Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе — страница 84 из 85

Вот фру Друссе отыскала останки убиенной Мари и похоронила их – а духи не успокоились, их число множилось. Вот нашла сатанистов, служивших в подвале черную мессу при участии сомнолога Камиллы (Сольбьорг Хёйфелдт), вызывавшей Великого герцога. Он же Вельзевул, Повелитель мух. Он же филин, вездесущая сова, летящая по коридору госпиталя на начальных титрах. Что дальше? И для чего на самом деле Большой брат призвал в Королевство сновидицу Карен?

Да именно для того, чтобы остановить пришествие Сатаны в земной Вавилон, опасно сомкнувшийся с небесами. Не случайно над крышей уже наворачивает круги черный вертолет с тонированными стеклами, и неясно, кто в нем (в первых двух сезонах так же таинственно выглядела призрачная «Скорая помощь»). «Исход» мог бы носить название «Изгнание» или «Экзорцизм».

Он является на конгрессе боли, что логично. Говорит то на латыни, то по-датски: язык врага рода человеческого лжив и изворотлив. Например, на протяжении всего «Исхода» Полу-Хелмер безуспешно пытается договориться о чем-либо с изворотливо-садистским роботом больничной парковки Бриском. За него, как выяснится ближе к концу, говорит Вельзевул.

Роль Великого герцога сыграл артист, намеренно не упомянутый в титрах («Тот-чье-имя-нельзя-называть»), как и Удо Кир – специалист по темной стороне, переигравший за свою карьеру самых разных монстров и злодеев, а впрочем, и Иисуса Христа тоже: Уиллем Дефо. У Триера он уже побывал Богом-Отцом – по другой версии, Демиургом-Сатаной – в «Мандерлее», а потом просто безутешным Отцом в «Антихристе». В «Исходе» его появления сопровождаются звуком зудящего мушиного роя. Он редко действует сам, перепоручая важные миссии своим – доппельгангерам, заменяющим (а при случае и уничтожающим) особенно настырных борцов с тьмой: Бульдера, Юдит и Карен. Эти аватары с застывшими улыбками – пугающие сущности, склоняющиеся в еретическом поклоне перед «вавилонским отродьем», уложенным в Иисусову колыбель.

Есть у Вельзевула и другие помощники, шпионы в Королевстве, отмеченные его печатью – обжигающим клеймом монеты с силуэтом рогатого черта. Такой знак прячет в руке, обычно сжимающей трость, Могге. Им метят и Полу-Хельмера, но – странное дело – казалось бы, обреченный на служение тьме швед оказывается неэффективным: вместо Карен ранит ее зловещую двойницу и ретируется. То ли он унаследовал от отца-датчанина ген «идиотизма», то ли, при всей вредности, предпочитает остаться на стороне добра, сколь бы условным и умозрительным ни было это понятие.

Впрочем, это не остановит Князя тьмы, который вот-вот придет в Королевство. Сперва проявится на необъяснимом паззле в кабинете директора Боба. А потом выйдет к склонившемуся в полупоклоне Вельзевулу из того самого, наконец приземлившегося прямо на Рождество, черного вертолета. Без большого удивления зрители распознают в нем самого Ларса фон Триера.

Когда-то в юности он, шокируя родителей-атеистов, играл в правоверного иудея. Потом увлекся католицизмом, но вскоре вспомнил о более традиционном для датчан протестантизме. Прошло время, и Триер заявил о себе как об окончательном и бесповоротном атеисте. Однако на старости лет, кажется, его все больше влечет сатанизм. От души или всем назло, какая разница.

Сказка одиннадцатая. О золотом сердце

– А не можешь ли дать что-нибудь Герде, чтобы она справилась с этой злой силой?

– Сильнее, чем она есть, я не могу ее сделать. Разве ты не видишь, как велика ее сила?

Разве ты не видишь, как ей служат люди и животные? Ведь она босая обошла полсвета!

Г. Х. Андерсен, «Снежная королева»

Подобно своему кумиру и прообразу Андерсену, Триер любит завершать сказки без хеппи-энда, нередко его герои в конце концов умирают – буквально как в жизни. Если его терзаемые судьбой персонажи изредка и одерживали победу над враждебным миром, то в лучшем случае посмертно, как в фильме «Рассекая волны».

Та прославленная картина открыла новую главу в творческой карьере режиссера. Стала первой в так называемой трилогии «Золотое сердце». Его первоисточник – одноименная детская сказка, сильно впечатлившая Ларса в детстве: история самоотверженной девочки, по доброте душевной отдавшей все, что у нее было, незнакомцам и оставшейся ни с чем. Это она – Бесс из «Рассекая волны», Карен из «Идиотов», Сельма из «Танцующей в темноте». Слабая, уязвимая женщина, которая способна на невероятное, первым прообразом которой была настойчивая и бесстрашная фру Друссе из первых сезонов «Королевства».

Карен из «Исхода», функционально продолжающая путь Друссе, не только наследует своей тезке из «Идиотов» или является тем же самым человеком, только в новых жанровых обстоятельствах (если так, то Триер сделал нечто немыслимое, перенеся персонажа гиперреалистической парадокументальной драмы в сериальную сказку о призраках и пришествии Сатаны). Она еще и общается с вселенной точно так же, как деревенская дурочка Бесс – с Богом: входя в транс, разговаривает сама с собой разными голосами, дает себе советы и указания от лица внешней силы. А также обладает способностью, как Сельма, верить в выдуманные сказки и истории, своим участием материализуя и осуществляя их. Она – сразу три Золотых сердца в одной героине.

Но, в отличие от Бесс, Сельмы и другой Карен, у нее нет возлюбленного, мужа или ребенка, она абсолютно одинока. Ее самоотдача тотальна, ведь ей нечего и некого терять. Но и нечем жертвовать и некуда отступать.

Потому, сохраняя хрупкость Золотого сердца, она превращается в неколебимого воина света, готового на любые подвиги ради осуществления миссии – изгнания злых и упокоения добрых духов. В этом Карен опасно сближается с другим сквозным персонажем фильмов Триера – так называемым Идеалистом. Как известно, Мефистофель «вечно хотел зла и вечно совершал благо». Идеалист же, напротив, вечно хочет как лучше, а получается – как всегда.

Сказка двенадцатая. Об идеалисте

Кораблик бросало то вверх, то вниз и вертело так, что оловянный солдатик весь дрожал, но он держался стойко – ружье на плече, голова прямо, грудь вперед.

Г. Х. Андерсен, «Стойкий оловянный солдатик»

Частный детектив Фишер в «Элементе преступления» искал маньяка и шел за ним след в след, пока сам в него не превратился. Доктор Месмер в «Эпидемии» лечил людей от чумы, перенося с собой смертоносную бациллу. Лео Кесслер в «Европе» боялся партизан-нацистов, но пронес на поезд подготовленную ими бомбу – и сам же погиб в результате взрыва. Нефтяник Ян из «Рассекая волны» пытался спасти жену от привязанности к мужу-паралитику и обрек ее на мучительную смерть. Левак Стоффер («Идиоты») изображал идиота и заработал нервный срыв. Писатель Том Эдисон («Догвилль») спасал от гангстеров беглянку и превратил ее в пленницу насильников-абьюзеров, став одним из них… Этими персонажами переполнен кинематограф Триера, каждый из них хотя бы отчасти – автопародия на режиссера, одержимого идеей контролировать и улучшать этот мир, но проваливающего задачу раз за разом.

В двух первых сезонах «Королевства» таким идеалистом был доктор Крогсхой (Серен Пилмарк), искренне ненавидевший жлоба Хелмера за его высокомерие, а также желавший отомстить ему за травму, нанесенную девочке-пациентке. Он жил в подвальной подсобке, барыжил всем на свете и хранил на маленьком настольном кладбище список людей, погибших от действий недобросовестных врачей. А еще мечтал спасти Юдит, забеременевшую от призрака.

Именно Крогсхоя считал своим худшим врагом Хелмер – настолько, что специально отправился на Гаити за зельем, превращающим людей в зомби. Он дал его выпить врачу-идеалисту, и тот превратился в бич божий: в финале второго сезона инициировал отключение электричество, повлекшее за собой множество жертв.

Карен встречает Крогсхоя в «Исходе» все тем же ворчливым, не пригодным к какой-либо коммуникации вечным зомби. Но, благодаря Полу-Хелмеру, отыскивает противоядие и излечивает отравленного. Теперь потрепанный, но полный новых сил Крогсхой, с эксцентричным зеленым ирокезом, готов ассистировать новой экзорцистке. Втроем с Бульдером они отправляются к «биноклю Хольгера-Датчанина» – двум бывшим колодцам, куда нужно ровно в полночь, когда наступит Рождество, загнать призраков. Главное не перепутать: светлые духи должны отправиться в западный колодец, а темные – в восточный.

Дьявол сделает свою работу. Он подошлет к трем идеалистам своего слугу Могге, который, под видом помощи, развернет сфотографированную на смартфон старинную карту. Карен, Бульдер и Крогсхой перепутают колодцы. В результате «Королевство» будет уничтожено, погибнут все – даже Карен, которая таким же необъяснимым образом будет возвращена домой и снова ляжет спать, но провалится сквозь землю в полыхающей адским огнем кровати.

Кто знает, спаслось бы «Королевство» и все, кто в нем работал и жил, если бы сюда не прибыла в канун Рождества неутомимая сновидица Карен. Возможно, Большой брат медленно захлебывался бы слезами, трещины покрывали стены, врачи конфликтовали и мирились, шведы не понимали датчан и наоборот, но мир бы устоял, выдержал, даже в присутствии Великого герцога. Это попытка бросить вызов силам зла привела к окончательному фиаско и краху.

А может, речь здесь о деструктивной работе воображения – творческой фантазии, которая кормит самолюбие художника, жадное и всепоглощающее, будто адское пламя, и не жалеет никакого топлива, чтобы его поддерживать. О самом Ларсе фон Триере, который пытался взять сказку под свой контроль и потому привел ее к неизбежному анхеппи-энду.

Сказка тринадцатая, последняя. Об авторе

– Ну, хорошенького понемножку! – сказал Оле-Лукойе. – Я лучше покажу тебе кое-что. Я покажу тебе своего брата, его тоже зовут Оле-Лукойе, но он ни к кому не является больше одного раза в жизни. Когда же явится, берет человека, сажает к себе на лошадь и рассказывает ему сказки. Он знает только две: одна так бесподобно хороша, что никто и представить себе не может, а другая так ужасна, что… да нет, невозможно даже и сказать – как!