Сперва удивились маленькие человечки, а потом очень обрадовались.
Быстро-быстро надели они свои красивые костюмчики и сапожки, затанцевали и запели:
— Хороши у нас наряды,
Значит, не о чём тужить!
Мы нарядам нашим рады
И сапог не будем шить!
Долго пели, танцевали и прыгали маленькие человечки через стулья и скамейки. Потом они исчезли и больше уже не приходили шить сапоги. Но счастье и удача с тех пор не покидали сапожника во всю его долгую жизнь.
Вильгельм Гауф
Калиф-аист
I
Было это давным-давно, в незапамятные времена, в далеком городе Багдаде.
Однажды, в прекрасное послеобеденное время, калиф багдадский Хасид предавался отдыху. Он даже успел немного вздремнуть, утомленный дневным зноем, и теперь был в самом лучшем расположении духа. Полеживая на диване, он курил длинную трубку розового дерева и попивал кофе из чашечки китайского фарфора. Кофе был отличный, и после каждого глотка калиф от удовольствия поглаживал бороду. Словом, он был, что называется, наверху блаженства. В такой час ему что хочешь говори, о чём хочешь проси, — калиф всё выслушает благосклонно и ни на что не разгневается.
Это отлично знал великий визирь калифа — Мансор. Поэтому он всегда являлся к калифу со всеми делами и просьбами в час его послеобеденного отдыха.
Так было и в тот день, о котором идет речь. Визирь пришел в свое урочное время, но только на этот раз он не стал просить за виновных, не стал жаловаться на правых, а низко поклонился калифу и молча отошел в сторону.
Калиф очень удивился. Он выпустил изо рта трубку и сказал:
— Чем озабочен ты, великий визирь? Почему на лице твоем такая печаль?
Визирь скрестил руки на груди и, низко поклонившись своему повелителю, сказал:
— Великий государь! Я не знаю, печально ли мое лицо или нет, но хорошо знаю, что у ворот дворца стоит бродячий торговец со всякими диковинными товарами. И ещё знаю — что я не могу купить у него даже самую ничтожную безделицу, потому что мне нечем за неё заплатить.
Но недаром о калифе шла слава, что, пока в чашке у него есть кофе, а в трубке табак, — милости его нет конца.
Тотчас кликнул он раба и приказал привести торговца в свои покои.
Торговец пришел. Это был маленький тучный человечек, одетый в рваное тряпье, с тяжелым сундуком за плечами. Торговец поставил сундук у ног калифа и открыл крышку. Великий аллах! Чего только тут не было! И ожерелья из жемчуга, и самоцветные перстни, и оружие в серебряной оправе, и золотые кубки, и роговые гребни.
Калиф и визирь всё пересмотрели, всё перетрогали, а потом калиф выбрал себе и визирю по красивому кинжалу, а для жены визиря — гребень, разукрашенный сверкающими камнями.
О цене он даже не стал спрашивать, а просто велел насыпать торговцу полный кошель золота.
Торговец хотел было уже укладывать свои товары в сундук, как вдруг калиф увидел маленькую коробочку вроде табакерки.
— А это что такое? — спросил калиф. — Покажи-ка!
Почтительно склонившись, торговец протянул коробочку. С виду в ней не было ничего примечательного, но когда калиф открыл её, он увидел, что коробочка до краев полна каким-то черным порошком, а сверху лежит пожелтевший клочок пергамента, весь испещренный непонятными знаками.
— Скажи мне, что тут написано? — спросил калиф.
— Да простит меня великий повелитель, но этого никто не знает, — сказал разносчик. — Много лет тому назад один богатый купец дал мне эту коробочку, а сам он нашел её на улице священного города Мекки. Если господин пожелает, я готов отдать эту безделицу даром, ибо какая же ей цена, если никто не знает, на что она годится.
Калиф был большой любитель всяких редкостей, даже тех, в которых ничего не понимал. Поэтому он взял коробочку, а разносчику прибавил ещё десять золотых монет и милостиво отпустил его на все четыре стороны.
Разносчик ушел, а калиф всё ещё вертел коробочку, словно пытался разгадать тайну, которая в ней была заключена.
— Однако неплохо бы узнать, что тут такое написано, — сказал он, рассматривая со всех концов клочок пергамента. — Не знаешь ли ты, визирь, кто бы мог прочесть эти письмена?
— Всемилостивейший господин и повелитель, — ответил визирь, — у Большой мечети живет человек, по имени Селим, по прозванию «Ученый».
Он может прочесть всякую книгу. Прикажи позвать его, — может быть, он проникнет в тайну этих загадочных знаков.
Калиф так и сделал.
Само собой разумеется, что ему не пришлось долго ждать Селима, — если тебя требует к себе сам калиф, ноги несут тебя так же быстро, как птицу крылья!
И вот когда Селим явился, калиф сказал ему так:
— Послушай, Селим, люди говорят, что ты человек мудрый и ученый. Взгляни-ка на эту рукопись — может быть, ты разберешь, что тут написано. Если разберешь — получишь от меня новый халат, а не разберешь — получишь двенадцать палочных ударов по пяткам, за то что люди незаслуженно именуют тебя Ученым.
Селим поклонился и сказал:
— Да исполнится воля твоя, о господин!
Долго рассматривал он пожелтевший листок и вдруг воскликнул:
— Прикажи меня повесить, господин, если это не по-латыни!
— Что ж, по-латыни так по-латыни, — милостиво сказал калиф. — Говори, что там написано!
Слово за словом Селим стал переводить загадочные письмена.
И вот что он прочел:
— «О смертный, ты, который держишь в своих руках этот клочок пергамента, возблагодари аллаха за его милость. Ибо вместе с этим ничтожным клочком пергамента ты держишь в своих руках великую тайну: если ты понюхаешь черный порошок из этой коробочки и произнесешь священное слово: «Мутабор»— ты можешь обернуться всяким зверем лесным, всякой птицей небесной, всякой рыбой морской и будешь понимать язык всех живых существ на земле, в небе и в воде. Когда же ты пожелаешь снова принять образ человека, поклонись три раза на восток и снова произнеси священное слово: «Мутабор». Но горе тому, кто, приняв образ птицы или зверя, засмеется. Заветное слово навсегда исчезнет из его памяти, и уже никогда не стать ему снова человеком. Помни об этом, смертный! Горе тому, кто смеется не вовремя!»
Калиф был очень доволен. Он взял с ученого Селима клятву, что тот никому не откроет этой великой тайны, подарил ему халат не хуже своего и отпустил с миром домой.
Потом он сказал своему визирю:
— Вот это славная покупка! Теперь я буду знать, о чём говорят в моей стране даже птицы и звери. Ни один калиф, с тех пор как стоит Багдад, не мог похвалиться таким могуществом! Приходи ко мне завтра пораньше, пойдем вместе погулять, понюхаем чудесный порошок да послушаем, о чём говорят в воздухе и воде, в лесах и долинах.
II
На другой день, чуть только калиф успел одеться и позавтракать, как визирь, послушный его приказанию, уже явился, чтобы сопровождать своего повелителя во время прогулки.
Калиф сунул за пояс коробочку с волшебным порошком и без всякой свиты, вдвоем с визирем, вышел из дворца.
— Великий калиф! — сказал визирь. — Не пойти ли нам к прудам, что находятся на окраине города. Я не раз видел там аистов. Это презабавные птицы, у них всегда такой важный вид, как будто они первые советники вашей милости. К тому же они очень разговорчивы и постоянно о чём-то болтают на своем птичьем языке. Если ваша милость пожелает, мы можем испробовать наш чудодейственный порошок, послушаем, о чём говорят аисты, а заодно испытаем, каково быть птицей.
— Неплохо придумано, — согласился калиф, и они отправились в путь.
Не успели они подойти к пруду, как увидели аиста. Аист с важным видом расхаживал взад и вперед, выискивая лягушек, и то и дело пощелкивал клювом. Но что он хотел этим сказать, было совершенно непонятно.
Через минуту калиф и визирь увидели в небе другого аиста, который летел прямо на них.
— Клянусь бородой, всемилостивейший государь, что эти длинноногие заведут сейчас прелюбопытный разговор! — воскликнул визирь. — Не превратиться ли нам в аистов?
— Что ж, я не прочь, — согласился калиф. — Только сначала повторим, что надо сделать, чтобы снова стать людьми. Как там сказано? Надо поклониться три раза на восток, а потом произнести: «Мутабор». Тогда я снова стану калифом, а ты визирем. Но смотри не смейся, а то мы пропали.
В это время второй аист пролетел у них над самой головой и стал медленно спускаться на землю, громко курлыкая.
Калиф, которого уже разбирало любопытство, поспешно достал из-за пояса коробочку, взял оттуда щепотку порошка и передал коробочку визирю. Тот тоже отсыпал себе на понюшку. Потом оба зашмыгали носами и, когда втянули весь волшебный порошок, до последней пылинки, громко воскликнули: «Мутабор!»
И тотчас ноги у них стали тонкими, как спицы, длинными, как ходули, и вдобавок покрылись красной шершавой кожей. Их прекрасные туфли превратились в плоские когтистые лапы, руки стали крыльями, шеи вытянулись чуть не на аршин, а бороды, которыми они так гордились, исчезли совсем. Зато у них выросли предлинные твердые носы, на которые можно было опираться, как на палки.
Калиф от удивления просто глазам своим не верил. Наконец он пришел в себя и сказал:
— Ну и славный же у тебя нос, великий визирь!
Клянусь бородой пророка, я в жизни своей не видывал ничего подобного. Для великого визиря такой нос — истинное украшение.
— Вы льстите мне, о мой властелин! — сказал визирь и поклонился. При этом он стукнулся носом о землю. — Но осмелюсь доложить, что и вы ничего не потеряли, превратившись в аиста. Я бы даже позволил себе сказать, что вы стали ещё красивее. Но не угодно ли вам послушать, о чём говорят наши новые сородичи, если только правда, что мы теперь можем понимать их речь?
Тем временем второй аист уже спустился на землю. Он почистил клювом свои ноги, оправил перья и зашагал к аисту, который его поджидал.