Вечером товарищ Йоханнеса приготовил пунш и предложил Йоханнесу хорошенько повеселиться и выпить за здоровье принцессы. Йоханнес выпил два стакана, и ему ужасно захотелось спать, глаза у него закрылись сами собой, и он уснул крепким сном. Товарищ поднял его со стула и уложил в постель, а сам, дождавшись ночи, взял два больших крыла, которые отрубил у мёртвого лебедя, привязал их к плечам, сунул в карман самый большой пучок розог из тех, что получил от старухи, сломавшей себе ногу, открыл окно и полетел прямо ко дворцу. Там он уселся в уголке под окном принцессиной спальни и стал ждать.
В городе было тихо-тихо; вот пробило три четверти двенадцатого, окно распахнулось, и вылетела принцесса в длинном белом плаще, с большими чёрными крыльями за спиной. Она направилась прямо к высокой горе, но дорожный товарищ Йоханнеса сделался невидимкой и полетел за ней следом, хлеща её розгами до крови. Брр… вот так был полёт! Её плащ раздувался на ветру точно парус, и через него просвечивал месяц.
– Что за град! Что за град! – говорила принцесса при каждом ударе розог, и поделом ей было.
Наконец она добралась до горы и постучала. Тут будто гром загремел, и гора раздалась; принцесса вошла, а за ней и товарищ Йоханнеса – ведь он стал невидимкой, никто не видал его. Они прошли длинный-длинный коридор с какими-то странно сверкающими стенами – по ним бегали тысячи огненных пауков, горевших как жар. Затем принцесса и её невидимый спутник вошли в большой зал из серебра и золота; на стенах сияли большие красные и голубые цветы вроде подсолнечников, но боже упаси сорвать их! Стебли их были отвратительными ядовитыми змеями, а самые цветы – пламенем, выходившим у них из пасти. Потолок был усеян светляками и голубоватыми летучими мышами, которые беспрерывно хлопали своими тонкими крыльями; удивительное было зрелище! Посреди зала стоял трон на четырёх лошадиных остовах вместо ножек; сбруя на лошадях была из огненных пауков, самый трон – из молочно-белого стекла, а подушки на нём из чёрненьких мышек, вцепившихся друг другу в хвосты зубами. Над троном был балдахин из ярко-красной паутины, усеянной хорошенькими зелёными мухами, блестевшими не хуже драгоценных камней. На троне сидел старый тролль; его безобразная голова была увенчана короной, а в руках он держал скипетр. Тролль поцеловал принцессу в лоб и усадил её рядом с собой на драгоценный трон. Тут заиграла музыка; большие чёрные кузнечики играли на губных гармониках, а сова била себя крыльями по животу – у неё не было другого барабана. Вот был концерт! Маленькие гномы, с блуждающими огоньками на шапках, плясали по залу. Никто не видал дорожного товарища Йоханнеса, а он стоял позади трона и видел и слышал всё!
В зале было много нарядных и важных придворных; но тот, у кого были глаза, заметил бы, что придворные эти ни больше ни меньше как простые палки с кочнами капусты вместо голов – тролль оживил их и нарядил в расшитые золотом платья; впрочем, не всё ли равно, если они служили только для парада!
Когда пляска кончилась, принцесса рассказала троллю о новом женихе и спросила, о чём бы ей загадать на следующее утро, когда он придёт во дворец.
– Вот что, – сказал тролль, – надо взять что-нибудь самое простое, что ему и в голову не придёт. Задумай, например, о своём башмаке. Ни за что не отгадает! Вели тогда отрубить ему голову, да не забудь принести мне завтра ночью его глаза, я их съем!
Принцесса низко присела и сказала, что не забудет. Затем тролль раскрыл гору, и принцесса полетела домой, а товарищ Йоханнеса опять летел следом и так хлестал её розгами, что она стонала и жаловалась на сильный град и изо всех сил торопилась добраться до окна своей спальни. Дорожный товарищ Йоханнеса полетел обратно на постоялый двор; Йоханнес ещё спал; товарищ его отвязал свои крылья и тоже улёгся в постель – ещё бы, устал порядком!
Чуть занялась заря, Йоханнес был уже на ногах; дорожный товарищ его тоже встал и рассказал ему, что ночью он видел странный сон – будто принцесса загадала о своём башмаке, и потому просил Йоханнеса непременно назвать принцессе башмак. Он ведь как раз слышал это в горе́ у тролля, но не хотел ничего рассказывать Йоханнесу.
– Что ж, для меня всё равно, что ни назвать! – сказал Йоханнес. – Может быть, твой сон и в руку: я ведь всё время думал, что Бог поможет мне! Но я всё-таки прощусь с тобой – если я не угадаю, мы больше не увидимся.
Они поцеловались, и Йоханнес отправился во дворец. Зала была битком набита народом; судьи сидели в креслах, прислонившись головами к подушкам из гагачьего пуха – им ведь приходилось так много думать! Старик король стоял и вытирал глаза белым носовым платком. Но вот вошла принцесса; она была ещё краше вчерашнего, мило раскланялась со всеми, а Йоханнесу подала руку и сказала:
– Ну здравствуй!
Теперь надо было отгадывать, о чём она задумала. Господи, как ласково смотрела она на Йоханнеса! Но как только он произнёс: «Башмак», она побелела как мел и задрожала всем телом. Делать, однако, было нечего – Йоханнес угадал.
Эхма! Старик король даже кувыркнулся на радостях, все и рты разинули! И принялись хлопать королю, да и Йоханнесу тоже – за то, что он правильно угадал.
Спутник Йоханнеса так и засиял от удовольствия, когда узнал, как всё хорошо получилось, а Йоханнес набожно сложил руки и поблагодарил Бога, надеясь, что он поможет ему и в следующие разы. Ведь на другой день надо было приходить опять.
Вечер прошёл так же, как и накануне. Когда Йоханнес заснул, товарищ его опять полетел за принцессой и хлестал её ещё сильнее, чем в первый раз, так как взял с собой два пучка розог; никто не видал его, и он опять подслушал совет тролля. Принцесса должна была на этот раз загадать о своей перчатке, что товарищ и передал Йоханнесу, снова сославшись на свой сон. Йоханнес угадал и во второй раз, и во дворце пошло такое веселье, что только держись!
Весь двор стал кувыркаться – ведь сам король подал вчера пример. Зато принцесса лежала на диване и не хотела даже разговаривать. Теперь всё дело было в том, отгадает ли Йоханнес в третий раз: если да, то женится на красавице принцессе и наследует по смерти старика короля всё королевство, нет – его казнят, и тролль съест его прекрасные голубые глаза.
В этот вечер Йоханнес рано улёгся в постель, прочёл молитву на сон грядущий и спокойно заснул, а товарищ его привязал себе крылья, пристегнул сбоку саблю, взял все три пучка розог и полетел ко дворцу.
Тьма была – хоть глаз выколи; бушевала такая гроза, что черепицы валились с крыш, а деревья в саду со скелетами гнулись от ветра, как тростинки. Молния сверкала ежеминутно, и гром сливался в один сплошной раскат. И вот открылось окно, и вылетела принцесса, бледная как смерть; но она смеялась над непогодой – ей всё ещё было мало. Белый плащ её бился на ветру, как огромный парус, а дорожный товарищ Йоханнеса до крови хлестал её всеми тремя пучками розог, так что под конец она едва могла лететь и еле-еле добралась до горы.
– Град так и сечёт! Ужасная гроза! – сказала она. – Сроду не приходилось мне вылетать из дома в такую непогоду.
– Да, видно, что тебе порядком досталось! – сказал тролль.
Принцесса рассказала ему, что Йоханнес угадал и во второй раз; случись то же и в третий, он выиграет дело и ей нельзя будет больше прилетать в гору и колдовать. Было поэтому о чём печалиться.
– Не угадает он больше! – сказал тролль. – Я найду что-нибудь такое, чего ему и в голову прийти не может, иначе он тролль почище меня. А теперь давай-ка будем плясать!
И он взял принцессу за руки, и они принялись танцевать вместе с гномами и блуждающими огоньками, а пауки весело прыгали вверх и вниз по стенам, точно живые огоньки. Сова била в барабан, сверчки свистели, а чёрные кузнечики играли на губных гармониках. Развесёлый был бал!
Натанцевавшись вдоволь, принцесса стала торопиться домой, иначе её могли там хватиться. Тролль сказал, что проводит её и они, таким образом, подольше побудут вместе.
Они летели, а товарищ Йоханнеса хлестал их всеми тремя пучками розог; никогда ещё троллю не случалось вылетать в такой град.
Перед дворцом он простился с принцессой и шепнул ей на ухо:
– Загадай о моей голове!
Товарищ Йоханнеса, однако, расслышал его слова и в ту самую минуту, как принцесса скользнула в окно, а тролль хотел повернуть назад, схватил его за длинную чёрную бороду и срубил саблей его гадкую голову по самые плечи!
Тролль и глазом моргнуть не успел! Тело тролля дорожный товарищ Йоханнеса бросил в озеро, а голову окунул в воду, затем завязал в шёлковый платок и полетел с этим узлом домой.
Наутро он отдал Йоханнесу узел, но не велел ему развязывать его, пока принцесса не спросит, о чём она загадала.
Большой дворцовый зал был битком набит народом; люди жались друг к другу, точно сельди в бочонке. Совет заседал в креслах с мягкими подушками под головами, а старик король разоделся в новое платье, корона и скипетр его были вычищены на славу; зато принцесса была бледна и одета в траур, точно собралась на похороны.
– О чём я загадала? – спросила она Йоханнеса.
Тот сейчас же развязал платок и сам испугался безобразной головы тролля. Все вздрогнули от ужаса, а принцесса сидела как окаменелая, не говоря ни слова. Наконец она встала, подала Йоханнесу руку – он ведь угадал – и, не глядя ни на кого, сказала с глубоким вздохом:
– Теперь ты мой господин! Вечером сыграем свадьбу!
– Вот это я люблю! – сказал старик король. – Вот это дело!
Народ закричал «ура», дворцовая стража заиграла марш, колокола зазвонили, и торговки сластями сняли с сахарных поросят траурный креп – теперь повсюду была радость! На площади были выставлены три жареных быка с начинкой из уток и кур – все могли подходить и отрезать себе по куску; в фонтанах било чудеснейшее вино, а в булочных каждому, кто покупал кренделей на два гроша, давали в придачу шесть больших пышек с изюмом!
Вечером весь город был иллюминован, солдаты палили из пушек, мальчишки – из хлопушек, а во дворце ели, пили, чокались и плясали. Знатные кавалеры и красивые девицы танцевали друг с другом и пели так громко, что на улице было слышно: