Звери тумана
Ранним октябрьским утром из тумана выходят Звери. Тела их тонки и прозрачны, очертания едва различимы на границе ночи и дня. Шурх! – взлетает крупная птица, задевая крылом осиновую ветку. Листья сыплются вниз, хрустят под невидимыми лапами и копытами.
Звери тычутся мокрыми носами в случайных прохожих. Те ёжатся, вздрагивают – ух, какая влажность, до чего густой туман!
Девочку в рыжем свитере ведёт за руку женщина. Она хмурится, тянет дочь через туман за собой. Проходит сквозь мохнатого мамонта, что качает бивнями в воздухе, нанизывая кольца солнечных бликов. Шерсть мамонта впитывает свет, переливается оттенками сепии. Олень испуганно прыгает в сторону – вместо рогов у него красный коралл и вьются вокруг золотые рыбки. Полосатые ужи ныряют в древесную кору, как в воду, а под деревом зевает во все острозубые пасти трёхголовый кот. Звери тумана странные, красивые и, возможно, опасные. Девочка смотрит во все глаза. Она не знает, но чувствует: это древнее волшебство, октябрьская магия, что дарит вдохновение художникам и писателям, поэтам и музыкантам. Всем, кто умеет смотреть сквозь границы миров.
Осеннее солнце всё ярче, день ближе. Дымка тает, а вместе с ней и призрачные Звери. Девочка решается. Тайком вдыхает туман, пьёт из воздуха через невидимую соломинку, как молочный коктейль. Октябрь сразу ставит на ней метку: золотит веснушки на носу, добавляет рыжих искр в глаза и волосы.
– А мамонты бывают жёлтыми? – спрашивает она у матери. – А рыбы могут плавать по воздуху?
– Идём скорее! – одёргивает та. – И прекращай выдумывать!
Звери тумана проникают девочке под кожу, сворачиваются уютно меж рёбер, в животе, вдоль позвоночника, тепло пульсируют вместе с сердцем и шепчут изнутри: «Не прекращай! Выдумывай! Ты нужна нам. А мы – тебе».
Ведьма и город отражений
Поезд прибывает на рассвете. Ведьма покидает его не спеша: торопиться некуда, конечная станция. Шурша юбками, она спускается с подножки на серый вокзальный бетон. Ведьме восемнадцать, она впервые приехала в Город.
Зов, который она услышала за много километров отсюда, снова звучит. Ведьма радостно улыбается. Она едва не потеряла его в убаюкивающем сердцебиении поезда. Эти железные гусеницы, которых теперь заставляют вместо горячего угля есть электричество, как будто существуют в собственном времени и пространстве. И не любят, когда кто-то отвлекает пассажиров.
Хорошо, что поезда всегда едут по рельсам и не сворачивают.
Город Ведьму не встречает, ему нет дела до её цели. Здесь полно своих искателей и потерявшихся, дельцов и бродяг. Башни из стекла и бетона царапают острыми крышами небо, цепляют рассветные облака. Ведьма никогда не видела таких высоких зданий и очарована. Мерцают призрачным светом неоновые вывески, повсюду стекло и отражения. Ведьма видит себя, такую маленькую, в этих огромных зеркалах. Она танцует, строит рожи своему двойнику в расписанной иероглифами витрине. Интересно, что за ней – китайский ресторан? Или салон с безделушками из далёких стран? Хочется посмотреть, но Зов звучит настойчивей, как будто боится, что Ведьма собьётся с пути или опоздает. Поэтому она усмиряет любопытство и идёт дальше по мощёному тротуару. Город вокруг просыпается, гул машин сливается в нестройную мелодию. Стрекочут светофоры, перемигиваются яркие рекламные щиты.
Ведьма думает, что Город – это тоже Лес, только из камня, стекла и электричества.
Но очарование длится недолго. Как только солнце встаёт над горизонтом, улицы заполняются людьми. Люди толкаются, обгоняют друг друга, бормочут и громко думают. Ведьме кажется, что она вот-вот утонет в человеческом потоке. Она пытается выплыть, но оказывается прижатой к зеркальной витрине. Зов в голове почти не слышен за галдежом, а в витрине появляются монстры.
Они тёмные и страшные, поглощённые равнодушным городским нутром. Концентрат людских пороков и злобы, которое стекло запечатало в себе, будто в банке. Скалят рты, тянут к Ведьме когтистые лапы, пытаясь выцарапать ей глаза и душу. Ведьма перебегает улицу – и там стекло, а в нём те же монстры. Она пытается не смотреть, но они повсюду, идти с закрытыми глазами в потоке людей и машин не выходит.
Ведьма напугана и растеряна. Забыла, зачем она здесь, и не понимает, как выбраться. Кто-то толкает её в спину, и она падает, больно обдирая ладони об асфальт. Городу всё равно, как и Лесу, когда в него попадает чужой. Люди проходят мимо, пока Ведьма пытается встать, а монстры из зеркал – лишить зрения и чувств. Это неравная борьба. Ведьма проигрывает, пока кто-то не протягивает ей руку.
Это старик, его глаза слепы, а на губах сочувственная улыбка. Ведьма смотрит в незрячее лицо и не понимает, откуда он знает о том, что с ней происходит. Старик ободряюще хлопает её по плечу. А потом, опираясь на трость, достаёт из кармана тёмные очки и протягивает Ведьме. «Держи, – говорит его улыбка. – Не сдавайся Городу».
Ведьма принимает дар. Прилаживает дужки за уши и привыкает смотреть сквозь дымчато-зелёные стёкла. Поблагодарить не успевает: старика уже смыло людской волной. Ведьма вертит головой по сторонам, натыкается взглядом на зеркальную витрину и на всякий случай зажмуривается. Но монстры не нападают. Они больше не видят её: стекло тёмных очков вступает в противостояние с отражениями и побеждает.
Зов снова звучит в её голове, громко и настойчиво, совсем рядом. Теперь ничто не мешает Ведьме помнить о цели: она приехала в Город, чтобы найти своё место. Гомон сотен людей больше не беспокоит, гудки машин и подземный шорох метро сливаются в гармоничный фон. Ведьма поправляет юбки, отряхивает грязь с ладоней, и решительно сворачивает в переулок.
Скромная вывеска, деревянная дверь. Когда Ведьма заходит, звенит колокольчик. Женщина в старомодном платье у конторки оборачивается на звук. За её спиной – лабиринты книжных полок. Ведьма смотрит на них, затаив дыхание, а Зов довольно умолкает. Цель достигнута.
– Вы на собеседование? – спрашивает доброжелательно женщина. – Я вас ждала.
– Да, – отвечает Ведьма, снимает тёмные очки и улыбается. – Я буду новым библиотекарем.
Гравитация
– Кто мы сегодня? – спрашиваешь ты. Мы идём по пустой улице. Нас двое недавно, но кажется, будто всегда.
Закатное солнце выкручивает регулятор яркости до предела. От льющегося сквозь осенние листья золота больно глазам.
– Сегодня мы не в своём уме, – отвечаю я. Чувствую себя безумным шляпником, потому что октябрь щедро отсыпал мне даров. В волосах застряли мелкие листья, похожие на монетки, а ещё кленовые серёжки и пара сухих веточек.
– Почему? – спрашиваешь ты с любопытством. Знаешь, что это значит: новая история, которую можно примерить на себя, как костюм на Хэллоуин.
– Потому, что мы сами себе предоставленные, лишённые могущества боги, для которых былое величие превратилось в непосильную ношу.
– Так уж и непосильную?
– Всё дело в гравитации, понимаешь?
Ты киваешь. Удивительно, что ты всегда меня понимаешь – меня и мои истории. Сейчас мы, не сговариваясь, следуем за новой, и она ведёт нас по пожарной лестнице к небу.
Отсюда отличный вид на закат. Но тебе всегда мало, я вижу это по искрам в глазах. Осторожно трогая носком край крыши, говоришь:
– А ведь у нас были когда-то крылья, наверняка. Иначе почему так хочется сигануть вниз камнем, у самой земли их расправить и взмыть к солнцу? Да так высоко, чтоб ослепило.
– Может, память о крыльях и есть непосильная ноша? – спрашиваю я. – Ноша старых богов.
Мы сидим на краю, болтаем ногами над щекочущей пятки пустотой. Влюблённые боги, так ничему и не научившиеся. Снаружи – ничего особенного, изнутри – древнее бездны морской. Перебираем сотни жизней и смертей, как старушки у подъезда соседские покупки. Смеёмся и иногда плачем: кто из нас придумал гравитацию и зачем? Без неё было лучше.
Паутинкой на ветру колышутся звуки, фразы и блики. Слова рисуют облаками в небе: дымчато-серое на оранжево-красном. Шепчут губы, помнящие чужие поцелуи, случайные и ненужные. А ещё – злые слова, нелепые обиды, глупые споры. Рассказать бы о них, покаяться, только некому. Нет никого и ничего выше этой крыши, смотри сверху, любуйся закатом, наслаждайся бессилием.
Темнеет медленно, тягуче. Вот станут видны звёзды, и я станцую тебе на краю крыши босиком по Млечному пути. Ты сидишь и смотришь, следишь за каждым движением, отгоняя мысль о том, что кто-то из нас придумал гравитацию.
Собирательница душ
Этот город маленький и серый. Сажа всюду: на скованной хрупким льдом дороге, на стенах домов, в воздухе. Месяц в ночном чернильном небе как нарисованный. Лина бредёт по обочине босиком. Она знает, что не впервые здесь, но пока не помнит зачем. Так случается каждый раз.
С одного бока город обнимает лес, с другого – река. Чёрно-белая фотография: пыхтящий в небо завод, силуэты в тускло освещённых окнах обшарпанных пятиэтажек, трещины на асфальте. Тени бродят по улицам, не замечая друг друга. Лине страшно, но она продолжает идти. Так нужно. Подол ночной рубашки выпачкался в саже, которой кашляют мучимые бессонницей заводские трубы.
Внутренний компас подсказывает направление, и Лина сворачивает к реке. Покрытая инеем трава колет босые ступни. Лина садится на корточки, внимательно слушает. Река шепчет, тёмная, холодная, глубокая. Волны выкатывают на берег шкатулку. Лина берёт её, встряхивает: внутри перекатываются мелкие предметы.
Лина открывает шкатулку и начинает перебирать их, согревать в пальцах. Монетка, кольцо, авторучка. Кулон, рыболовный крючок, пуговица. Но Лина видит не вещи, а потерявшиеся души, которые собрала река. Слушает историю жизни, историю смерти и потом отпускает души к звёздам. Никто не должен остаться в этом городе навсегда, застрять в безвременье.
К рассвету город пустеет, а шкатулка отправляется обратно в реку. Лина встаёт, разминает уставшие руки. На сегодня работа закончена. К ночи будет новый улов, и она снова окажется здесь. Теперь Лина помнит: таков договор, заключённый между ней и рекой давным-давно.