– Так ты…
– Я уважаю тайны тех, кто мне дорог. Когда она будет в безопасности, она, может быть, захочет мне все рассказать.
– Тебе?…
– Нам, – неохотно поправился он и еще раз глянул на циферблат.
– Кстати о чужих тайнах, – тихо пробормотала Тэсс и опять пошла рядом.
– Да?
– Не упоминай имени управителя при отце. Ни в коем случае. Теперь – точно.
Джер закусил губу, потом кивнул. Он не стал задавать вопросов и указал Тэсс на кривую лестницу среди камней. Башни Акра Монтара уже алели впереди.
Алопогонные ле маршировали по четверо. Конечно, в их движениях еще не было стройной слаженности, так поражавшей во время Выпуска. Некоторые не попадали в ногу, иные сутулились, кто-то, не сдерживая любопытства, вертел головой и считал птиц. Дети были разного возраста: от десяти и до тринадцати юнтанов. Но снова все то же сочетание – алые росчерки повязок на предплечьях, синие глаза, черные волосы, шерсть или чешуя – будило знакомое беспокойство.
Курсантов уже вели к воротам. Но Тэсс и Джер, успевшие подняться по лестнице, добраться до переулка и спрятаться за углом, все еще могли их различить. Тэсс глядела на детей, думая, как долго еще они останутся безобидными и насколько странно и противоестественно само то, что таких юных созданий одевают в форму. А еще она снова представила себе управителя – в этих рядах, в таком мундире, может быть, еще черноволосого, а рядом… маленького барсука, кота и ящероподобное существо. Среди марширующих было немало шпринг, ки и ками, а вот лавиби не нашлось ни одного. Тэсс как раз удостоверилась в этом, когда ладонь Джера сдавила ее плечо:
– Вон она!
Ту, о ком он говорил, было легко заметить. Прямая, голубоглазая, в черном, она шагала крайней в последнем ряду и держала знамя Четвертого региона. Тэсс успела рассмотреть: бледное лицо, тонкие руки и…
– Не может быть.
Да. Ева. Джер издал сдавленное рычание, но на этот раз уже сама Тэсс вцепилась в него, прошипев:
– Ты обещал.
А ведь ей и самой так хотелось выскочить.
– Самка…
– Стой на месте!
Не выпуская Джера, Тэсс крепко зажала под мышкой Марча. Она прекрасно помнила: Ева нравилась самолету, он кружил с ней рядом, стоило ей показаться. Тэсс справедливо опасалась, что он бросится здороваться, но…
– Я хотя бы переговорю! – настаивал Джер. Он не сводил с отдаляющегося строя глаз. – Я…
– Я сказала: стой.
Тэсс все еще думала. О том, что Марч в ее руках не шевелится. Может, забыл? Прошел не один день с тех пор, как Ева убежала. И все же… память Марча, пусть даже не наделенного рассудком полноценной, большой живой вещи, не была настолько короткой. Кое-что стоило проверить.
– У меня есть мысль.
Она знала, что Джера это удивит и он перестанет рычать. Он действительно замолчал, озадаченно уставившись на Тэсс. И та, воспользовавшись возможностью его отпустить, взяла Марча в обе руки.
– Ты не видел? Там наша Ева. Лети к ней. Передай привет.
Тэсс вскинула руки вверх. Самолет устремился вперед, негромко урча двигателем, и вполне мог успеть догнать удаляющуюся черноволосую ле и сесть к ней на плечо, а может, на знамя. Конечно, это было риском, учитывая, что детей сопровождал взрослый офицер, но…
– Слабоумная!
Джер отодвинул Тэсс с дороги. Он шагнул на набережную и, видимо, собрался бежать за самолетом вдогонку. Звук мотора заставил его замереть на одной ноге.
– Он…
Марч вернулся, даже не коснувшись Евы. Только описав над ее головой кружок. Более того, он гудел с явным недовольством. Тэсс подставила руку, и он сел.
– И? – тихо спросил Джер. Он все еще поглядывал назад. Строй детей пересекал мост и уходил в ворота, открытые часовыми. – Он… испугался?
– Он ее не узнал, – поправила Тэсс. – А должен был.
Джер пожал плечами:
– Твоя игрушка разве не липнет к кому попало? Он и чокнутую полюбил, и Варджина, и…
– Он не смог бы забыть ее так быстро или не узнать из-за цвета волос. Девочка в строю… – Тэсс глубоко вздохнула, – хотя я этого и не понимаю… не Ева. Просто похожа.
Джер помолчал. Он смотрел на мостовую, сосредоточенно хмурясь и притоптывая ногой. Наконец он ответил – подозрительно ровно:
– Что ж. Похожа, похоже пахнет… совпадение, бывает. Разберемся. Пойдем назад.
Засунув руки в карманы, он двинулся из переулка на набережную. Тэсс пришлось последовать за ним. Ей не верилось, что слежка окончена. «Что ты задумал?» – рвалось с языка, но она сдержалась. И вместо этого сердито возразила:
– И, кстати, нет. К чужим Марч не липнет. Если ты забыл, ему то и дело ломали крылья или пытались его украсть.
Джер процедил что-то сквозь зубы и перескочил через ограду. Тэсс стала спускаться по ступеням. Храня сосредоточенное молчание, она вдруг задумалась.
Ненастоящая Ева.
Ненастоящая доктор.
Ненастоящий управитель, ведь в каком-то смысле он оказался совсем другим человеком.
Кто еще из окружающих ее людей мог притворяться кем-нибудь другим?
9. Смелые мечты
Близнец почувствовал себя очень одиноким, когда его единокровный брат продался людям с оружием и покинул дом. Брат больше не был братом, и Близнецу трудно было с этим смириться. Но у него была еще и она.
Замарашка.
Замарашка была такая чудесная, что могла бы зваться Красавицей, если бы не пачкалась все время в масле, копоти или меле. Если она не рисовала чертежи механизмов, она обязательно эти механизмы собирала. Она была вся в отца, в Механика, с которым росла с самого детства. Она была из девочек-без-матери. Странных девочек.
Близнец встретил Замарашку, когда она приехала с Механиком на поезде, и поначалу они вовсе друг другу не понравились, зато потом… да, такое тоже иногда бывает, когда взрослеешь. Тот, кого ты вроде бы недолюбливал в детстве, превращается для тебя в лучшего человека в мире. Так было с этими двоими.
Близнец стал приезжать к Замарашке. Она жила далеко-далеко, на другом конце острова, и среди ее близких были такие люди, каких вовсе не водилось в скучном городе Близнеца. Например, Замарашка дружила с Мечтателем – своим школьным учителем словесности. Мечтатель считался чудаком; он постоянно сочинял истории и проектировал воздушных змеев. Вот есть такие люди: все время вроде бы с тобой, а вроде и нет. Далеко-далеко, а может, близко-близко, а может, нет их вовсе. Но ты понимаешь, почему так дорожишь ими, когда вдруг вы начинаете говорить. Эти разговоры очень освежают, словно воздух после грозы.
А Близнецу как раз этого не хватало: с тех пор как брат перестал быть братом, сам он безвылазно сидел в своей конторе, среди пыльных мешков с письмами. Считал эти письма, считал деньги, считал марки. Только и делал, что считал, – письма приходили и уходили, и в дела можно было уйти с головой. Хорошо, что Замарашка всегда появлялась вовремя, чтобы схватить его за воротник и вытащить.
С Замарашкой они могли гулять по берегу, и забираться высоко на скалы, и рассматривать густой лес. Во время одной из прогулок Мечтатель увязался с ними. Он был странно серьезен и вроде бы даже присутствовал «здесь», а не где-то в своих мечтах. Он внимательно посмотрел в голубые глаза Близнеца и сказал:
– Я хочу кое-что тебе показать.
– А ей? – спросил Близнец, потому что от Замарашки у него не было тайн. Она улыбнулась и сказала:
– Я видела. Скажи, не боишься ли ты, что все, во что ты веришь, превратится в пыль?
Близнец подумал, что она преувеличивает и сказал:
– Боюсь. Но я выдержу.
Мечтатель и Замарашка посмотрели друг на друга, и Мечтатель сказал:
– Тогда идем.
В самой древней части леса, там, где уже не было слышно моря и где летали неведомые птицы, – там стояли Древние Чертоги. Дома Мертвых Владык, всесильных тэусов. Там никто никогда не бывал, потому что Чертоги были заперты, а в самой чаще водились волки…
Но в день, когда Близнец пришел к ступенькам ближнего Чертога, там сидели дети. Вокруг них бродили маленькие игрушки из соломы и бумаги, и резвились зайцы, и грелись лисы, и даже птицы и белки тут и там мелькали в траве. Дети были смуглые и крылатые. Красивые. Странные и грустные.
– Мы будем учить их, – сказал тогда Мечтатель. – Мы выпустим их в мир.
– И они откроют его нам, – эхом откликнулась Замарашка.
– Они так одиноки. Ты поможешь им вместе с нами?…
Близнец немного испугался. Но ведь он был влюблен. А дети, к которым так льнули звери, просто не могли оказаться дурными. И он ответил:
– Да.
Золотой Голубь завершил петлю. Именно петлей – через Дэвир, последний приграничный с Веспой город, – начинался его путь к Галат-Дору. Сделав крюк, поезд на некоторое время покидал побережье океана и пристраивался к руслу живописной широкой реки, рассекавшей Перешеек посередине. Река имела прозвание Бýсинной: по ее берегам, словно мелкие и крупные бусины, ютились десятки разных поселений.
– Ах, как чудесно…
Хо' Аллисс повторял это с самого утра, чуть ли не через каждые полчаса. Больше он почти ничего не говорил и даже не поднимал лысой головы от печатной машинки. Листы, заполненные убористыми буквами, ложились на пол. Хава привыкла, и ей это не мешало, но в определенный момент она все-таки не выдержала и сказала:
– Вы же даже не видите, где мы едем. Что – чудесно?
– Не вижу, – подтвердил он. – Но чувствую. И это – чудесно. Во многих местах ты и не ощутишь ничего особенного.
Она пожала плечами и отвернулась. За окном и вправду было хорошо: мелькали пестрые или выбеленные скопления домиков среди полей, вилась ласковая синяя лента. По ленте иногда двигалось что-нибудь: то большой корабль, то маленькая лодочка, то баржа, деловито тянувшая груз. Да, красиво, вот только…
– Совсем не могу читать. Все время что-нибудь отвлекает, – виновато произнесла Хава и посмотрела на открытую страницу. Внизу стоял номер 34. Всего-то. И это за несколько дней…