Ширу. Заглянула к норам Лирисса, хотела посмотреть, как поживает мой дорогой спаситель. И…
Она замолчала и стала смотреть в окно.
– И я видела кое-что еще. Мой Джер и… Чара…
Мина не стала заканчивать. Можно было догадаться, каким бы глупым это ни казалось. Тем более, Роним помнил: Ласкез говорил о том, что его приятель страшно влюблен в местного доктора. Ласкез вряд ли относился к увлечению друга серьезно, сыщик тоже не придал этому значения, но…
– Я уверена, он поедет за ней.
– Хочешь впервые в жизни удержать ребенка от глупостей?
Мина вдруг улыбнулась, затем выпрямилась и посмотрела на него.
– Хочу впервые в жизни посмотреть, как он их совершает. Скромное желание для матери, да?
Роним не стал отвечать. Что он знал о детях? Тем более – о выросших…
– Почему ты украла его тогда? Лирисс немало для тебя сделал. Насколько я понимаю, – он скользнул взглядом по сережкам-ромбам, блестевшим в углу раздвижного столика, – это под его крылом ты организовала новую жизнь Харрису и мне. Не говоря уже о себе. Ты могла бы быть…
– Благодарной?…
Мина все еще не сводила с него глаз. Ее зрачки сузились, взгляд был холодным.
– Самцы… – процедила она сквозь зубы. – Вы все одинаково узколобые. Он взял меня, Роним. Как трофей, оружие на стену, одним своим видом напоминая мне, что я потеряла по пути в Аканар. Причем взял, чтобы потом, когда рожу ему кого-нибудь…
– Отпустить с деньгами и титулом. Как принято в знатных семьях.
– Выбросить, – процедила ла Ир сквозь зубы. – С деньгами и титулом.
– Так ты все-таки хотела стать его постоянной? – недоверчиво уточнил Роним.
– Я бы осталась с ним, если бы могла заставить себя не пахнуть ненавистью. Я так хотела, чтобы однажды Ширу…
Она запнулась и покачала головой.
– Неважно. Ты никогда этого не поймешь. А вот она… – ла Ир подняла голову к полке, где спала Таура, – поняла бы. Она похожа на меня. И надеюсь, будет счастливее.
– Все-таки ты странная.
Мина негромко рассмеялась:
– Потому что верила, что одна любовь на всю жизнь, как, например, у рыцаря Аканно и Лиду Вещей, существует? Потому что искала ее? Потому что нашла? Любовь с пониманием, с прощением, с жертвенностью? Знаешь… Ширу простил мне Жераля. А ведь я чуть все не погубила, хуже того, предала, усомнившись. И…
– Не потому ли он простил, что его голова была забита другим?
– Ты никогда его не любил.
– И писатель он не блестящий.
– Твои дешевые книжонки о свинье-сыщике куда лучше.
Роним хотел ответить, но Мина, отвернувшись, уже взбивала подушки.
– Что ты будешь делать, если он едет, чтобы разрушить полмира? – тихо спросил детектив. Ла Ир замерла.
– Разрушу для него вторую половину. Если в этом будет смысл.
Все так же не оборачиваясь, она вытянула руку и задернула ширму.
8. Дружить молча, любить вслепую
Ни один мертвый корабль не смог бы двигаться по такому спокойному, безветренному океану. Странник – рассекал же водную гладь свободно и стремительно. Болезненные нити дрэ почти не были заметны на его древесине, их лишь немного осталось в дальних уголках, за ящиками и бочками. А может, и это была просто паутина, грязь или въевшаяся застарелая морская соль.
Странник молчал: не произносил ни имен, ни угроз. Казалось, он забыл и маршрут, которому еще недавно упрямо следовал, и цель. Видимо, Джер оказался прав: исчезновение с борта карты, рассеченной кровавой линией, дало ему свободу. Так сказало и болтливое радио из капитанской каюты:
– Он дышит. И дышит легко. Давно он так не дышал.
На Страннике снова собралось много живых существ. Почти столько же, скольких он увез когда-то из-под Крова. Кроме Тэсс и Джера, здесь были Джин, Ванк на хвостовой палубе, а также пятеро рогатых: заяц, зайчиха и три зайчонка, родившихся, видимо, за то время, что лапитапы в Такатане тосковали по Ву. Когда Странник отправлялся в путь, зверей на борту не было – они нагнали судно чуть позже, ринувшись в воду и поплыв следом. Джер отказался брать их с собой. Но сдался, когда один из лапитапов впился своими острыми зубами в деревянный борт.
– Вшивые мешки… – только и прошипел капитан, разглядывая одного отряхивающегося зайчонка. – И ведь они, тупые рогатые твари, думают, будто мы плывем за ней.
Тэсс ничего на это не отвечала. Но почему-то она тоже не сомневалась: скоро им обязательно встретится Ву.
Зеленую подвеску доставили в Вайлент о'Анатри почтой, в тот же день, когда Тэсс, Джер и Джин на берегу читали газету. В номере было указано: в празднество Перевеяния в Аканаре будет совершена публичная казнь последней участницы Заговора против Восьми, веспианки Чары Деллависсо, успешно скрывавшейся под личиной островитянки Мади Довэ. На казнь через повешение, запланированную сразу после утренних музыкальных увеселений, приглашались все желающие. Зрелище должно быть интересным.
…К подвеске прилагалась записка, написанная корявым почерком: «Здесь то, что поможет. Там – то, что дорого». Обратного адреса не было, но по почтовой печати стало ясно, что послание отправили из Аканара. И теперь, наконец убедив Джера, что его догонят на чем угодно, если ему взбредет в голову бежать одному, – они покинули Вайлент о'Анатри все втроем. Не считая зайцев и самолета, конечно. Ванк увязался за ними, здраво предположив: «А если эта деревянная развалина решит вас утопить?»
Было тихо. Так тихо, что слышался каждый скрип мачты. Так же тихо было и в тот день, когда Тэсс впервые приблизилась к этому судну, думая, что просто спасает своего глупого крылатого любимца. Когда влезла в ловушку, в которой не может разобраться до сих пор. Забавно… и тогда, и во второй раз, попав на борт, она больше всего на свете боялась, что корабль ее убьет. А опасаться надо было другого.
Что корабль что-то ей расскажет. О ней самой. Даже ничего не говоря.
Чара…
Нужно было начать задавать вопросы. Уже тогда, прикидываясь дурочкой и не зная, зачем. Задавать вопросы просто потому, что многое можно было бы прояснить. Прояснить и, возможно, предотвратить. Если бы доктор рассказала, что заставило ее стать кем-то другим, если бы она хоть немного раскрыла свою тайну. Вряд ли они оба – и Тэсс, и Джер, – допустили бы то, что произошло. И что должно было произойти теперь.
Раз за разом Тэсс смотрела на два женских лица, похожих и непохожих одновременно. Доктор принимала какую-то пигментную сыворотку: что-то из средств оборонно-карательной Длани, меняющих внешность. Откуда она брала это? Не стоило сомневаться: тут не обошлось без управителя. И можно было не гадать, почему: из-за некого Конора. Конора Паолино, чье имя тоже фигурировало в статье. Вероятнее всего, брата. Покойного брата управителя. Они все, эти трое – двое живых и один мертвый – одна семья. И эта семья…
Здесь Тэсс спотыкалась каждый раз, выставляя себе мысленные преграды. Но Джин сказал…
Нельзя стать бесстрашным, не познав страха, который полностью сожрет тебя изнутри.
Она больше не хотела себя обманывать. Страх достиг предела.
Эта семья как-то связана с ней. И она вот-вот их потеряет.
Джер тяжело навалился на штурвал. Он стоял неподвижно, прислонившись лбом к одной из резных деревянных рукоятей и вцепившись в две другие. Его глаза были закрыты, во всей обмякшей позе было что-то неестественное, поэтому Тэсс резко остановилась и обругала себя. Не стоило идти. Ей показалось… да, скорее всего, ей только показалось, что она услышала сдавленный вой. Звериный вой.
Видимо, Джер уснул. Может быть, даже перед этим хлебнул чего-то крепкого. Пожалуй, это к лучшему: в последние часы он не был похож на себя. Настолько, что даже не проклинал Тэсс. Вообще никого не ругал, не досталось и «красным крысам». Новый Джер напоминал мертвую машину: кивал, говорил, совершал нужные действия. Но вряд ли он хоть что-то осознавал, например, смысл этих действий.
– Эй, – произнесла Тэсс одними губами, не совсем уверенная, что хочет быть услышанной.
Подождав немного, она сделала шаг назад. В конце концов… это не ее дело, чье угодно, но не ее. Океан спокоен, ветра нет, Странник не даст смыть капитана за борт. Капитан… как бы ни казалось со стороны… вовсе не одинок здесь. Особенно – здесь.
– Ты.
Тэсс, уже ступившая на маленькую лесенку, вздрогнула и обернулась. Джер медленно, с явным усилием поднимал от штурвала всклоченную голову. Он вовсе не был сонным, тем более – пьяным. Тэсс промолчала и решила ни в коем случае не опускать взгляда.
– Хотела проверить, жив ли я? – Он принялся тереть лицо так яростно, что, скорее всего, царапал его когтями. – Жив.
Она кивнула и подумала о том, что в такую безветренную погоду, как сейчас, от нее, наверное, очень остро пахнет паникой и непониманием. И, как бы она ни отрицала…
– Как ты? – выпалила Тэсс.
От нее просто не могло прямо сейчас не пахнуть, не разить чувством вины. С этим уже ничего нельзя было сделать.
– Как я?…
Джер смотрел на нее. Просто смотрел и не шевелился. Его глаза запали и выглядели воспаленными. Они казались уставшими уже несколько дней, но сегодня кровавые прожилки на белках стали особенно заметны. Джер снова потер лицо и вернул руку на штурвал.
– Так… – ровно заговорил он, – как человек, узнавший, что его любимую женщину скоро повесят. Не лучше и не хуже.
Тэсс опустила голову и сжала кулаки. Она остро ощутила, что ногти впиваются в кожу, оставляют следы. Она почувствовала озноб, хотя ветра по-прежнему не было. Не было вообще ничего, кроме слов. Двух дурацких несвоевременных слов.
«Любимая женщина».
Откуда эта витиеватая книжная чушь? Ведь Джер даже не очень-то жалует книги! Но эта чушь заменяет весь сальный словесный мусор, обычно извергающийся из пасти лавиби, стоит ему заговорить о ком-то другом. Чушь. Чушь. Чушь. А как он ведет себя! Еще глупее, еще показушнее… а эти взгляды, улыбки, уступки…