Ме́ня старался не смотреть на некрасивое, изрытое морщинами лицо старухи, но оно все время было перед глазами. Старый капюшон потрепанного плаща не спасал ее от ливня. Потоки воды струились по немощному, болезненному лицу, используя морщины как русла ручьев, пряди редких седых волос прилипли к мокрому лбу.
– Что, хороша невеста?
В безобразной улыбке мелькнула пара оставшихся желтых зубов. Она засмеялась каким-то скрипучим голосом и потом закашлялась. Медвежонок дернулся, пытаясь освободиться и убежать от нее, но только почувствовал, как сильно сдавили его лапу.
– Не стоит. Полезай-ка сюда, – с этими словами старуха спрятала медвежонка под старым плащом. Здесь не было дождя и было даже тепло, но Ме́ня променял бы это место на любой холод и шторм. Однако его так сильно прижимала далеко не старческая рука, что он смирился со своим пленом и начал готовиться к худшему.
– Ну, герой, вылезай!
С этими словами медвежонка извлекли из временного заточения. Он оказался в каком-то шалаше. Дождь, не переставая, барабанил по крыше из камыша и веток, но внутри было сухо. Пока старуха разводила костер под закопченным котелком, Ме́ня молча смотрел на нее испуганными глазами.
– Ты думаешь, я тебя сварить собираюсь?
Медвежонок только моргнул, но не проронил ни слова. Опять раздался скрипучий смех, переходящий в кашель.
– И какие только сказки нужно слушать, чтобы так думать?
Ме́ня опять промолчал, смотря завороженными глазами, как языки пламени облизывали черные стенки котелка. Вода закипела, старуха ловко сняла котелок с треноги и кинула туда какой-то травы.
– Пока настоится мой чаек, ты мне все и расскажешь.
– А что говорить-то?
– Как в Черный колодец угодил, как в пещеру Желаний попал, кто надоумил в кубок Вечности окунуться.
– Ни в какой колодец я не ходил и никакие кубки не видел.
– Ой ли?
– Да я и Вас-то не видел.
– А лесной народ говорит, что Ме́ня на выдумки горазд, а врать-то и не умеет.
– Откуда Вы меня знаете?
– Экий ты скрытный, милок.
– Никакой я Вам и не милок.
– Осерчал, значит. Тогда выпей моей настоечки. Оттаешь.
– Не буду я ничего пить. Мне домой пора.
– Куда торопиться-то. Осень только. Твои весной проснутся.
– Все Вы врете, лето сейчас.
– Э-э, мил друг, долго ты в Черном колодце просидел. Покров скоро.
– Как это?
– Ме́ня, ты прикидываешься или вправду ничего не понимаешь?
– А что я должен понимать?
– Ну-ка, бери мою кружку, коль боишься, что отраву даю, и пей. Застудишься еще.
– А что это?
– Дюжина травок моих заварена. Малиновый листочек чувствуешь? Ну и пей на здоровье. Только не торопись.
– Сладкая!
– Вот сластена. Только не говори, что ты в пещере Желаний мед искал.
– Не знаю я никакую пещеру Желаний.
– А кто мой облик принял, кто Родригесом был, кто Магистра вызвал?
– Да я…
– Кто тебе заклинание открыл, кто о солнечной траве рассказал?
– Откуда Вы все знаете?
– Да не все, милок. Когда увидела своего двойника в пещере Желаний, я подумала, это филин, но когда ты Магистра вызвал, тут мне туго пришлось. Едва цела осталась. Потом вернулась, в бассейне Грез посмотрела твою историю. Поняла, что Магистр в моем обличии тебя к Черному колодцу заманил, да там и оставил. Долго искала, да вот ливень и помог.
– Почему ливень?
– Так ведь за гранью Черного колодца все исчезает, это только в дождь хорошо видно. Здесь он есть – а там его уже и нет.
– Куда же он девается?
– Там не только дождь, там все навеки пропадает, а тебя спасло только то, что ты в кубок Вечности окунулся. Заклятье Магистра тебя только у поверхности притопило, а дальше не бросило. Иначе бы тебя никто никогда не нашел.
– Почему?
– В Черном колодце время тонет.
– А как же я?
– Окунувшись в чашу Вечности, ты стал ее носителем. А у вечности сколько ни отнимай, столько и прибывает. Она же вечность. Теперь ты – счастливчик.
– Почему?
– Время твое теперь бесконечно.
– И что, каждый может прийти и в эту чашку нырнуть?
– Во-первых, не чашку. А во-вторых, это невозможно. Вернее, было невозможно. Сама не пойму. Магистр кубок Вечности всегда прячет. Я о нем только слышала, да и увидела впервые, только когда твою историю в бассейне Грез просматривала. Тогда о тебе кое-что узнала. Кубок Вечности и в руках-то держать никто не мечтал, я ты нырнуть умудрился. Что со временем творится!
– Это Вы про родник?
– Нет, ну вы послушайте его! Ты что и родник Лето отыскать умудрился!
– Да, я полакал немного и увидел, как Вы в скалу входили…
– Так, теперь понимаю. Но как ты заклятье узнал?
– Да Тришка услышал.
– А это еще кто?
– Друг мой, зайчишка. Я его попросил, и он услышал.
– Так, сдается мне, ты чего-то недоговариваешь. Как это зайцы могут заклинание на языке посвященных услышать, да еще и понять?
– Это, наверное, Серебрянка.
– Только не говори мне, что ты в зимнее полнолуние на Лесном озере был.
Медвежонок не успел ответить. Едва горевший огонек костра в очаге ветхого шалаша старухи неожиданно вспыхнул таким ярким пламенем, что собеседники отпрянули назад. Из огромных языков пламени появился человек в черном плаще. Это был Магистр…
На этом заканчивается сказка о Черном колодце.
Голубая лента
Время – самое загадочное, что есть в мире. Никто не знает, откуда оно появляется и куда исчезает. Взрослые только придумали календари и разные виды часов, чтобы они показывали время. Наивреднейшие из них – будильники. Они выбирают такие неподходящие моменты, чтобы прерывать интересные сны и выгонять бедных детей из теплых постелей в темное холодное утро. Надеюсь, что сейчас у нас есть достаточно времени в запасе, и мы можем открыть книгу на той самой странице, где медвежонок Ме́ня избежал плена в Черном колодце, но опять встретился с Магистром.
Языки пламени неожиданно вспыхнувшего с новой силой костра, казалось, ластились к черной фигуре загадочного человека. Они лизали его сапоги и длинные полы плаща, не нанося никакого вреда, потом скользили вверх, как бы создавая огненную оболочку вокруг него. Обладатель черного плаща не горел, а скрывался за горячими языками пламени. Очевидно, он имел какую-то власть над огнем, и тот служил ему, ограждая от всего окружающего. Все произошло так стремительно, что медвежонок даже не успел заметить, как это случилось. От неожиданности он плеснул горячим чаем из кружки на свою лапу. Чтобы не обжечься, Ме́ня вскочил, пытаясь стряхнуть с себя дымящийся напиток. Один из языков пламени, обвивавшийся вокруг черного плаща, метнулся в сторону медвежонка, превратившись в острие яркого луча, которое, подобно стреле, было направлено в сердце Ме́ни. Тому стало так страшно, что захотелось закрыть глаза и позвать на помощь маму, но времени на это не было. Нужно было защищаться.
Ме́ня плеснул остатками горячего чая навстречу летящей опасности. Но жидкость лишь с шипением обратилось в облачко пара. В следующий миг огненная стрела попала в кружку. И тут произошло неожиданное. Начищенная до блеска поверхность, подобно зеркалу, отразила луч, и он полетел обратно к Магистру. Ударившись о невидимую преграду около черного плаща, луч развернулся в сторону медвежонка. При этом к нему присоединилось еще несколько языков пламени, окружавших Магистра. Этот удар был намного сильнее первого, но он опять угодил в кружку. При этом медвежонок отлетел на шаг назад, а луч метнулся обратно. Отразившись от Магистра, луч опять усилился новыми языками пламени и направился в сторону медвежонка. Впрочем, это был уже не луч, а сноп яркого света побольше любой кружки. И несдобровать бы Ме́не от встречи с ним, да только в нескольких сантиметрах от него поток энергии, подобный молнии, столкнулся с круглым предметом, начищенным до зеркального блеска.
Это старуха метнула крышку от медного котелка, в котором готовился чай. Как послушный солнечный зайчик, сноп ослепительного света отразился в сторону. Правда, в этот раз он встретился с зеркальной поверхностью под другим углом и отлетел в стенку шалаша, который вспыхнул в одно мгновение. Сила этой молнии была так велика, что, несмотря на ливень, шалаш сгорел в секунду, а потоки воды устремились на костер и погасили его. Вместе с последними языками пламени исчез и Магистр.
Все произошло так стремительно, что медвежонок и старуха лишь переглянулись, чтобы удостовериться, что это им не померещилось. И только дымящиеся головешки от шалаша да черное пятно на месте костра опровергали их сомнения.
– С тобой не соскучишься, милок.
– Да я это, лапу обжег, – попытался оправдаться медвежонок.
– Скажи спасибо, что в живых остался.
– И кружка Ваша…
– Оставь. Нам нужно сматываться. Он сейчас сюда кого-нибудь пришлет.
– Кого?
– Да слуг у него хватает.
– А как же Ваш шалаш?
– Новый сделаю. Пойдем.
– Может, кастрюльку возьмем? Правда, от крышки ничего не осталось.
– Идем же.
И старуха заторопилась прочь, увлекая за собой медвежонка. Ме́ня с сожалением оглядывался на остатки былого пристанища старухи. Он еще не понимал до конца происходящее, но бросать добро, даже чужое, ему было жалко. Медведица Тамара всегда учила его бережно относиться к любым вещам, особенно к жилищу. Чтобы как-то загладить свою вину за потерянный дом старухи, он промямлил:
– А ловко Вы его крышкой…
– Это ты мне лучше скажи, кто тебя научил с его огнем так управляться.
– Никто меня не учил. Оно само…
– Ме́ня, ты либо хитрец, каких свет не видывал, либо я ничего не понимаю.
– Я тоже ничего не понимаю.
– А почему Магистр исчез? Он что, дождя испугался? Что-то я его прежде с зонтиком ни разу не видела.
– Почем я знаю. Я и мужика-то этого в плаще первый раз вижу.
– Да кто ты такой, чтобы Магистра мужиком обзывать?
От неожиданности они остановились и посмотрели вверх, откуда была сказана последняя фраза. На ветке сидел огромный ворон. Перья, лапы, клюв, маленькие глазки – все было черного цвета. Он слегка наклонил голову набок и посмотрел на Ме́ню. Взгляд был неприятный, буравящий, от него захотелось отвернуться и уйти. Но стоило только медвежонку повернуться, как ворон громко каркнул, и огромная ель упала рядом. С жалобным скрипом и хрустом ломая мощные ветви, совершенно здоровый ствол примял кусты, перегораживая дорогу. Еще раз каркнул ворон, и с таким же стоном повалила