– Все свободны. До завтрашнего вечера… – говорит он. Его низкий бархатный голос совсем не вяжется с внешностью.
Зал и сцену тотчас заливает яркий свет. Общая напряжённость исчезает вместе с темнотой. Выдох облегчения: исполнение приговора откладывается. У нас ещё сутки.
*****
Вагон «подземки» уносит меня на другой конец города. Там, в небольшой квартире одного из жилых небоскрёбов, иголками утыкавших приморский район, ждёт меня моё чудо. Оно невысокого роста, пухленькое и кудрявое. У него глаза цвета неспелой сливы, нежные губы и очень ласковые руки.
Имя ему – Лина.
В окружающем пространстве – сухом и тщательно обезличенном – наши отношения напоминают зелёный росток, проломивший асфальт.
Мы встречаемся почти два месяца, что чудесно уже само по себе. В мире, где одиночке выжить легче и проще, а эмоции вызываются искусственными раздражителями, слово «любовь» загадочно более чем исхоженные вдоль и поперёк глубины Космоса. Для моих современников это архаичное понятие в лучшем случае означает просто соитие. Ничего иного. Партнёры при этом почти всегда остаются под псевдонимами и часто прячутся за личиной кибер маски. Абсолютное же большинство не утруждает себя даже этим – зачем, когда есть вирт?..
Мы тоже нашли друг друга в Сети. Как ещё можно познакомиться? Первая реальная встреча ошеломила неведомыми ощущениями: мягкое податливое тело, учащённое дыхание, капельки пота, жар и влага сокровенного, сладкие судороги… А ещё- нежная ласка тонких пальцев по коже, тепло волос, тихий шёпот на ушко, порхающие прикосновения губ, и поцелуи – томительно длинные, когда хочется выпить чужую плоть до последней капли…
Мне нравится слушать в ночной тишине её дыхание, ощущать ниточку пульса на шее… Она вдруг стала необходима мне. Кажется, что если она исчезнет из моей жизни – останется безвоздушная пустота. Смогу ли я тогда дышать?
*****
– Как дела?.. – Лина задает этот вопрос, когда обессиленные ласками мы раскидываемся на смятых простынях. – Римкус продлил твой контракт? – положив голову мне на плечо, она ерошит пальчиками мои волосы.
Йоахим Римкус, а именно так зовут обладателя лысого черепа, – мой нынешний работодатель. Режиссёр, продюсер и владелец единственного на Побережье реалити-театра: настоящая сцена, актёры-люди, и никаких виртуальных заморочек! Реализм Римкуса-режиссёра доходит до крайностей: ничего, кроме правды. В его шоу всегда всё по-настоящему. По слухам, Римкус платит добровольцам-смертникам, дублирующим артистов, огромные деньги. Но и билеты на подобные представления дороги: место в партере стоит больше, чем вся труппа зарабатывает за год. Пресыщенная публика, объевшаяся компьютерной графики, валом валит на спектакли.
– Ничего нового под луной, – заметил как-то один из моих знакомых. – Вспомни, как римляне развлекались боями гладиаторов… А публичные казни? – вот уж где был аншлаг!
Я нежно обнимаю девушку за плечи:
– Нет, котёнок… Своё слово Римкус скажет завтра, после вечерней премьеры.
*****
Три ведьмы колдуют над котлом. Деревянный пол сцены ещё не просох после спешной уборки в антракте: Макдуфф с жёнушкой только что прикончили короля Дункана и его слуг.
…Double, double, toil and trouble;
Fire burn and cauldron bubble… 15
Кутаясь в бархат занавесей, я украдкой наблюдаю их лицедейство:
– С чешуёй драконья лапа, губы турка, нос арапа… – вопят ведьмы, убыстряя пляски вокруг кипящего котла. – Пальчик детки удушенной, под плетнём на свет рождённой, – в этом месте я невольно вздрагиваю, – Тигра потрох размельчённый, – вот в котёл заправка наша, чтобы гуще вышла каша… Жарко, жарко!.. Пламя ярко!.. Хороша в котле заварка!..16
Хриплые визги актрис рвут густую темноту подмостков, но она упрямо наползает отовсюду, пытаясь побороть пламя костра. Из этой борьбы и поднимающегося к балкам водяного пара рождаются странные призрачные тени: сначала робко, потом всё смелее кружат они над старухами, кривляясь и меняя очертания.
Откуда-то вдруг сильно дует ветер. Не слабый сквозняк,рождённый приоткрытой дверью, а настоящий ночной ветер, пропитанный запахами леса: в нём пряные нотки земляного перегноя, напоенной росою травы, болотная прель, – и едва уловимый привкус тревоги.
Я не впервые наблюдаю такое диковинное возмущение воздуха, – происходит это нечасто – и всякий раз тому предшествует буйство сумрачных теней на сцене: словно там, на подмостках, ими образуется невидимый водоворот, некая воздушная воронка. Из зала этот эффект не виден. Из моего укрытия эту странность непосвящённому тоже заметить трудно. С полгода назад моё внимание к этому феномену привлёк Марк, наш осветитель.
Этот неряшливого вида человечек отличается довольно вздорным нравом. В театре его не жалуют. Но я как-то мимоходом спас его от гнева Римкуса за некую провинность, чреватую увольнением. За бокалом дешёвого вина – Марк счел себя обязанным угостить «спасителя», – я узнаю кучу пикантных подробностей о большинстве своих коллег: парнишка, оказывается, обожает подглядывать и подслушивать. Минут через десять мне становится скучно. Тогда-то он и рассказывает мне о «тенях» на сцене:
– Это началось, когда технари из «Экзосаунд» установили своё оборудование…
Несколько объёмных аппаратов с лейблами этой фирмы стоят в зале с недавних пор – ничем не примечательные металлопластиковые «кубики»: Римкус экспериментирует со звуком. Надо отдать ему должное – он не скупится: разработки «Экзосаунда» весьма недешевы.
– Я собираюсь заняться этим явлением всерьёз, – заговорщически говорит Марк. – А что? Вдруг это вредно для здоровья?.. Представляешь, как обрадуются ищейки из Комитета экологии! – в его блеклых глазках проблёскивает алчный огонёк.
Комитет – очень серьезная организация, и я не верю Марку: вряд ли Римкус позволил бы себе непроверенные игрушки.
Но выдумщик остаётся при своём мнении:
– Жаль только, – сокрушается он, – что такое бывает очень редко! Трудно ущучить… Я пробовал снять на плёнку – ничего не вышло. Кстати, именно после таких «сквозняков» пропадают тела дублеров!.. Не думаю, что это простое совпадение!
После этих слов я окончательно теряю интерес к его болтовне: затёртая до сального блеска байка о том, что иногда останки добровольных смертников якобы бесследно исчезают прямо во время спектакля – чушь, конечно…
Больше мы с Марком не общались. Спустя какое-то время после этой беседы он умудрился сломать шею, спускаясь по лесенке из своей рабочей каморки. Ну, а я с тех пор продолжаю изредка наслаждаться загадочными «танцами» теней.
Как назло, сегодня меня отвлекают.
– Кто бы подумал, что в чахлом старике столько крови! – речитативом поёт над ухом высокий голос. – Говорят, Римкус использует каторжников в качестве дублеров…
Я неохотно поворачиваюсь. Рядом со мной – низенький, безобразно полный человечек. Он с головы до пят укутан в цветастую, тяжёлого шёлка, хламиду, что придаёт его облику сходство с римским патрицием. Впечатление усиливают мясистый подбородок и крупный прямой нос, а маленькие глазки в «мешочек» и капризные вялые губы придают его лицу выражение порочности.
Это – Маро Сигуль, лучший оперный тенор Европы.
Он – обладатель настоящего, живого звука. Его голос – не какая-нибудь там «компонуха», сделанная электронным синтезом. К нему никогда не притрагивался скальпель хирурга. Поэтому, при нынешней моде на всё натуральное, Сигуль – ходячая драгоценность. При виде него простым смертным надлежит падать ниц или с фанатичным блеском в глазах умолять об автографе.
Я не делаю ни того, ни другого. Неделю назад антрепренер Сигуля намекнул, что оперное диво возжелало получить мою стерео голограмму. «Для интимного потребления» – как он выразился. Не люблю, когда меня употребляют, пусть даже и виртуально. Пришлось отказать.
В глазах Маро, устремлённых на меня, – немой вопрос, взгляд его плотояден. Я молча ухожу.
*****
Маленькой компанией мы коротаем вечер в уютной кофейне. Отмечаем успех премьеры.
– Можно было бы поживиться. И неплохо! – замечает вскользь Смешной Боб, узнав про эпизод с Маро.
Боб – мой самый хороший друг. Сейчас его место в моём сердце потеснила Лина, но Боб не в обиде. Он всё понимает. К тому же, именно он подбил меня на первое РЕАЛЬНОЕ свидание с ней.
Боб сидит на социалке. Государственного пособия едва хватает на "соту" с минимумом удобств в квартале, где в подземных многоэтажках обитают такие же неудачники, да ещё на синтетическую пищу и лёгкие наркотики. С голоду не сдохнешь, но забудешь о настоящей воде, солнце, чистом воздухе и натуральной пище. Из развлечений – дешёвые бары здесь же в подземелье, пиво, игровые автоматы, виртуальный секс, – на большее не хватит.
И всё – под пристальным оком полиции. Растительная жизнь вкупе с разрешённой наркотой – зыбкая гарантия лояльности. Шаг в сторону – и ты лишаешься государственной подачки. Но большинство это устраивает.
Мой друг не из таких. В душе он – бунтарь. Но, инвалид от рождения, Смешной Боб заключён в темницу уродливого безногого тела. Именно поэтому он получил своё прозвище: слово «уродливый» – неэтично. Особенно, когда вокруг так много искалеченных природой. Его IQ вполне позволяет претендовать на хорошую работу, но Бобу противна мысль о прохождении квалификационной комиссии.
– Хватит с меня еженедельных анализов! – фыркает он.
Я не понимаю, почему его так оскорбляет необходимость проходить обследование: это делают все в обязательном порядке. Таковы требования общей безопасности. Но Боб видит в этой процедуре ущемление свободы.
– Чем лучше жизнь «наверху»? – говорит он, когда друзья по обыкновению начинают пенять ему за леность. – Ткни пальцем в любого из тех сотен тысяч, что день-деньской проводят в офисе, разменивая жизнь на бумажки или мерцающие пиксели мониторов. Что они получают взамен? Кибер-секс, адреналин в капсулах, точно отмеренную дозу мнимых опасностей по строгому сценарию какого-нибудь агентства приключений, тренажёры и симуляторы для отвыкших от движения мышц… Комиксы вместо книг, рекламные слоганы вместо мыслей… Они так же мертвы, как и я. Иллюзия духа. Иллюзия жизни… Не-е-ет! Я хочу сразу и много! Так, чтобы послать всех к чёрту!