Много позже, я пойму, что этот пожиратель чужих жизней говорил истинную правду. Потому что для каждого Всевышним уготована его Главная Роль, но не всякому дано её сыграть.
*****
Мою героиню тоже предадут близкие. Но это будет потом.
А сначала – темнота и рокот зрительного зала. Шквал аплодисментов нарастает волной и разбивается о сцену, запутывается в тяжёлых портьерах занавеса, становится тише, – и стихает совсем…
«Что это, Господи?.. Что это?!»
Реальность вокруг постепенно и неумолимо превращается в зыбкое, дрожащее марево. Я вдруг снова всем своим существом чувствую тот самый загадочный ветер – сладкий и пряный – не жалкое подобие, рождённое сквозняком, но настоящий ветер открытых пространств, что рождается движением воды и воздуха. Бешеным хороводом вьются бесформенные тени – их всё больше и больше! Откуда они?..
Настоящее солнце затмевает свет рампы…
Последней исчезает сама сцена – деревянные подмостки тают, смешиваясь с жидкой грязью просёлочной дороги…
По этой дороге движутся тяжёлые ряды закованных в железо воинов. Их стяги утыкаются в небо и рвут его в клочья. Им нет преграды! Им больше не знать стыда поражений! Дева, облачённая в белое, ведет их к истине. К победе…17
Но ещё прежде, в маленькой деревушке Домреми18, её жизнь и молитвы сольются с моими: кто из нас первым услышал те Голоса? – и мы оба узнаем высшую цель своего бытия.
Единые душой и телом, мы вместе будем стоять под стенами Орлеана. Наши руки коронуют дофина. Зловещее молчание Компьена мы тоже разделим на двоих…19
Жар костра будет нам наградой. В его нестерпимом пламени сгорит моя горечь и родится её легенда.
*****
…Длинные ряды кресел уходят в тёмную глубину пустого зрительного зала. Неяркое пятно света выделяет лишь несколько мест в середине пятого ряда. В освещённом круге – двое. Они ведут беседу, точнее – один говорит, второй – мусолит короткую трубку. Белёсый дымок причудливыми завитками лениво поднимается вверх и бесследно тает в темноте.
– Столетняя война20 – всего лишь узелок на долгом пути… – тихо и раздумчиво вещает первый, словно беседуя сам с собой. – Несколько лет нашей группой делались расчёты, и полученная модель дала основание предполагать, что расклад, при котором французы изгонят англичан, более благоприятен для дальнейшей истории в целом.
На его лацкане в такт словам поблёскивает крохотная эмблема «Экзосаунда».
Второй сердито выбивает трубку о подлокотник кресла.
– Не загружайте меня лишними деталями! – раздражённо говорит он. – Давайте по существу. Когда вы планируете следующее проникновение?
Первый пожимает плечами.
– Когда найдём новое «отражение». Это ведь очень редкая мутация. Потом нужно определить точку на временной оси, куда следует, так сказать, нанести укол… Просчитать, сумеет ли «человек-зеркало» туда внедриться… Вообще, вам и правда лучше не знать деталей: вмешательства в прошлое запрещены, а ваш театр – хорошее прикрытие для нас. Не хотелось бы его потерять.
Какое-то время они молчат, каждый думая о своём. Невольно их взгляды устремляются на пустую сцену, где гуляют зыбкие тени – призрачный отпечаток потревоженного временного водоворота.
– Её… их… в самом деле сожгли?21 – запинаясь, вдруг спрашивает тот, что с трубкой.
– На этот счёт много версий… – чуть помедлив, неопределённо отвечает собеседник. На его лице – невидимая в темноте улыбка. – Разве это важно? Главное, что в слегка исправленной нами в очередной раз новейшей истории Постапокалипсиса уцелело больше людей, и зараженное пространство уменьшилось… Информация вневременных хранилищ однозначно указывает, что мы на правильном пути.
– Хотелось бы в это верить…
– А что нам ещё остаётся?
Глюк по имени Зямза
– Парень! Купи арбуз! – сиплый голос над ухом вывел Лёшу из задумчивости. Он оглянулся. Чуть в стороне от торгового ряда, где бабульки выставили на продажу домашние соленья, мешки с семечками и прочую нехитрую снедь, тёрся испитого вида мужичонка. – Бери! – настаивал «синяк». – Недорого прошу! Тебе – не деньги, а мне – на опохмел!
Зачем Лёша замедлил шаг? Почитатель дорогих бутиков и супермаркетов, – он из брезгливости и высокомерия никогда ничего не покупал на стихийных уличных рынках. Но мужичонка прямо вцепился в рукав!
– Я солёные не люблю! – поморщился Лёша.
– Свеженький! – обиделся приставала. – Глянь, какой молодец!
Зелёное полосатое чудо и впрямь выглядело чудесно. Летнее такое, яркое пятно заплаткой на промозглой серости ноябрьского дня. И как-то само собой получилось, что весёлый круглобок перекочевал к парню в обмен на новенький стольник.
Это уже потом Лёша с содроганием вспомнит грязный рукав мерзкого ватника, коим мужичок прижимал к себе арбуз, и его корявые пальцы с чёрной каёмкой ногтей, и тошнотный запах застарелого перегара… А пока он ладонями ощущал гладкую прохладу упругих боков, и настроение из осеннего стало праздничным.
Дома, тщательно вымыв покупку, он водрузил арбузище на большое блюдо. Острый ножом безжалостно вспорол красавцу бок, делая «шляпку». Корка поддавалась с многообещающим хрустом и, наконец, явила восхитительно бордовую мякоть с чёрными пуговками глянцевых семечек.
– Сахарный! – с удовольствием причмокнул Леша, распробовав вырезанный из шляпки кусочек.
Отрезав полукружием толстую скибку, он с хлюпаньем впился в её середину. Сладкий сок ручьями потёк по рукам, подбородку, – и он снова взялся за нож, и… замер: из арбузного чрева отчетливо донёсся такой же довольный хлюп.
*****
…Девичник – удался! После девяти бутылок шампанского на троих и невразумительной закуски Светка вернулась домой за полночь на «автопилоте». В роли автопилота выступил молоденький таксист кавказского вида.
По дороге пассажирка вела себя агрессивно и очень не хотела называть адрес. Такси изрядно пропетляло по району, пока Светка случайно не опознала родную улицу. Найдя подъезд, она минут двадцать играла с домофоном в «угадайку», переполошив часть жильцов, – остальных разбудило попурри из Верки Сердючки: в спящем парадном оно звучит особенно душевно! Светка успела исполнить его раза три на «бис», пока искала ключом замочную скважину.
Потанцевав немного по квартире, – «цыганочка» с выходом! – Светка нечаянно наткнулась на кровать, рухнула на неё, – и отрубилась. К вящему удовольствию озверевших соседей.
Проснулась она на рассвете – с головной болью и жгучим сожалением о прожитой зазря жизни. На груди у неё сидела, презрительно щурясь, огромная жаба.
– Сколько денег на ветер! – квакнула она, заметив, что гулёна приоткрыла глаза.
– Уйди! – простонала Светка.
– А до получки – две недели! – не унималась жаба. – И за квартиру не плочено!
– Сгинь! – рявкнула Светка и непослушной рукой смахнула вражину. Та, сочно шмякнувшись об пол, исчезла. Светка собрала в постели остальные конечности, кое-как встала, и тяжело поплелась на кухню.
Маленькое зеркало над раковиной было настроено враждебно: оттуда на нее глянула мятая, узкоглазая личина. Явно чужая.
– Утро в китайском квартале… – пробормотала девица, трогая пальцами припухшие веки.
Зеркальце злорадно показало язык.
В углу за мусорным ведром снова было появилась жаба.
– Отстань! – отмахнулась Светка. – Один раз живем…
Чашка кофе вернула её к реальности. Где-то в глубине квартиры нудным комаром запел мобильник. Долго размышляла на тему: искать телефон – или ну его?
– Хохлова! – сердито сказал мобильный. – Я тебе всю ночь звонил! Ты же обещала прийти!
Cветка задумалась. Ничего подобного не припоминалось.
– Ну? – осторожно переспросила она. Мало ли чего сгоряча посулила?
– Дуй ко мне! Быстро! – приказал телефон.
– Щ-ща-зз! – с облегчением выдохнула она, узнав, наконец, собеседника.
Телефон изменил тактику:
– Светка-а! – трагический шепот. – Спасай!
По натуре своей Светка Хохлова ( 28, 120-100-120, нет… нет… не была… а вот это вас не касается!..) – существо сердобольное. Потому слово «спасай!» возымело магический эффект. На что и было рассчитано.
Контрастный душ, боевой макияж. Беглый взгляд в зеркало… И хлопнув дверью, Светка выкатилась навстречу новому утру.
*****
– Вот… – раскачиваясь в кресле из стороны в сторону, Лёша неопределенно махнул рукой в пространство. Его согбенная фигура выражала крайнюю степень отчаяния.
Светка медленно осмотрела невыносимо аккуратную комнату. Сосредоточиться после вчерашнего ей было ещё трудно. Наконец, взор её споткнулся о журнальный столик: там красовался всамделишный арбуз. Уполовиненный, но все ещё прекрасный.
– Ну, Лёха, жадоба! В одиночку арбуз стрескал! А ещё друг называется!
Лёша в ответ подозрительно всхлипнул.
Светка решительно шагнула вперёд. При этом она покачнулась и задела бедром изысканный торшер, выписанный хозяином по каталогу из Италии. Лёша очень чванился этой вещью и гостям запрещалось даже близко подходить к «произведению искусства». Заграничный раритет немного подумал, и грациозно рухнул на пол.
– Упс-с!– виновато замерла на месте разрушительница.
Но Лёша даже не шевельнулся. И тогда Хохлова поняла: действительно произошло нечто ужасное!
Добравшись кое-как до столика, – с ориентацией в пространстве было плоховато, – Светка обнаружила, что арбуз изнутри тщательно выгрызен. До белой корки. И в этой импровизированной чаше снует какое-то мелкое, в ладонь высотой, существо, слегка напоминающее ящерку. «Слегка» – потому что от ящерицы существу достались только хвост и тулово. Короткую шею венчала тупоморденькая голова – миниатюрнейшая копия башки тиранозавра, такая же зубастая и хищная на вид. Нижние конечности оно явно унаследовало от лягушки – вместе с перепончатыми лапками, а вот ручонки с крохотными пальчиками карикатурно смахивали на человечьи.