Конор молча смотрел на птицу. Она еще чуть-чуть повозилась у Ву в ладонях и наконец расправила крылья. Видимо, почувствовав в себе достаточно сил, птица вспорхнула и улетела.
– Как ты сделала это?
Он бережно взял ее ладони в свои. Конор пристально рассматривал ее руки так, будто бы все дело было в них. Может. Ву не знала, но так или иначе, она не собиралась вырываться. Девочка сдула со лба прядь и объяснила:
– Я чуть-чуть поиграла в ветер. Мы все играем в ветер. Только ветру подвластно улетевшее.
– А вы говорите что-нибудь про себя, когда… делаете это?
– Зачем?
– Да нет, просто Ширу странно вас называет.
– Как же?
Конор явно колебался. Но, склонив голову, все же сказал:
– Заклинатели. Заклинатели тэ.
Он отпустил ее руки, но продолжал внимательно на нее смотреть. Ву глядела в ответ. Она любовалась. Черные волосы, голубые глаза, очерченные скулы. Даже острый длинноватый нос был просто чудесным, таким чудесным…
– Если ты умрешь, я тебя оживлю. Ты красивый.
Она была совсем маленькой. Но даже тогда поняла, что, наверное, зря это ляпнула. По бледному лицу напротив пробежала мутная тень, правда, тут же исчезла. Глаза залучились привычной невидимой улыбкой.
– Это было бы очень мило с твоей стороны.
Но он испугался. Ву почувствовала это и захотела сказать что-нибудь еще, чтобы его утешить. Но ей пришло в голову только одно:
– Ты не умрешь.
– Кто знает… пойдем к остальным.
…Потом, пролетая над расстреливаемым поездом, она не видела, что Конор едет в Аканар без привычного платка. В чужом мундире. Под чужой личиной. Она услышала об этом позже, когда на остров явился Страж, и затем, когда к седому человеку с лицом Конора приезжал человек-ящерица.
А тогда она просто оплакивала свою птицу и свое нарушенное обещание.
Оживить.
Пусть даже существа, которым насильно возвращали их тэ, больше не дышали и ничего не помнили. Пусть даже эта новая жизнь была только тенью настоящей. Они могли летать. Летать – главное.
Маленькая воскресшая птица забыла своих птенцов. Большая, воскреснув, забыла бы Ву. И птенцов тоже.
Резные фигуры заполоняли все пространство близ старого домика. Их было примерно три десятка, и ни одна не повторяла другую в своей красоте или уродстве. Старик Илайа постарался на славу, наверное, уже выполнил весь заказ. Алопогонные, прибывающие в город с Перевеянием, должны были после Съезда забрать ростры для новой партии своих кораблей.
Ву помедлила у крыльца и задрала голову, с удовольствием рассматривая фигуры. На крыше сидели те ростры, которым полагались крылья. На террасе разместились те, кому нужно было раскинуть куда-то длинные рыбьи или змеиные хвосты. Самые простые ростры – девы и мужчины, облаченные в латы, – стояли вдоль скрипучей лестницы. Они первыми потянули руки и забормотали на разные голоса:
– Он здесь… здесь… работает… мы рады… тебе рады…
– Благодарю.
Она стала подниматься, лапитапы семенили за ней следом. Сейчас они вели себя послушно: несмотря на такое количество и разнообразие деревянных объектов, которые можно было погрызть, рогатые животные жались к ногам хозяйки.
Ву видела: за ней наблюдают создания с крыш – львиноголовые, птицеголовые, похожие на огромных медведей. Рыцари с хвостами, свивающимися в кольца. И простые воины с мечами, копьями, щитами. Эти недавно появившиеся живые вещи чувствовали. Ву будила в них детское любопытство. Ее босые ноги, ее животные…
– Скоро мы будем в небе? – раздался голос.
…И, прежде всего, необъяснимая вера в то, что странная девочка со светлыми волосами, приходящая иногда поболтать с их Зодчим, знает всё.
– Небо хорошее? – прострекотало создание с головой сороки. Оно тяжело сорвалось с крыши и село на одну из опор террасы. Сложив широкие крылья, фигура наклонила голову.
– Мы рождены, чтобы быть в небе, – требовательно сказало создание.
Ву кивнула ростре, оглядывая посеребренную резьбу ее доспеха, ее огромные крылья, длинные скрюченные когти.
– Уже скоро. И небо будет для каждого своим.
С этими словами Ву прошмыгнула в рассохшуюся дверь.
Сегодня ей не пришлось торопливо прикрывать лицо повязкой и надевать защитные очки, висевшие на крючке у входа. По мастерской – первому помещению, открывающемуся взгляду, – не летали опилки, воздух был чистым. Основную работу, видимо, давно завершили, помещение прибрали. О том, что что-то еще делается, говорил только тихий, почти мелодичный скребущий звук.
– Смотрите, кто заглянул! Принесла мне курева?
Лавиби, произнесший это, сидел на полу. Он склонился над очередной статуей, в его руке блестел длинный резец с узким закругленным лезвием. Барсук был седым, как Серебряные яблоки, седина покрывала его почти полностью – даже на морде не осталось ни одного черного вкрапления. В густой шерсти кое-где виднелись медово-коричневые завитки деревянных стружек, которые он смахивал, не отвлекаясь от своего основного занятия.
– Принесла, ло Илайа.
– Так бросай и иди сюда, пахучих тварей тоже тащи, я по ним скучал.
Ву прошла к столу в дальнем углу, где были аккуратно разложены в ряд резцы, буравчики, ножи. Ву поставила два мешочка с краю, возле рубанка. В одном звякнули монеты, в другом зашуршал травяной сбор. Ухо лавиби дернулось.
– Мы так не договаривались. Денег я не просил, девочка, мне в радость было подлечить своего бродягу.
– Я купила мало табака, – просто ответила Ву, подходя ближе. – Неважно в нем разбираюсь. У меня нет ни опыта, ни такого нюха. Поэтому оставлю денег.
Лавиби продолжал пристально на нее смотреть. Впрочем, так могло показаться лишь в окутывающем комнату сумраке: на самом деле старик Илайа уже давно ничего не видел. Неподвижные глаза будто промерзли изнутри и вселяли странное желание поскорее убраться от его взгляда подальше. А вот Ву этот взгляд скорее нравился. Как и сам старик.
– Паршивцы здесь… – лавиби, не поворачивая головы, вытянул руку и потрепал одного из лапитапов по загривку. – Ничего не погрызли?
– У вас они не шалят.
Оба лапитапа подскочили к барсуку поближе и легли у его ног. Ву села на корточки напротив. Она стала наблюдать – как старик орудует резцом, любовно вытачивая тонкие черты лица. Лежавшая головой на его коленях деревянная фигура была молодой женщиной с длинными кудрявыми прядями волос. Зодчий облачил ее в кольчугу и летные очки, что выдавало будущее назначение ростры: украсить ай-áр, воздушное судно.
– Красивая.
Толстые когтистые пальцы осторожно ощупали деревянное лицо.
– Да, неплохо получилась.
– А где Дит?
– Подсыхает на дальней террасе. Я, знаешь, еще немного подкрасил его и покрыл лаком. Все-таки он долго болтался в океане.
– Я благодарю. Ему досталось.
Лавиби снова будто бы посмотрел на нее – мутно и блекло, как сквозь лед. Она не двинулась с места, встретив этот взгляд.
– Он сделан из славного дерева. Медовый дуб, такой почти не встречается в наших краях. Но все эти выбоины да следы от пуль… Скажи-ка, девочка, кто это по вам стрелял?
– Алопогонные, – ровно ответила Ву.
Казалось, лавиби удивился, он даже чуть поднял брови.
– А я ведь его делал как раз для них. Когда это он с ними поссорился?
– А разве вы его отдали не на веспианский корабль?
– Отдать-то отдал, – ло Илайа оживился. – Да только это был подарок. Они захотели его для какого-то своего изобретателя, наверное, шишки из Стенного района, кому еще они могли дарить подарки. Так и сказали – особый человек, порядочный, с хорошими руками.
Ву кивнула.
– Так что же, теперь он не у него?
– Говорят, того человека нет. А я не знаю. Дит просто захотел со мной дружить, и я его забрала.
Лавиби орудовал резаком, сосредоточенно склонив голову. Наконец, взяв инструмент в зубы, вынул из нагрудного кармана рубахи маленькую кисточку с жесткими ворсинками. Зашуршал, смахивая опилки на пол, и невнятно спросил:
– Как это он тебя полюбил?
– Не знаю.
– А врешь ты мне.
– Разве что совсем немножко.
Барсук рассмеялся. Бросил инструмент на пол, туда же положил кисть. К лицу деревянной девушки потянулись длинные плотные пальцы, начали его щупать.
– Слышал я байки о таких, как ты, да только думал, вас давно нет.
– Каких – таких? – Ву подперла кулаками подбородок.
– Ты знаешь, маленькая лгунья, все знаешь.
Старик говорил, перемежая слова сухими мелкими смешками. У него было низкий, удивительно сильный голос. Ву поняла: он не станет настаивать на ее ответах, и даже если вдруг они прозвучат, лавиби их не растреплет. У ло Илайи, в противоположность ками с почты, был короткий язык. Даже слишком короткий для жителя жалкого городка, где появление каждого нового лица – событие. Впрочем… старый белый барсук не видел лица девочки, сидевшей напротив. Может, в этом дело?
– Ты славно пахнешь. – Фигура на полу тем временем поморщилась от очередного движения кисточки, и лавиби погладил ее по голове. – Дальними водами, дальними островами. Запретными землями, и большим городом, и чьей-то ненавистью.
Ву молчала. Она смотрела на деревянную девушку, только что испуганно моргнувшую. Ростра просыпалась. К ней пришло осязание, зрение, еще немного и…
– Долго убегала, малышка?
– Я не убегала, – отозвалась она.
– Снова лжешь. В тебе есть боль, и она так глубока, что прошила тебя насквозь. Вряд ли ее чуют те, кто к тебе привык, но меня тебе не провести.
Она лишь кивнула.
– Чего же ты ждешь здесь?
– Где я? – зашевелились деревянные губы. Лавиби улыбнулся.
– Я жду встречи, – спокойно сказала Ву.
– Ох не завидую тем, кто повстречается с тобой и такими, как ты… Здравствуй, моя красивая.
Последние слова Зодчего были обращены уже к деревянной фигуре, приподнявшейся и севшей. Она озиралась и казалась очень испуганной. И, вне всякого сомнения, она была