И Дюймовочка спустилась в норку, обогрелась и поела.
— Ты мне нравишься, — сказала ей мышь, поглядев на неё блестящими, как бисер, черными глазками. — Оставайся-ка у меня на зиму. Я буду кормить тебя, а ты прибирай хорошенько мой дом да рассказывай мне сказки — я до них большая охотница.
И Дюймовочка осталась.
Она делала всё, что приказывала ей старая мышь, и жилось ей совсем неплохо в теплой укромной норке.
— Скоро у нас будут гости, — сказала ей однажды полевая мышь. — Раз в неделю меня приходит навестить мой сосед. Он очень богат и живет куда лучше меня. У него большой дом под землей, а шубу он носит такую, какой ты, верно, и не видывала, — великолепную черную шубу! Выходи, девочка, за него замуж! С ним не пропадешь! Одна беда: он слеп и не разглядит, какая ты хорошенькая. Ну, уж ты зато расскажешь ему самую лучшую сказку, какую только знаешь.
Но Дюймовочке вовсе не хотелось выходить замуж за богатого соседа: ведь это был крот — угрюмый подземный житель.
Вскоре сосед и в самом деле пришел к ним в гости.
Правда, шубу он носил очень нарядную — из темного бархата.
К тому же, по словам полевой мыши, он был ученый и очень богатый, а дом его был чуть ли не в двадцать раз больше, чем у мыши. Но он терпеть не мог солнца и ругал все цветы. Да и не мудрено! Ведь он никогда в жизни не видел ни одного цветка.
Хозяйка-мышь заставила Дюймовочку спеть для дорогого гостя, и девочка волей-неволей спела две песенки, да так хорошо, что крот пришел в восхищение. Но он не сказал ни слова — он был такой важный, степенный, неразговорчивый…
Побывав в гостях у соседки, крот прорыл под землей длинный коридор от своего дома до самой норки полевой мыши и пригласил старушку вместе с приемной дочкой прогуляться по этой подземной галерее.
Он взял в рот гнилушку — в темноте гнилушка светит не хуже свечки — и пошел вперед, освещая дорогу.
На полпути крот остановился и сказал:
— Здесь лежит какая-то птица. Но нам её нечего бояться — она мертвая. Да вот можете сами поглядеть.
И крот стал тыкаться своим широким носом в потолок, пока не прорыл в нем дыру. Дневной свет проник в подземный ход, и Дюймовочка увидела мертвую ласточку.
Должно быть, бедная птичка погибла от холода. Её крылья были крепко прижаты к телу, ножки и голова спрятаны в перышки.
Дюймовочке стало очень жалко её. Она так любила этих веселых легкокрылых птичек — ведь они целое лето пели ей чудесные песни и учили её петь. Но крот толкнул ласточку своими короткими лапами и проворчал:
— Что, небось, притихла? Не свистишь больше? Вот то-то и есть!… Да, не хотел бы я быть этакой пичужкой. Только и умеют носиться в воздухе да щебетать. А придет зима — что им делать? Помирай, и всё тут. Нет уж, моим детям не придется пропадать зимой от голода и холода.
— Да, да, — сказала полевая мышь. — Какой прок от этого чириканья и щебета? Песнями сыт не будешь, чириканьем зимой не согреешься!
Дюймовочка молчала. Но когда крот и мышь повернулись к птице спиной, она нагнулась к ласточке, раздвинула перышки и поцеловала её прямо в закрытые глаза.
«Может быть, это та самая ласточка, которая так чудесно пела летом, — подумала девочка. — Сколько радости принесла ты мне, милая ласточка!»
А крот тем временем снова заделал дыру в потолке. Потом, подобрав гнилушку, он проводил домой старуху мышь и Дюймовочку.
Ночью Дюймовочке не спалось. Она встала с постели, сплела из сухих былинок большой ковер и, пробравшись в подземную галерею, прикрыла им мертвую птичку. Потом она отыскала в кладовой у полевой мыши теплого пуху, сухого мха и устроила для ласточки что-то вроде гнездышка, чтобы ей не так жестко и холодно было лежать на мерзлой земле.
— Прощай, милая ласточка, — сказала Дюймовочка. — Прощай! Спасибо тебе за то, что ты пела мне свои чудесные песни летом, когда деревья были ещё зеленые, а солнышко так славно грело.
И она прижалась головой к шелковистым перышкам на груди у птички.
И вдруг она услышала, что в груди у ласточки что-то мерно застучало: «Стук! Стук!» — сначала тихо, а потом громче и громче. Это забилось сердце ласточки. Ласточка была не мертвая,— она только окоченела от холода, а теперь согрелась и ожила.
На зиму стаи ласточек всегда улетают в теплые края. Осень ещё не успела сорвать с деревьев зеленый наряд, а крылатые путницы уже собираются в дальнюю дорогу. Если же какая-нибудь из них отстанет или запоздает, колючий ветер мигом оледенит её легкое тело. Она окоченеет, упадет на землю замертво, и её занесет холодным снегом.
Так случилось и с этой ласточкой, которую отогрела Дюймовочка.
Когда девочка поняла, что птица жива, она и обрадовалась и испугалась. Ещё бы не испугаться! Ведь рядом с ней ласточка казалась такой огромной птицей.
Но всё-таки Дюймовочка собралась с духом, потеплее укрыла ласточку своим плетеным ковром, а потом сбегала домой, принесла листочек мяты, которым сама укрывалась вместо одеяла, и укутала им голову птицы.
На следующую ночь Дюймовочка опять потихоньку пробралась к ласточке. Птица уже совсем ожила, но была ещё очень слаба и еле-еле открыла глаза, чтобы посмотреть на девочку.
Дюймовочка стояла перед нею с куском гнилушки в руках — другого фонаря у неё не было.
— Спасибо тебе, милая крошка! — сказала больная ласточка. — Я так хорошо согрелась! Скоро я совсем поправлюсь и опять вылечу на солнышко.
— Ах, — сказала Дюймовочка, — теперь так холодно, идет снег! Останься лучше в своей теплой постельке, а я буду ухаживать за тобой.
И она принесла ласточке ячменных зернышек и воды в цветочном лепестке. Ласточка попила, поела, а потом рассказала девочке, как она поранила себе крыло о терновый куст и не могла улететь вместе с другими ласточками в теплые края. Пришла зима, стало очень холодно, и она упала на землю… Больше уже ласточка ничего не помнила. Она даже не знала, как попала сюда, в это подземелье.
Всю зиму прожила ласточка в подземной галерее, а Дюймовочка ухаживала за ней, кормила и поила её.
Ни кроту, ни полевой мыши она не сказала об этом ни слова — ведь оба они совсем не любили птиц.
Когда настала весна и пригрело солнышко, Дюймовочка открыла то окошко, которое проделал в потолке крот, и теплый солнечный луч проскользнул под землю.
Ласточка простилась с девочкой, расправила крылышки, но прежде, чем вылететь, спросила, не хочет ли Дюймовочка выбраться вместе с ней на волю. Пусть сядет к ней на спину, и они полетят в зеленый лес.
Но Дюймовочке было жалко бросить старую полевую мышь — она знала, что старушке будет очень скучно без нее.
— Нет, мне нельзя! — сказала она, вздыхая.
— Ну что ж, прощай! Прощай, милая девочка! — прощебетала ласточка.
Дюймовочка долго глядела ей вслед, и слезы капали у неё из глаз — ей тоже хотелось на простор да и грустно было расставаться с ласточкой.
— Тви-вить, тви-вить! — крикнула в последний раз ласточка и скрылась в зеленом лесу.
А Дюймовочка осталась в мышиной норе.
С каждым днем ей жилось всё хуже, всё скучнее. Старая мышь не позволяла ей уходить далеко от дома, а поле вокруг норки заросло высокими толстыми колосьями и казалось Дюймовочке дремучим лесом.
И вот однажды старуха мышь сказала Дюймовочке:
— Наш сосед, старый крот, приходил свататься к тебе. Теперь тебе нужно готовить приданое. Ты выходишь замуж за важную особу, и надо, чтоб у тебя всего было вдоволь.
И Дюймовочке пришлось по целым дням прясть пряжу.
Старуха мышь наняла четырех пауков. Они днем и ночью сидели по углам мышиной норки и втихомолку делали свое дело — ткали разные ткани и плели кружева из самой тонкой паутины.
А слепой крот приходил каждый вечер в гости и болтал о том, что скоро лету будет конец, солнце перестанет палить землю и она снова сделается мягкой и рыхлой. Вот тогда-то они и сыграют свадьбу. Но Дюймовочка всё грустила и плакала: она совсем не хотела выходить замуж, да ещё за толстого слепого крота.
Каждое утро, на восходе солнца, и каждый вечер, на закате, Дюймовочка выходила за порог мышиной норки. Иногда веселый ветерок раздвигал верхушки колосьев, и девочке удавалось увидеть кусочек голубого неба.
«Как светло, как хорошо тут на воле!» — думала Дюймовочка и всё вспоминала о ласточке. Ей очень хотелось бы повидаться с птичкой, но ласточка не показывалась над полем. Должно быть, она вилась и носилась далеко-далеко там, в зеленом лесу над голубой рекой…
И вот наступила осень. Приданое для Дюймовочки было готово.
— Через четыре недели твоя свадьба! — сказала Дюймовочке полевая мышь.
Но Дюймовочка заплакала и ответила, что не хочет выходить замуж за скучного крота.
Старуха мышь рассердилась.
— Пустяки! — сказала она. — Не упрямься, а не то попробуешь моих зубов. Чем тебе крот не муж? Одна шуба чего стоит! У самого короля нет такой шубы! Да и в погребах у него не пусто. Благодари судьбу за такого мужа!
Наконец настал день свадьбы, и крот пришел за своей невестой. Значит, ей всё-таки придется идти с ним в его темную нору, жить там, глубоко-глубоко под землей, и никогда не видеть ни белого света, ни ясного солнышка — ведь крот их терпеть не может! А бедной Дюймовочке было так тяжело распроститься навсегда с высоким небом и красным солнышком! У полевой мыши она могла хоть издали, с порога норки, любоваться ими.
И вот она вышла взглянуть на белый свет в последний раз. Хлеб был уже убран с поля, и опять из земли торчали одни голые, засохшие стебли. Девочка отошла подальше от мышиной норки и протянула к солнцу руки:
— Прощай, солнышко, прощай!
Потом она увидела маленький красный цветочек, обняла его и сказала:
— Милый цветочек, если увидишь ласточку, передай ей поклон от Дюймовочки.
— Тви-вить, тви-вить! — вдруг раздалось у неё над головой.
Дюймовочка подняла голову и увидела ласточку, которая пролетала над полем. Ласточка тоже увидела девочку и очень обрадовалась. Она опустилась на землю, и Дюймовочка, плача, рассказала своей подруге, как ей не хочется выходить замуж за старого угрюмого крота и жить с ним глубоко под землей, куда никогда не заглядывает солнце.