Марсель Эме так и назвал эти истории — «Сказки пушистого кота».
«Я передаю вам эти сказки, ничего в них не изменяя, — пишет он. — По мнению моего друга кота, они годятся для всех ребят, если они умеют понимать животных и разговаривать с ними».
Да, обыкновенные девочки, обыкновенные животные. А все-таки кое-что необыкновенное в этих сказках вы встретите. И поймете, когда прочтете, почему французские дети так любят их маленьких героинь — Дельфину и Маринетту.
Как-то утром, в каникулы, Дельфина и Маринетта сидели на лужайке за домом, разложив коробки с красками.
Краски были совсем новенькие. Дядя Альфред подарил их накануне Маринетте на день рождения: ей исполнилось целых семь лет! Когда дядя Альфред ушел, родители начали ворчать:
— Скажите на милость! Краски! Разве нам дарили в детстве краски! Вы уж, наверно, собрались завтра рисовать? И не мечтайте! Работать-то кто за вас будет? Мы рано утром уйдем в поле, а вы потрудитесь здесь: соберете бобы на огороде, а потом нарежете клевера для кроликов.
И пришлось девочкам пообещать, что работа вся будет сделана, а к краскам они даже не притронутся.
И вот на следующее утро, когда родители ушли, девочки отправились в огород собирать бобы и встретили по дороге уточку. Она сразу же заметила, что глаза у них на мокром месте. Это была очень отзывчивая уточка.
— Что с вами, малышки? — спросила она.
— Ничего, — ответили девочки, но Маринетта всхлипнула, а Дельфина шмыгнула носом.
Уточка не могла этого так оставить, ведь она была настоящим другом, и девочки в конце концов рассказали ей все: и про новые краски, и про бобы, и про клевер. Неподалеку прогуливались пес и поросенок, они тоже подошли послушать эту печальную историю.
— Как мне жаль вас, малышки! — воскликнула уточка. — Но не огорчайтесь! Идите себе спокойно рисовать, а уж мы о бобах позаботимся. Верно я говорю, а, пес?
— Разумеется, — отозвался пес.
— Да и о клевере тоже, — продолжала уточка. — Можете на меня положиться. Я заготовлю вам клевера на целую неделю.
Обрадовались девочки. Они крепко расцеловали своих друзей и отправились на лужайку. Когда они набирали в баночки воду, к ним подошел ослик.
— Доброе утро, малышки. Что это у вас в коробочках?
Маринетта ответила, что в коробочках у них краски.
— Хочешь, — добавила она, — я нарисую твой портрет?
— О да! — обрадовался ослик. — Очень хочу. Ведь нам, животным, тоже интересно знать, какие мы есть.
Маринетта велела ослику повернуться в профиль и взялась за кисть. А Дельфина тем временем рисовала кузнечика на травинке. Девочки трудились молча, склонив голову и высунув язык. Они очень старались.
Ослик, который все время стоял не шелохнувшись, спросил:
— Можно посмотреть, что получается?
— Подожди, — ответила Маринетта, — дай я только уши дорисую.
— Конечно, конечно, — сказал ослик. — Не спеши. Кстати, раз уж речь зашла об ушах, я как раз хотел тебе сказать… Я знаю, что они у меня длинные, но… ты уж пойми меня правильно… длинные, но в меру.
— Да, да, не волнуйся, я все сделаю как надо, — заверила его Маринетта.
Между тем у Дельфины дела шли неважно. Портрет кузнечика был готов, но на большом листе бумаги он занимал слишком мало места. Тогда Дельфина решила пририсовать к кузнечику лужайку. К несчастью, кузнечик и лужайка оказались одного цвета. В результате все слилось, и от кузнечика ничего не осталось. Это было очень досадно.
Наконец Маринетта тоже отложила кисть и пригласила ослика полюбоваться его портретом. Он не заставил себя просить. Но то, что он увидел, оказалось для него большой неожиданностью.
— Как мало мы себя знаем, — произнес он с грустью. — Я, например, никогда не думал, что у меня бульдожья голова.
Маринетта покраснела, а ослик продолжал:
— Вот и уши тоже… Мне часто говорили, что они у меня длинноваты, но я и предположить не мог, что они такие гигантские.
Маринетта совсем смутилась и покраснела еще больше. Действительно, уши на рисунке занимали примерно столько же места, сколько и туловище.
Ослик понуро стоял перед портретом.
— Что это значит? — вдруг воскликнул он. — Ты нарисовала мне всего две ноги!
Тут Маринетте было что возразить, и она приободрилась:
— Как же иначе? Ведь ты стоял ко мне боком, и я видела только две ноги. Не могу же я рисовать то, чего не вижу!
— Рисуешь ты замечательно, но ног-то у меня всё-таки не две, а четыре!
— Нет, — вмешалась Дельфина. — В профиль у тебя их только две.
Ослик замолчал. Он был оскорблен.
— Что ж, — пробормотал он, удаляясь, — две, значит, две!
— Ослик, ну, посуди сам…
— Нет, нет, у меня две ноги, и кончим этот разговор.
Дельфина рассмеялась, и Маринетта тоже, хотя совесть у нее была не совсем чиста. Потом они забыли про ослика и стали искать, кого бы нарисовать еще. В это время по лужайке проходила пара волов, они шли на речку попить воды. Это были большие белые волы без единого пятнышка.
— Доброе утро, малышки. Что это у вас в коробочках?
Девочки объяснили им, зачем нужны краски, и волы попросили девочек их нарисовать. Наученная неудачей с кузнечиком, Дельфина покачала головой:
— Это невозможно. Ведь вы белые, а значит, того же цвета, что и бумага. Белого на белом просто не будет видно. И получится, что вас как будто и не существует вовсе.
Волы посмотрели друг на друга, и один из них холодно сказал:
— Что ж, если нас не существует, всего доброго.
Девочки растерялись. Но тут услышали за спиной громкие голоса: к ним приближались лошадь и петух. Они ссорились.
— Да, да, мадам, — говорил петух сердито, — я полезнее вас и к тому же умнее. И не усмехайтесь, пожалуйста, а не то я задам вам хорошую трепку.
— Куда тебе, сморчок! — отозвалась лошадь снисходительно.
— «Сморчок»! Да вы и сами-то не больно велики! Неизвестно еще, кто из нас сильнее.
Унять петуха было не так-то просто. И если бы Дельфина не предложила спорщикам нарисовать их, неизвестно, чем бы это все кончилось. Пока Маринетта трудилась над портретом петуха, Дельфина занялась лошадью. Казалось, мир восстановлен. Петух был страшно горд, что его попросили позировать. Он задрал голову и распустил хвост. Но долго молчать он не мог.
— Это, должно быть, очень приятно — писать мой портрет, — сказал он Маринетте. — Ты правильно сделала, что выбрала именно меня. Не хочу хвастаться, но, право же, перья у меня восхитительных оттенков.
Он долго расхваливал на все лады свое оперение, гребешок и хвост, а потом добавил, скосив глаза на лошадь:
— Каждому ясно, что я просто создан для того, чтобы с меня писать портреты. Не то что некоторые убогие создания со скучной одноцветной шкурой.
— Только мелким зверушкам подобает быть такими пестрыми, — возразила лошадь. — Ведь иначе их вообще никто не заметит.
— Сами вы зверушка! — вскричал петух.
Девочки между тем трудились не покладая рук. Вскоре оба, и лошадь, и петух, были приглашены взглянуть на свои портреты. Лошадь в целом осталась довольна. Дельфина изобразила замечательную гриву, на диво длинную и всклокоченную — она вся стояла дыбом, точно колючки дикобраза, — не пожалела краски на хвост, где некоторые волоски не уступали по толщине топорищу. Во всяком случае, лошади повезло больше, чем ослику: после получаса позирования все четыре ноги у нее оказались на месте.
Петуху вроде бы тоже не на что было жаловаться. Однако он не постеснялся заявить, будто хвост его на рисунке напоминает старую швабру.
В это время лошадь перевела взгляд на портрет петуха.
— Как я погляжу, — воскликнула она, — петух у вас получился выше ростом, чем я?
И вправду, лошадь у Дельфины занимала меньше половины листа, а портрет петуха, написанный Маринеттой широкими мазками, занимал весь лист целиком.
— Конечно, я больше, любезная, — злорадствовал петух. — Что ж тут удивляться? Или для вас это новость? Я лично знал это и без портретов.
— Петух больше меня! Нет, это уж чересчур! — возмутилась лошадь.
— Пожалуй, так оно и есть, — сказала Дельфина, сравнив оба рисунка. — Но это не имеет никакого значения.
Девочка слишком поздно заметила, что лошадь обиделась. Лошадь отвернулась и, когда Дельфина ее окликнула, сухо ответила, даже не оглянувшись:
— Ну конечно, разумеется! Я меньше петуха, и это не имеет никакого значения.
Не слушая оправданий Дельфины, она медленно пошла прочь. Следом, на некотором расстоянии, шествовал петух и выкрикивал на каждом шагу:
— Я больше! Я больше!
В полдень вернулись родители. Они нашли дочек на кухне и внимательно оглядели их фартучки. К счастью, девочки были очень осторожны с красками и на одежде не осталось никаких пятен. Родители спросили, что они успели сделать за утро.
— Нарезали охапку клевера для кроликов и собрали две полные корзинки бобов, — ответили девочки.
Родители проверили, правду ли они говорят, и даже заулыбались от радости. Хотя в корзинках с бобами попадались клочья собачьей шерсти и утиные перышки, папа с мамой ничего не заметили. Никогда еще они не были в таком прекрасном настроении, как в тот день.
— Мы очень вами довольны, — сказали они девочкам. — Вы собрали хороший урожай бобов, да и у кроликов теперь есть клевер по меньшей мере дня на три. Позволяем вам порисовать после обеда. Мы ведь вовсе не собирались на самом деле отбирать у вас краски. Мы только хотели проверить, действительно ли вы послушные девочки.
Дельфина и Маринетта еле слышно пролепетали «спасибо».
До конца обеда родители только и делали, что пели, смеялись и загадывали загадки.
— Две сестрицы убегают, две сестрицы догоняют, по дороге кувырком, все бегом, бегом, бегом. Что это такое?
Девочки делали вид, будто думают, но угрызения совести мешали им сосредоточиться.
— Не знаете? Но ведь это так просто! Что, сдаетесь? Это же колеса автомобиля: задние гонятся за передними. Ха-ха-ха! — веселились родители.