сказало Вивиан, что о том, как поймать мальчишку, Джонатан знает не больше, чем о лазерных лучах. – Я же говорил тебе, что нам ни к чему застревать в истории, – добавил он. – Сам знаешь, после того, как мы путешествовали во времени, яйцо забарахлило.
– Пойду посижу у тебя в комнате, пока ты думаешь, поем масляного парфе, – предложил Сэм.
– Ни за что, – отрезал Джонатан. – Мне еще сочинение Уайландеру писать.
Сэм обратил лицо, сияющее самой широкой двузубой улыбкой, к Вивиан.
– Тогда я пойду к тебе и покажу, как работает твой автомат! – сказал он.
– В другой раз, и вообще я знаю, как он работает, – ответила Вивиан. У нее вдруг возникло чувство, что с таким количеством заданий ей просто не справиться. – У меня таблица, универсальные символы и перевод – да я с ними, наверное, всю ночь просижу!
– Круглоглазая зануда и узкоглазый зубрила! – припечатал Сэм. – Ненавижу школу. Все сразу становятся такие скучные!
Он скривился от омерзения и затопал прочь, волоча по брусчатке четыре конца шнурков.
– Теперь обязательно сделает нам какую-нибудь гадость, чтобы поквитаться, – сказал Джонатан. – Он всегда так.
Вивиан было все равно. Ее гораздо больше пугало, что доктор Уайландер снова будет над ней потешаться. Она бросилась к себе и попыталась заставить непослушный мозг работать. Тот отказывался. Вивиан битый час таращилась на таблицу и символы, но усвоила только одно: функция письма – это совсем не то, что обычная ручка, у нее нет самого главного свойства ручки. Ее нельзя грызть. Пришлось Вивиан встать и попытаться вспомнить, как пользоваться аккуратненьким автоматиком на стене – Петула ей показывала, но Вивиан все забыла. Сэма этот автомат глубоко разочаровал бы. Он не делал масляных парфе. Автомат выдал Вивиан две жевательные резинки с водорослями и хрустящую вафельку с вишневой начинкой, которые наверняка были очень питательные и полезные для зубов, но ничем не помогли перегруженному мозгу Вивиан.
– Вот зараза! – сказала она. Настроила себе музыку, которая сама себя называла «Стиль антарктического бедлама», мрачно вгрызлась в жевательную резинку с водорослями и предприняла следующую попытку.
К ужину она перевела тот отрывок ценного документа, который прочитал доктор Уайландер, – что на самом деле было нечестно, ведь она все помнила. Потом пришлось прерваться и переодеться в крахмальную белоснежную пижаму, которую приготовила Петула. От этой пижамы в волосах и на плече у Вивиан появились призрачные алые розы.
Вивиан повертелась перед зеркалом и полюбовалась ими, а потом спустилась вниз посмотреть, кто сегодня придет в гости. Одним из гостей был мистер Энкиан. Остальные все были важные персоны из Континуума и Перпетуума, оскорбленные выходкой студента. С одного взгляда на их лица Вивиан стало ясно, что Вековечному Уокеру придется сегодня навевать скуку с особым усердием. И она угадала.
Едва все сели за стол, как мистер Энкиан завел свою шарманку:
– Вековечный, я не допущу глумления над нашими традиционными церемониями, особенно в это кризисное время, когда все должны сплотиться, отстаивая Город Времени. Это была злая шутка не только надо мной – и, разумеется, над вами, – но и над камнем Фабера Джона. И мало того, Книга Судного дня упала в лужу!
Вековечный Уокер устремил встревоженный взгляд в дальний угол и целых пять минут уныло говорил про «мятежный дух юношества» и «ни в коей мере не попустительствовать, но придерживаться умеренной, квазиотеческой линии».
Мистер Энкиан дождался, когда он договорит, и сказал:
– Я подниму этот вопрос в Хронологе. Мои коллеги поддержат меня при голосовании. В будущем мы не станем допускать студентов из шестьдесят седьмого века или других эпох, когда создавались вредоносные технические устройства.
В результате Вековечный Уокер устремил взгляд в другой угол и снова занудил про «сбалансированный набор студентов из всех возможных эпох». Вивиан глядела, как он говорит, и пыталась силой мысли внушить ему, чтобы он вскочил из-за стола и забегал вокруг с воплями, как утром. Было бы гораздо интереснее. И мистер Энкиан мгновенно заткнулся бы, это уж точно.
– Мы не принимаем студентов из Нестабильных эпох! – рявкнул мистер Энкиан. – Если мы уже отказались брать студентов с пятьдесят восьмого по шестьдесят пятый век, вполне можно распространить запрет до пятьдесят шестого. Откуда и прибыл виновник, в чем я положительно убежден.
– Но если бы мы так поступили, то рискнули бы исключить некоторых студентов, которые должны обучаться здесь по требованию истории. – Вековечный Уокер ковырялся вилкой в тарелке с таким видом, будто у него разболелись зубы. – Это вызвало бы нестабильность в соответствующих эпохах.
Пока мистер Энкиан открывал рот, чтобы ответить, Вивиан спросила:
– Простите, пожалуйста! Простите, пожалуйста, а почему вы не принимаете студентов из Нестабильных эпох?
Тут-то она и поняла, как отважно поступил Джонатан, когда встрял вчера в разговор взрослых. Мистер Энкиан испепелил ее взглядом. Вековечный Уокер обратил на нее взор, полный зубной боли. Вивиан почувствовала, как у нее запылали щеки.
Однако Вековечный Уокер, похоже, счел ее вопрос совершенно разумным.
– По целому ряду причин, – ответил он. – Главным образом потому, что для того, чтобы Фиксированные эпохи сохраняли стабильность, нам необходимо следить, чтобы Нестабильные эпохи в целом не менялись. Нельзя же, чтобы человек, скажем, из шестидесятого века прибыл в Город Времени и узнал свое будущее. Мы рассчитываем, что в его эпоху – в Третью нестабильную эпоху – произойдут определенные войны и будут сделаны определенные изобретения, поскольку это должно привести к возникновению Исландской империи в следующую Фиксированную эпоху. Если человек из шестидесятого века будет это знать, то либо решит сидеть сложа руки, считая, что будущее уже известно и ничего не изменить, либо придет в смятение и совершит какой-нибудь опрометчивый поступок, что, вероятно, еще хуже. А главная беда с Нестабильными эпохами – то, что ход истории в них способны изменить даже сущие пустяки. Я понятно объясняю?
Вивиан кивнула и постаралась состроить такое же умное лицо, как у настоящей кузины Вивиан. Судя по тому, как завелся мистер Энкиан, Вековечный Уокер был только рад, что она их перебила.
– А что будет, если Нестабильная эпоха впадет в критический дисбаланс? – спросила Вивиан, не дав мистеру Энкиану вставить слово.
Оттенок зубной боли во взгляде Вековечного Уокера понемногу ослабел и сменился привычным, просто страдальческим.
– Это происходит, – ответил он, – когда в истории этой эпохи происходит так много изменений, что от этого меняются и Фиксированные эпохи до и после нее, как сейчас в двадцатом веке. Легко видеть, что сначала волна перемен катится в будущее. Теперь у нас осложнения в двадцать третьем веке, поскольку некоторые изобретения, которые должны были быть сделаны только тогда, уже сделаны в тысяча девятьсот сороковом году. Однако волна нестабильности идет не только вперед, но и назад. Временной Дозор трудится не покладая рук, чтобы в Римской империи…
Мистер Энкиан вскочил, его острое желтое лицо все перекосилось, и воскликнул:
– Это, знаете ли, слишком!
– Отчего же, мистер Энкиан, вовсе нет! – Вивиан еще не слышала, чтобы голос Дженни звучал так сердито.
– Нет, слишком! – выпалил мистер Энкиан. – Я не отступлюсь. Вот! – Он указал на закругленную стену в дальнем конце комнаты. – Бесконтрольная эскалация! – От злости он аж давился словами.
Все головы повернулись туда. Там был тот студенческий хронопризрак. Джонатан проглотил то, что ел, и поспешно закусил кончик косы. Вивиан закрыла лицо обеими руками, чтобы никто не заметил, что она смеется. Ну, студенты, ну, проказники! Этот долговязый псих в высокой мятой шляпе стоял в полукруге стены, куда его, очевидно, спроецировали, как кино, и ухмылялся, глядя на них, будто придворный шут, слегка боящийся сцены. Вивиан подумала, что теперь уже узнает его узкое безумное лицо где угодно.
– Вон! – приказал мистер Энкиан, все так же указывая на него пальцем.
В ответ шут с мольбой протянул к нему обе руки. Ухмылка превратилась в безумный оскал.
Родители Джонатана переглянулась. Вековечный Уокер кашлянул и поднялся.
– На сегодня достаточно, – сказал он. – Будьте любезны, отключите свой аппарат.
Шутовской оскал погас. Взгляд у психа стал почти такой же измученный, как у Вековечного. Рот приоткрылся, будто призрак хотел заговорить.
– Я сказал – будьте любезны немедленно отключить это изображение, – повторил Вековечный Уокер. – Либо предстанете перед Хронологом по обвинению в непочтении к властям.
Призрак закрыл рот. Вид у него сделался обреченный. Он поклонился Вековечному и попятился сквозь стену, оставив у всех перед глазами тусклый световой отпечаток своей странной долговязой фигуры, будто от яркого солнца.
– Какая реалистичная голография, – заметил кто-то.
– Хорошо хоть на сей раз без этих жутких волынок, – сказал еще кто-то.
И все тут же пустились обсуждать лжепризрак и утешать мистера Энкиана, который, похоже, воспринял этот эпизод как личное оскорбление. Вивиан помалкивала до конца ужина. Теперь, когда ей удалось разглядеть призрак подробно и вблизи, она понимала, почему ей так знакомо его лицо. Она видела, как человек с этим самым лицом под этой самой мятой шляпой выходит из временного шлюза на реке Времени, не обращая внимания на встречный поток охваченных паникой хронопризраков. Но она видела его где-то еще раньше, вот только где?
– По-моему, это был не голый граф, – сказала она потом Джонатану.
– Не знаю, голограммы пятьдесят шестого века просто до ужаса реалистичные, – ответил он и отправился писать свое сочинение.
– И не голодный грамм, – бормотала Вивиан себе под нос, пока брела обратно доделывать свои уроки.
С переводом опять получилась полная чушь – два раза. На этом месте мозг у Вивиан сдался и начал с ней спорить. Нет никакого смысла так надрываться, сказал ей мозг. Она вот-вот вернется домой к маме, и лучше ей сейчас думать не про задания, а про то, как туда попасть. «Только не прямо сейчас!» – торопливо добавил мозг. Еще одно усилие его окончательно добьет. А пока ее долг – сидеть и праздно тосковать по дому, а не переходить к изучению этой жуткой таблицы.