*
В библиотеке всё шло привычным ходом. Мари встретила подругу своей обычной утренней улыбкой.
– Ты мне снилась, – выпалила Василиса вместо приветствия. – Говорят, друзьям нужно рассказывать о снах.
– Сон был хороший?
– Грустный. – Василисе трудно было подобрать слова. – Мари, зачем?
– Если ты догадалась, то почему спрашиваешь?
– Хочу от тебя услышать.
– Предположим, я ведьма. Как скучно станет – так и тянет украсть чью-то жизнь.
– Смешно, но я тоже ведьма. Впрочем, меня не тянет даже глаза тебе выцарапать.
– Ты не понимаешь. Вы все и так не живёте. Где ты была? Только и делала, что пряталась за книгами или Остапом. Мужчины отнимают жизнь лучше всех, часто и без разбора. Ты теряешься за их решениями, заботой, за их очагом… А они дают тебе выбирать? Я же беру жизнь только тогда, когда мне это нужно. Отец решил выдать меня за сына мукомола – семейное дело для него было выше интересов дочери. Когда я отказалась, перестала существовать для него и всех остальных. За сына мукомола выдали мою сестру. Но не видать им было удачи: я ушла из города вместе с рекой. Мельница остановилась, и погорело их дело.
– Мари, так больше не будет. Я позову дождь. Река вернётся.
– И что поменяется?
– Всё уже поменялось. Я не дам тебе забирать людей, как бы они в своей жизни ни ошибались.
– Тогда я уйду в другой город. Не побежишь же ты за мной по всему свету.
– Тогда я снова стану бардом. – Иван вышел из-за книжных стеллажей. – Я сочиню песню о ведьме, у которой украли жизнь, и та в отместку начала красть чужие. Барды Залесья на раз-два подхватят такую историю.
*
Мари оставила город в тот же день. Никто не видел, куда она направилась. Вода постепенно возвращалась в Соболиху, и неравнодушные начали укреплять старый мост. Кто-то даже задумался о постройке водяной мельницы.
Василиса сидела под вязом. Несмотря на позднее лето, поляну заполонила мать-и-мачеха.
– Я переехала. Из окон гостиной теперь видна река. На мансарду, где я сушу полынь и донник, часто заглядывает солнце.
– А что с архивом?
– Нашли новую девочку, ей полезно для учёбы. Я теперь в отделе современной литературы: там больше людей и незаконченных историй.
– Нравится?
– Да. Но не так, как вызывать дождь, – улыбнулась Василиса. – И если мне что-то не понравится, я расскажу тебе об этом сразу, а не тогда, когда призраком отправлюсь в другое место.
Вяз зашелестел листьями в ответ.
– Как думаешь, мне стоит повесить на дверь табличку «Василиса Дормидонтовна, ведьма и библиотекарь»?
Валерия Скритуцкая
Тая и морское дно
Говорят, они выходят при полной луне, чтобы танцевать на берегу под россыпью звёзд, под отчаянную песнь ветра. Говорят, они когда-то жили на суше, но скрылись под водой от безумия этого мира. Некоторые даже верят, что они заманивают мужчин, соблазняют их, а потом выпивают всю кровь до последней капли, чтобы вечно оставаться молодыми и дышать под водой. Но иные спорят: всё не так. Да, заманивают и соблазняют, но не убивают – уходят с избранником на пару лет в земной мир, чтобы выносить, родить и выкормить дитя. Затем оставляют ребёнка с отцом, а сами ныряют обратно в воду и там, на морском дне, живут себе счастливо. Если подробнее расспросить тех, кто живёт у солёных вод, можно узнать и то, что чадо этих одиноких мужчин так или иначе окажется у воды, желая узнать о своём происхождении. Случается это не раньше, чем ему – а чаще ей, – исполнится десять лет.
*
– Ты хоть понимаешь, что вокруг нас море?
Тая пожала плечами, оставаясь безучастной. Ну да, она слышала, что и таким море бывает: лужи тут и там, пучки трав островками. Больше напоминало болото. Гладкие камни и чайки смотрелись здесь несуразно.
– Странное море.
– Немного другое, правда?
Папа подмигнул в зеркало заднего вида, намекая на недавний разговор. «Немного другим тяжелее заслужить всеобщую симпатию, зато обязательно найдутся те, кто бесповоротно влюбится в них», – так он сказал. И привёз её к этому странному морю. Тая хмыкнула, а папа в ответ нажал на кнопку, опуская заднее стекло. Он победил, как и всегда.
– Вау, какой воздух солёный! Нигде так солёно не пахнет!
Вчера Тае исполнилось десять. Она хотела пригласить друзей, но папа посадил её в машину и увёз дальше, чем она могла ожидать, – и даже ещё дальше.
Тая любила всё солёное. И море, конечно, любила. Заплыть туда, где берег еле виден, чтобы только волны вокруг, чтобы в нос попали брызги. Интересно, а в этом море из луж вообще плавают?
Дом стоял на горе. Ветра свистели на чердаке, сменяя друг друга, но никогда не умолкая. В доме пахло рыбой. Сети, снасти, блёсны, крючки – всё это было разбросано на столе, на стульях, на полу, на подоконнике, повсюду. Тая приехала сюда впервые и с интересом осматривалась, а дедушка, которого она тоже встретила впервые, сразу начал рассказывать о том, что на блесну сейчас совсем не ловится, а ловится на твистер: это такие маленькие резиновые рыбки кислотных цветов, очень красивые. У дедушки была лодка на колёсах. В отлив он выезжал на ней, а когда вода прибывала, плыл, и там, уже на глубине, ловил рыбу. Глаза у дедушки были широко посажены, как и у Таи, вокруг – морщинки-лучики: он много смотрел на солнце и улыбался. Только рассказав обо всех рыбацких премудростях, он спросил, как её зовут. Он ничего не знал о внучке.
– Тае вчера исполнилось десять, – сказал папа.
Тогда дедушка наконец взглянул на неё по-настоящему. Пристально так. Заметил и необычный оттенок в светлых волосах, и кристальную голубизну глаз. Кивнул несколько раз собственным мыслям и, пробормотав что-то невнятное, вышел из маленькой гостиной. Было слышно, как скрипят ступени старой деревянной лестницы, а потом тяжёлые шаги на втором этаже, туда и обратно. Открывались дверцы и ящики – дедушка что-то искал. Ни Тая, ни папа не сдвинулись с места, только неловко улыбнулись друг другу. Лестница снова заскрипела.
– Вот. Подарок тебе, а то что ж я…
Тая приняла из рук дедушки фонарик, старый и тяжёлый, с ребристым переключателем, перемотанный в двух местах изолентой.
– Спасибо.
А потом – Тая сама не поняла, как так вышло, – её одну отпустили, нет, даже отправили к морю.
Разве это правда море? Лужи… И песок так смешно свернулся горками, на спагетти похож. Она разулась, закатала штанины и пошла по тёплой песочной кашице, которая просачивалась между пальцами. Тут и там валялись мидии, спутанные с водорослями, а крабы, воинственно выставив одну клешню, зарывались в илистое дно. Солнце слепило, порывы ветра трепали волосы, но ногам было так тепло и приятно, что хотелось идти и идти.
Тая не сразу заметила, как вода поднялась выше щиколоток, как намочила закатанные джинсы. Пришлось поднять их до самых колен, но вода уже захлёстывала и колени. Тая словно очнулась ото сна. Она поняла, что ушла слишком далеко от берега и прилив застал её врасплох. Заходя в море, она видела других детей, шлёпающих по солёным лужам, а ещё пожилую пару с сачками и ведром. Сейчас вокруг никого не было, одна только вода. И как наползли тучи, она тоже не заметила. Сердце застучало сильно-сильно: ей ещё никогда не было так страшно.
Тая развернулась, чтобы бежать. Нет, уже плыть – вода прибывала быстро. Но тяжёлый дедушкин фонарь тянул ко дну, а разжать руку никак не выходило, словно он прирос к ладони. Вода дошла до шеи, наполнила солью ноздри, накрыла с головой. Ноги оторвались от дна, и Таю потянуло вниз. Никакого дна уже не было. Всё глубже уходила Тая, всё темнее становилось вокруг. Ей бы спасаться, но вместо этого она нажала на ребристый переключатель и открыла глаза.
Здесь было тихо. Ветер остался снаружи. В полосе света на дне Тая разглядела тропу, вымощенную ракушками: они сверкали, словно драгоценные камни. Девочка опустилась на дно и пошла по тропинке, освещая себе путь. Неизвестный мир должен был испугать её, но вместо этого казался смутно знакомым. Может, он виделся ей во снах, а может, она сочинила его таким однажды, лёжа на горячем песке.
Вскоре её взору открылся чудесный сад. В нём огромные жемчужины лежали на чёрных лепестках, алмазные раковины переливались самыми нежными оттенками розового и голубого, а ещё были золотые, такой совершенной формы, что весь надводный мир по сравнению с ними казался нелепым. Водоросли извивались змеями, гипнотизировали, приобретая самые причудливые формы. Цветы неописуемой красоты склоняли огромные бутоны, из них выплывали пузыри, разлетаясь жемчужинами прямо Тае в руки.
Красота вокруг завораживала. Тае бы любоваться цветами, но взгляд притягивали мутно-зелёные водоросли, меняющие свой вид. Показалось, или они приняли вдруг очертания дома, где они жили с папой? Вот только окна были как будто глазами, уставились на неё, не моргая. Снова это дурацкое чувство: мы вместе, а ты – другая. Так ей всегда внушали те, кто из этих окон выглядывал.
Тая моргнула, и множество глаз моргнули вслед за ней. Медленно и тяжело из песка выросли массивные щупальца, поползли в разные стороны, оттолкнулись – и огромное чёрное тело отделилось от водорослей. Это не было метаморфозой: на морском дне и впрямь таилось Чудовище. Оно тоже приходило во снах – или она его выдумала, лёжа на горячем песке и вдруг покрывшись мурашками.
Тая бросилась бежать, но еле двинулась с места. Тогда она оттолкнулась и поплыла: так выходило чуть быстрее, но всё равно недостаточно. Одно движение огромного тела, и щупальца уже тенью нависли над ней, окружили. Чудовище могло бы схватить, но вместо этого сотнями глаз… Сотнями окон наблюдало, как Тая лишается сил. Но если она сдастся, то не проснётся в тёплой постели, – с этого дна так просто не всплыть.
«Папа… Па-ап…»
Словно он мог оказаться рядом.
«Помогите!»
Кто услышит её со дна?
Вдруг волной прокатился заливистый смех, разноцветные пузыри поднялись со дна и защекотали по коже. Смех повторился, разбился на множество голосов, звонких и весёлых. Блеснула серебряная чешуя, закружились купола переливчатых юбок. Из длинных волос, напоминавших пену волн, сплетались узоры, а тонкие руки извивались в гипнотическом танце. Их он