— Ну да, они тоже хорошие клиенты.
— Получалось, что одна пушка из Прицелеса будет стрелять по другой пушке из Прицелеса, и вместе они разрушат сад и с той, и с другой стороны!
— В этом и состоит коммерция, — добавил господин Дырнадис.
— Ну тогда, тогда она мне кажется отвратительной, эта ваша коммерция!
— Что, что? — переспросил господин Дырнадис, наклонившись, потому что грохот гигантских молотов заглушал голос Тисту.
— Я говорю, что ваша коммерция отвратительна, потому что…
Он не договорил, так как его остановила звонкая пощечина. Конфликт между тудаидитами и уходитами внезапно распространился и на щеку Тисту.
«Так вот что такое война! Это когда просишь что-то объяснить, выражаешь свое мнение, и… раз! — получаешь пощечину. А если бы я кустик пабуда колючего вырастил у тебя в трусах, что бы ты тогда сказал? — думал Тисту, глядя на господина Дырнадиса глазами, полными слез. — Вот что тебе надо: пабуда в штаны или чертополоха…»
Он прижал пальцы к ладоням, и… и тут у него в голове возникла блестящая идея, великая идея.
Как вы сами понимаете, на этом урок завода и закончился. Господин Дырнадис поставил Тисту две единицы и тут же известил об этом господина Отца. Тот ужасно расстроился. Тисту, сын, который в один прекрасный день, сменив его, должен был стать хозяином Прицелеса, как оказалось, не очень-то обнаруживал задатки, необходимые для руководства столь прекрасным заводом.
— Мне нужно серьезно поговорить с ним, — сказал господин Отец. — Где он сейчас?
— Побежал, как обычно, к садовнику, — ответил господин Дырнадис.
— Ладно, займемся этим потом. А пока давайте-ка закончим упаковывать орудия.
Из-за срочности поставок завод работал, не останавливаясь ни на минуту. Всю ночь над девятью заводскими трубами сияла корона багряных отсветов.
Между тем господина Отца, не успевшего сходить поужинать и оставшегося наблюдать за работой своих цехов из маленькой застекленной башни, в тот вечер ждал приятный сюрприз. Его сын вернулся на завод; он не спеша ходил вдоль ящиков с винтовками, забирался в кузова грузовиков, склонялся над моторами, пробирался между гигантскими пушками.
«Прекрасно, Тисту, — мысленно поздравил себя господин Отец. — Мальчик хочет исправить свои две единицы. Вот так! Значит, не все еще потеряно».
Вид у Тисту и в самом деле был как никогда серьезный и озабоченный. Волосы его стояли торчком. И он то и дело извлекал из кармана какие- то клочки бумаги.
«Он вроде бы даже что-то записывает, — отметил про себя господин Отец. — Только бы пальцы ему не прищемило, когда он сует их вот так и пулеметы. А вообще малыш он у меня хороший, ошибки свои быстро признает».
Но господина Отца ждали еще и другие сюрпризы.
Глава 16,в которой одна потрясающая новость сменяет другую
Всем известно, что газеты пишут о войнах самыми крупными буквами. Хранятся эти буквы в специальном шкафу. Именно перед таким шкафом и остановился в нерешительности главный редактор популярной ежедневной газеты «Прицелесская молния».
Главный редактор топтался на месте, сокрушенно вздыхал, вытирал со лба пот, что всегда является признаком волнения и замешательства. Он был весьма озадачен.
Иногда главный редактор хватался за большие заглавные буквы, которые обычно приберегают для сообщений о знаменательных победах, но тут же клал их на место. И брал заглавные буквы меньшего размера, предназначенные для не слишком удачных войн, для затяжных военных кампаний или непредвиденных отступлений. Но и эти буквы тоже вызывали у него сомнения и возвращались в шкаф.
Наконец, он вроде бы остановил свой выбор на совсем маленьких заглавных буквах, используемых для досадных объявлений, например такого рода: «Пути доставки сахара перекрыты», или: «Новый налог на варенье». Однако в данном случае и эти буквы тоже не подходили. Поэтому главный редактор «Прицелесской молнии» вздыхал все тяжелее, все мучительнее. Для его замешательства и в самом деле были веские причины.
Он должен был сообщить жителям Прицелеса и своим верным читателям настолько неожиданную, настолько чреватую последствиями новость, что просто не знал, с какого конца к этому делу подступиться. Война между тудаидитами и уходитами не удалась. Заставьте-ка публику принять такое: чтобы война вдруг взяла да и остановилась сама по себе — без победителя, без побежденного, без международной конференции, вообще без ничего!
Эх! Как бы этому несчастному главному редактору хотелось иметь возможность напечатать во всю ширь первой страницы сенсационный заголовок, скажем, такой: «Молниеносное продвижение тудаидитов», или: «Стремительный прорыв армии уходитов».
Увы! Об этом нельзя было и мечтать. Специальные корреспонденты, отправившиеся на розовое пятнышко, были категоричны: война не состоялась, и ее срыв ставил под сомнение качество оружия, изготовленного прицелесским заводом, равно как и техническую осведомленность господина Отца и всего работавшего в его цехах персонала.
Одним словом, то была настоящая катастрофа!
Попытаемся вместе с главным редактором «Прицелесской молнии» восстановить всю историю трагических событий.
В ящиках с оружием выросли разные вьющиеся, стелющиеся и липкие растения. Как они туда проникли? Отчего это случилось? Этого никто не мог объяснить.
Плющ и переступень двудомный, вьюнок и виноградовник, птичий горец и европейская повилика плотно спеленали пулеметы, автоматы, револьверы, образовав вокруг них прочный зеленый клубок, а черная белена вдобавок еще и склеила их своей смолой.
Так что тудаидитам и уходитам пришлось отказаться от намерения распаковать эти ящики.
Корреспонденты в своих телеграммах обращали особое внимание на исключительно пагубное действие большого лопуха, растения с маленькими красными плодами, усеянными колючками. Эти репьи цеплялись за штыки. А что делать с винтовками, которые увиты цветами, со штыками, которые перестали колоть, потому что прицепившиеся к ним миленькие букетики отняли у них их убийственную силу? В результате винтовки пришлось просто выбросить.
Невозможно оказалось использовать и великолепные грузовики с так тщательно проведенными на них серыми и желтыми полосами. На их сиденьях в изобилии проросли колючая ежевика, подмаренник цепкий и жгучая крапива, мгновенно вызывая у шоферов жестокую крапивную лихорадку. Так что водители грузовиков оказались единственными жертвами этой войны. Нестерпимый зуд не позволял им сидеть, и медсестры в белых накидках лечили их теплыми компрессами и советовали не двигаться.
Злую шутку сыграла с военными и недотрога. То, что этот скромный полевой цветок вызвал среди воинов панику, легко объяснить, если знать, что его семенная коробочка лопается от малейшего прикосновения.
Недотрогой были забиты все моторы. Она оказалась и в карбюраторах бронемашин, и в баках мотоциклов. При первом же повороте стартера, при первом нажатии любой педали начинали греметь взрывы, которые, постепенно усиливаясь, разносились во все стороны и, не причиняя никому вреда, тем не менее основательно подрывали моральный дух войск.
Возникли сложности и с танками. У них заклинило башни. Кусты шиповника вместе с вереском и речным гравилатом опутали своими корнями, стеблями, колючими ветками все механизмы. Поэтому, естественно, и танки тоже были выведены из строя.
Ни одной машины не пощадило таинственное нашествие. Растения появлялись повсюду, цепкие, активные, как бы даже наделенные собственной волей.
В противогазах пророс чихательный тысячелистник. Как утверждал корреспондент «Прицелесской молнии», стоило человеку подойти к этим противогазам ближе чем на метр, как он тут лее принимался чихать, причем раз пятьдесят под ряд, не меньше.
В мегафонах нашли себе пристанище травы с неприятным запахом. Офицерам пришлось отказаться от всех рупоров, в которых проросли черемша и ромашка собачья.
Немые, парализованные, безобидные, две армии замерли друг против друга.
Дурные вести летят быстро. Господин Отец уже все знал, и можно себе представить, насколько велико было его отчаяние. Все его оружие расцвело, словно какой-нибудь куст акации весной.
Он постоянно получал новости от главного редактора «Прицелесской молнии», который зачитывал ему по телефону телеграммы с удручающим содержанием. Теперь у него теплилась одна- единственная надежда: на пушки, на прославленные прицелесские пушки.
Если у стоящих друг против друга армий хорошие пушки, то военные действия могут начаться в любой момент, — все повторял господин Отец.
Ожидание продлилось до вечера. Все иллюзии развеяла последняя телеграмма.
Прицелесские пушки, конечно же, выстрелили, но не снарядами, а цветами.
На позиции тудаидитов обрушился ливень из наперстянок, колокольчиков и васильков, а в ответ они ударили по уходитам не менее мощным залпом из лютиков, маргариток и звездчаток. У одного генерала букетом фиалок даже сбило с головы фуражку.
Еще ни одна страна не была завоевана с помощью роз, и битвы, где в качестве оружия используются цветы, никогда и никем всерьез не воспринимались.
Между тудаидитами и уходитами тут же был заключен мир. Обе армии ушли, а пустыня цвета розового драже вновь осталась наедине со своим небом, со своим одиночеством и своей свободой.
Глава 17,в которой Тисту отважно признается в своих деяниях
От тишины иногда тоже можно проснуться. Во всяком случае, в то утро Тисту вскочил с постели именно потому, что безмолвствовал обычно столь звучный заводской гудок. Он подбежал к окну.
Прицелесский завод остановился: девять труб больше не дымили.
Тисту выбежал в сад. Прислонившись к своей тачке, Светоус читал газету, что случалось с ним достаточно редко.
— А! Пришел! Славненько же ты поработал. Я и не ожидал, что в один прекрасный день ты добьешься таких прекрасных результатов!
Светоус ликовал и весь светился счастьем. Он поцеловал Тисту, то есть окунул его лицо в свои усы.