В гостевых комнатах почти не было эмоций – очередное доказательство того, что хозяин затворник, и люди здесь бывают не часто. А вот в будущих покоях хозяйки дома эмоций было хоть отбавляй. Старыми выцветшими красками они разлетелись по стенам, полу, потолку. Грусть, радость, скука, ревность, страсть, обида, предвкушение.
Энн прошлась по комнате, провела рукой по стенам, мебели, пустым рамкам, в поисках любви. Женщинам ведь свойственно любить. Нашла. Возле зеркала. Тонкой радужной пленкой на гладком стекле переливалась любовь к себе. Сейдкона покачала головой и положила на зеркальную поверхность руку. Пленка замерцала, словно бензиновая клякса в грязной луже. Впилась в тонкие пальцы, а после дернула, желая затянуть незваную гостью в зазеркалье, но Энн стояла крепко. Ухватила радужную дрянь и начала поглощать.
— Давай, — прошипела сейдока, вставая так, чтобы не попасть в отражение. — Я знаю тебя тут много, именно ты питаешь эту комнату, долго питаешь, не даешь тут всему рассыпаться белым пеплом забвения.
Планка дергалась, давила на пальцы, собираясь от краев к середине, пока, наконец, с громким хлопком не отделилась от зеркала. Энн шумно выдохнула и смахнула капельки пота со лба.
— Уф. Растопите камин, Хайд Брох?
Гроган, глядящий во все глаза на сейдкону, отрицательно замотал головой.
— Мисс, я не умею, не могу разводить домашний огонь. На кухне есть очаг, зажженный хозяином. Можно взять угли там или… — тут он задумался, прислушался к воле замка, после неуверенно кивнул и продолжил: — Но вы могли бы растопить камин в гостиной сама. Подменыши же обладают правом зажигать огонь в человеческих жилищах.
Энн удивилась, насколько она знала, разводить огонь в доме имела права лишь хозяйка, ну или хозяин. Хотя может, это имеет отношение к первому огню. Этих тонкости разумных жилищ были ей неведомы. Вот и с гроганом ошиблась. Даже предположить себе не могла, что хранитель замка, как и любой другой представитель дивного народа, лишен права разводить человеческий огонь.
— Верно, — наконец подала она голос. — Я могу разводить любой огонь. Брать чистое железо и соль. Входить в те дома, куда меня не приглашали. Подменыши не стихии. Мы приносим в дар большую часть себя, чтобы человеческий мир не отверг нас.
— Чем же пожертвовали вы?
— Умением лечить любую хворь, оживлять только что умерших, управлять закатными лучами. — Энн грустно вздохнула. — Туат, сохранивший мою душу, посчитал, что без этого тело сможет дольше продержаться и не сгореть.
Гроган сомкнул кустистые брови и поклонился.
— Сочту за честь, если вы разведете, зажжете огонь в этом доме, мисс.
О том, как отреагирует хозяин на это самоуправство, Хайд Брох решил не думать. Сейчас Гарольд об этом не узнает, а после простит.
Очаг разжегся на удивление легко. Казалось, он только и ждал, когда сейдкона поднесет спичку к сухим щепкам.
Энн скормила прожорливому огню тьму самолюбования. Оторванное от зеркала она уже не могла принести вред окружающим, просто ворочались грязной лужей в душе, разъедая и без того хрупкую плоть.
В других комнатах было все намного лучше. Мало вещей, мало эмоций. Лишь в библиотеке на старых фолиантах виднелись отпечатки чувств. Одна из книг и вовсе пылала, как пожар в Бернамском лесу. Сейдкона с любопытством потянулась к ней, моргнула, переходя на обычное зрение и прочла: «Хроника Альбы. От Пчелиного Волка до Гарольда Рыжебородого». То, что потомок рода Хредель оставляет на книге яркие отпечатки своих эмоций, Энн очень удивило. Мало кто так остро реагирует на родовые предания. Книгу пришлось долго чистить. Особенно много скопилось на последних страницах. История венценосного тезки явно волновала сэра Гарольда. Энн рассмотрела миниатюру, нарисованную средневековым художником, и с удивлением заметила фамильное сходство. «Интересно, представлял ли он себя на месте последнего короля, размышлял ли о том, как бы поступил, если сениликая Кайлех явилась к нему?»
Библиотека Энн понравилась. Она не могла дождаться конца длинного рабочего дня, чтобы погрузиться в древние рукописи. Монархи испокон веков были тесно связаны с Холмами. Они сражались с сидами, вступали с ними в брак, давали клятвы и получали волшебные дары. Менестрели были частыми гостями дивной страны. Быть может, кто-то из них записал легенду про жизнь и смерть детей великого врачевателя Диан Кехта…
Кроме книг больше никаких древностей в замке не было. Не удержавшись, Энн все же поинтересовалась у грогана, где хозяин хранит антиквариат, и с облегчением узнала, что в замке его нет. Обследовав весь дом вплоть до винного погреба, она, наконец, принялась за чистку гостиной. Брауни мыли окна, драили полы, мебель и стулья, а Энн принялась отскабливать мох одиночества. Он накрепко сросся со стенами и не желал выводиться.
«Завел бы себе собаку, скрашивать длинные вечера. Хотя у него скоро жена появится. Скучно не будет». А вот как будет, Энн не знала. Сложно представить себе счастливую семью, даже не припорошенную блестящей пылью интереса.
Хайд Брох первое время суетился, пытаясь если не помочь, то хотя бы проконтролировать, но вскоре убедился, что тут прекрасно справляются без него, и с радостью осознал, что в кои-то веки может отдохнуть.
Малыши брауни давно перешли в другие комнаты, а Энн все чистила гостиную. Не успокоилась, пока не дошла до тонкого слоя бабушкиной защиты. Коснулась ее нежно, аккуратно, как люди касаются памятных сердцу вещиц, и стала наносить свою. Крепкую, гладкую как стекло. С такой долго будут соскальзывать простые эмоции.
Энн боялась не успеть до прихода хозяина, но солнце давно спряталось за горизонт, а Гаральд Хредель так и не появился.
Ужин прошел в компании грогана. Хранитель знал множество древних легенд. С ним было интересно. Сейдкона наслаждалась чудесным вечером и гнала от себя мысль, что рядом с хозяином замка он был бы ничуть не хуже.
До библиотеки дойти в этот день не удалось. Ночью, утомленная сейдом, она спала как убитая, но сквозь сон, отдаленным эхом ей слышалась невесомая, ласкающая музыка. Энн тянулась к ней, желала укутаться, словно шалью, дотронуться щекой, почувствовать легкое касание в ответ, и не дотягивалась.
На следующий день все повторилось. Хозяин отсутствовал, Энн работала. Гроган скрасил ее завтрак и исчез, предоставив сейдкону самой себе. Впрочем, это, скорее, нравилось, чем нет. Работа увлекала.
Нежелание хозяина коротать с ней вечера, отдавало легкой досадой. Энн привыкла, что далеко не все люди любят ведьм. Они готовы пользоваться их услугами, покупать зелья, просить о помощи, но общаться больше необходимого - нет.
Третий день работы подошел к концу. Самое тяжелое: главная гостиная, спальня хозяина и библиотека были вычищены. Энн поужинала вновь в одиночестве и ушла к себе… вновь не найдя сил дойти до библиотеки.
«Ладно, завтра полегче будет, справлюсь за полдня и засяду за чтение. И пока не найду, что нужно – не уеду», — решила Энн и вновь забылась беспокойным сном. А посреди ночи ее разбудила негромкая музыка. Несколько долгих минут сейдкона лежала, вслушиваясь в мелодию и наконец не выдержала, накинула легкий халат, и ведомая чарующими звуками спустилась вниз.
Хозяин замка гладко выбритый, в строгом костюме сидел за роялем и играл. Глаза его были закрыты. Он полностью растворился в музыке, слился с ней единым огненным вихрем. Энн оперлась о боковую стенку дверного проема и наслаждалась чужой игрой. В этот самый момент мужчина показался ей прекрасным. Единственно прекрасным во всем мире. Она впитывала его образ вместе с музыкой, позволяла ему проникнуть в сердце, перелиться через край.
Пришла непрошенная мысль, что наверняка хозяин замка, очень недурно поет. Энн прикрыла глаза вспоминая его низкий раскатистый голос. В день их знакомства он сказал всего несколько фраз, но вибрации, которые вызвал его тембр, гуляли волнами мурашек по сей день.
— Кажется, я разбудил вас, мисс.
Энн не сразу поняла, что инструмент давно смолк и Гарольд Хредель угрюмо прожигает ее янтарными глазами.
VII. Разговор в ночи
— Я не отказалась бы так просыпаться каждый раз, — выпалила она, и только после, услышав собственный голос, сообразила, как это двояко звучит.
Повисло молчание. Наконец лэрд произнес:
— Вы вычистили эту комнату в первый же день, спасибо. Здесь давно не было так свежо.
— А вы опять напылили тут грустью.
— Только сумасшедшие все время радуются. – Гарольд смотрел на Энн пристально, не отрывая глаз. Ему нравилось следить за ней. За тем как она двигается, как говорит, за лучиками в уголках глаз, когда она смеется или, вот, как сейчас, смотрит слегка сощурившись. Он поймал себя на мысли, что скучал. Эти три долгих ночи он с равной силой не желал появления Энн и в то же время жаждал его. Хотел почувствовать запах ее кожи, пропустить сквозь пальцы шелк волос. Что ж, видимо сидский яд уже проник в его кровь.
— Желаете выпить, мисс, или леди не пьют? – поинтересовался он поднимаясь.
— Так то леди. А я ведьма. – Энн скривила губы, втайне радуясь, что собеседник стоит к ней спиной. – Буду. Хотя вы вряд ли предложите мне болотную настойку.
Гарольд хмыкнул и подошел к бару, чтобы наполнить стаканы.
— Только виски. На мой взгляд, ничего так не снимает усталость, как глоток хорошего виски. А вы мисс сегодня явно не прохлаждались. Впервые вижу сейдкону, способную за день очистить библиотеку. Вашей бабушке требовалось намного больше времени.
Энн приняла толстостекольный стакан и коротко кивнула.
— Просто все оказалось намного лучше, чем я ожидала, учитывая то, чем вы занимаетесь.
— Чем занимаюсь? – Гарольд удивленно приподнял брови. Отодвинул кресло, приглашая Энн присесть, и когда гостья расположилась, занял место напротив.
Сейдкона замялась, раздумывая, как воспримет хозяин ее признание, но решив, что ничего предосудительного не совершила, выпалила: