Я снова замолкаю, на сей раз уже не для того, чтобы промочить горло. Я делаю театральную паузу, ожидая вопроса, который дети не могут не задать. Ждать приходится не долго…
– Ну? И что же было дальше?
Я встаю, разминаю ноги, готовлюсь к финалу своей истории, какой я ее и задумал изначально. Пусть в середине эта история перестала быть сказкой, а стала историей – моей историей, закончу я ее так, как и хотел.
– Я споткнулся о камень, – говорю я, – какой-то дурацкий камень… Я же не видел почти ничего, у меня в глазах уже плясали желтые снежинки. И он догнал меня. В два прыжка. Догнал и откусил голову! Как кукле шею свернул…
Хотели страшную сказку? Получайте.
Те, кто помладше – лезут под одеяло. Логично, если ты не видишь монстра – он тоже не видит тебя. Прячьтесь, дети, прячьтесь… Даже Руслан, и тот смотрит на меня если не со страхом, не то с опасением.
– Спокойной ночи, малыши, – говорю я, и поворачиваюсь, чтобы уйти.
Уже за дверью меня догоняют Коля и Руслан.
– Дядя Толя! Скажи, ты ведь все это придумал? Ты, ведь, живой, да? Ведь мертвые – они холодные, а я тебя сегодня обнимал, ты теплый. Ведь так не бывает?
– В Безмолвии – все бывает! – отвечаю я. – И теплые мертвецы, и холодные живые. Помни об этом, когда поднимаешься на поверхность. Но я – живой. Если сомневаешься в чем-то – верь своему сердцу. Разуму этот мир уже не понять.
– А медведь? – спрашивает он. – Медведь был?
– А ты как думаешь?
Коля смотрит мне в глаза и, подумав, говорит:
– Был.
– Был! – соглашаюсь я.
– Ты убежал от него тогда?
– Нет. От такого медведя не убежишь. Даже если ты – бегун.
– Он догнал тебя, и ты смог победить его?
– А что подсказывает тебе сердце?
Коля опускает глаза.
– Не знаю… Мне кажется, ты не смог бы убить его. Не физически… Просто не смог бы. Ты, ведь, понимал, что…
– Что он прав? – спрашиваю я.
– Да.
– Понимал…
– Ты расскажешь, что там произошло на самом деле?
Я молчу.
– А моя мама знает? Ей ты рассказывал эту историю?
– Нет, не рассказывал. Но расскажу. Однажды мы придем сюда вдвоем. Я и Ира… Заберем тебя, найдем укромное место и просто посидим, поговорим как давние друзья. Тогда я расскажу тебе, чем все закончилось. Договорились?
– Договорились!
Я взъерошиваю мальчику волосы и жму руку Руслану.
– Я пошел спать, ребята. С вами интересно, но пора и честь знать.
– С тобой тоже интересно, – говорит Руслан, – но зачем ты мне так детей напугал?
– А они сами просили страшную сказку, – отвечаю я, уже уходя прочь от них по коридору. Выделенная мне комната – на минус первом этаже, поближе к поверхности, поближе к Безмолвию. Комната для бегунов…
Я захожу, сбрасываю халат, пью воду из-под крана и заваливаюсь в постель. Сон приходит практически сразу… Последняя моя мысль перед тем, как я закрываю глаза – об Ире и Коле. Я хочу видеть их вместе. Хочу рассказывать мою историю им обоим. Уже не сказку, уже историю… Мы с Ирой – друзья, и я хочу помочь ей воссоединиться с сыном. Иногда я жалею, что мы – просто друзья. Но лишь иногда… Не сегодня.
Я проваливаюсь в сон…
И во сне я переношусь на четыре года назад!
Мои легкие пылают, воздух вырывается из моего горла с хрипом и стоном. В моих руках бесполезный арбалет, на моем поясе жалкий нож. За моей спиной – топот и рык чудовища, самого страшного из виденных мной и до, и после того. Чудовища, горящего жаждой мести. Чудовища, от которого нет спасения.
Один неверный шаг и я упаду. Медведь настигнет меня раньше, чем я успею подняться. А мои ноги слушаются меня с трудом, сил становится все меньше с каждым выдохом. Я чувствую, как пожирает меня радиация. То, что дает мне силы – убивает меня. Остается только надеяться, что медведя она убьет раньше…
Но разве можно убить олицетворение ярости и мощи?
Нас разделяет метров пятнадцать. Расстояние не сокращается и не увеличивается. Пат. Как у России и Америки в этой войне. Ни одна сторона не может уничтожить другую, но продолжает воевать. Война на измот… Гонка на измот. Гонка на выживание.
Мы продолжаем бежать…
И вдруг впереди я вижу свет. Свет в Безмолвии – это всегда люди, а я все этим месяцы избегал людей. Но сейчас я бегу к этому свету, как к последней надежде на спасение. Я не думаю о том, что возможно веду за собой их смерть, или что они пристрелят и меня, и моего преследователя, но в тот момент мне все равно. У них должно быть оружие. Пистолеты. Ружья. Автоматы. Что-то, чем можно пробить огромную голову монстра за моей спиной.
Свет приближается. Фары автомобиля… Я различаю это с трудом, я уже не могу фокусировать зрение на чем-то конкретном… Кажется, у меня из глаз льются кровавые слезы. Автомобиль движется навстречу мне… 400 метров. 300. 200…
Автомобиль останавливается, и в свете фар я вижу человеческую фигуру с оружием в руках. Секунда, и рядом появляются еще двое…
Когда между нами остается метров сто, я понимаю, что больше не слышу за собой тяжелого дыхания медведя-гиганта и рискую обернуться.
Он отстал и остановился. Его бока тяжело вздымаются, из пасти свисает длинный язык. Увидев, что остановился и я, он делает неуверенный шаг ко мне, но замирает и, подняв к небу свою страшную морду, издает звук, больше походящий на вой, чем на рычание. Вой, полный ненависти и отчаяния.
Медведь понимает, что проиграл. Что не в его состоянии тягаться с тремя вооруженными людьми, да и меня, пусть и загнанного, нельзя списывать со счетов. Нас четверых ему не одолеть, да и кажется, у него больше нет сил сделать вперед хотя бы шаг.
Рядом со мной оказывается человек. Он подходит медленно и осторожно, настолько бесшумно, что я не слышу его приближения. В его руках – автомат с оптическим прицелом, ствол смотрит в сторону медведя. Одет мужчина просто и легко – кроссовки, спортивные штаны и куртка цвета хаки.
Я кладу руку на его автомат, опуская ствол к земле. С трудом нагнувшись я ставлю ногу в стремя и не чувствуя рук натягиваю тетиву арбалета, а затем укладываю в его ложе стрелу. Слова не нужны, мы с моим новым знакомым понимаем друг друга и так. Он кивает.
"Он мой" – думаю я.
"Согласен" – думает он в ответ.
Я поднимаю арбалет. Я целюсь, тщательно и осторожно, стараясь унять дрожь в руках и ногах. Медведь смотрит на меня и вдруг опускается на снег, на задние лапы, как-то совсем по-человечески. Я вижу: у него больше нет сил. Да и у меня их тоже нет… Их хватит на один выстрел, а потом я просто упаду.
Нас разделяет метров пятьдесят. Шея медведя открыта. Я могу убить его… Я могу избавить мир от этого чудовища… Скольких людей он задрал в лесу? Сколько людей выжило в пекле ядерной войны, чтобы стать его пищей?
И тут рвется тетива. Она звенит, ударяет меня по руке и обвисает двумя иссохшими виноградными лозами. И я падаю на задницу, так же, как мой противник несколько секунд назад. Теперь и я признаю свое поражение…
Ничья… У нас ничья!
Человек целит в медведя из автомата.
– Не надо… – шепчу я, и он опускает оружие сразу же, без раздумий.
– Пойдем! – говорит он, протягивая мне руку.
– Куда?
– К нам, на завод. У нас есть просторный бункер. Нас много… Мы делаем ракеты. Мы сражаемся. И нам нужны такие, как ты…
– Такие, как я?
– Я видел, как ты двигаешься. В фургоне есть мясо, ты сможешь поесть. Пойдем?
Я принимаю его руку… Медведь все также сидит на черном снегу, не делая попыток подняться и напасть. Он лишь снова задирает голову к небу и хрипло и протяжно рычит, призывая небо покарать меня за то, что я сделал. Но небо не торопится обрушивать на меня свой гнев. У неба его больше нет… Весь огненный дождь пролился на грешников почти год назад.
– Пойдем!
Я принимаю его руку. Я опираюсь на его плечо… Впервые в жизни мне кажется, что люди рядом – это не так уж плохо.
– Я – Серега. А ты?
Я чувствую магию имени. Как в книгах Урсулы Ле Гуин… Сказав свое имя, ты доверяешь человеку всего себя, даешь ему власть над собой.
– Толя… – выдыхаю я свое имя, которого не произносил уже год.
Шестилапое чудовище за моей спиной умолкает. Оно проиграло. Я – все-таки победил.
На моем арбалете сорвана тетива, я не могу идти без посторонней помощи, но я победил.
И я осознаю, чем весь этот год для меня было Черное Безмолвие. Одной огромной черной скорлупой, из которой я только что вылупился.
Я улыбаюсь во сне…
Декабрь 2013 г.