли — а не то чтобы что-то сказать — если бы она хотела что-нибудь сказать.
Отражение горы шевельнулось.
Шшусь! — Поезд вылетел из-под земли на высокий вантовый мост. Замелькали толстые тросы моста, нарезая осеннее небо и дрожащие под ним воды реки. Стекла в дневном свете были прозрачными, в них больше ничего не отражалось. Это был самый конец длинной линии метро. Конец города. «Я поеду на работу», — сказала Нис Юне. А на самом деле?