— Где моя мать? Я хочу к ней.
Но человек, который отнес его в дом для мужчин, всегда говорил одно и то же:
— Будь здесь, никуда не выходи.
Он так и не сказал Эмобали, кто его мать. Человек, который о нем заботился, дал ему лук и стрелы и научил стрелять, и мальчик начал охотиться на диких свиней и другую дичь. Иногда ему удавалось убить двух свиней, а иногда даже трех. Эмобали также помогал односельчанам работать на огородах. Он часто думал: «Тот, кто обо мне заботится, почему-то не хочет, чтобы я увидел свою мать».
Из ног и шеи самки казуара, у которой родились мальчик и девочка, торчали длинные шипы, вроде обломанных сучьев на деревьях. На них люди вешали горшки и кувшины, и с ними самка казуара ходила за водой к источнику неподалеку. Однажды Эмобали увидел возле источника следы казуара и притаился — решил его подстеречь. Вскоре самка казуара опять пришла к источнику искупаться и набрать воды, и тогда Эмобали выстрелил из лука и убил ее. Он вырвал из убитой птицы перо, побежал с ним в селение и закричал:
— Я убил казуара, очень большого!
Самки казуара нигде не было видно, и люди стали спрашивать друг у друга:
— Что-то не видно его матери, не ее ли он убил?
Сестра Эмобали, которая знала, кто ее мать, пошла посмотреть на убитого казуара. Она увидела, что это и вправду ее мать, и вместе со всеми женщинами заплакала.
— Почему вы плачете? — спросил Эмобали, который пришел туда вместе с ними.
И они ответили:
— Ты убил свою мать.
Эмобали стало очень жаль убитую, и он упрекнул односельчан:
— Почему вы не говорили мне, кто моя мать? Если бы вы мне это сказали, я бы в нее не стрелял.
Оплакав самку казуара, они отнесли ее в селение, и Эмобали сказал всем людям:
— Приготовьте ее мясо и съешьте.
Он пошел в дом для мужчин, где в это время никого не было, убрался в нем, поел, а потом из бахромы со скорлупы кокосовых орехов нажег золы и весь обмазался ею, чтобы стать совсем черным. После этого он собрал все свое имущество, завязал его в узелок, вышел к односельчанам, которые в это время ели мясо казуара, и снова упрекнул их:
— Почему вы не сказали мне раньше, кто моя мать? Теперь я ухожу от вас навсегда.
Односельчане стали уговаривать его остаться, но Эмобали повернулся и пошел от них. Он шел и пел: «Дже Мбнгуаро ирируо э виакорумо мулуводже моповодже э Дугидоро!» — «В Монгиаро, в Дугидоро течет кровь из головы казуара, моей матери!».
Сначала Эмобали пошел в Дугу, а оттуда — в Муджи на реке Бинатури. Там он бросил своих собак и все свои вещи в воду, а потом прыгнул туда сам. До сих пор на дне Бинатури, в том месте, куда он нырнул, глубокая яма — она появилась, ког-гда он ударился о дно. После этого Эмобали вынырнул и закричал сестре и односельчанам — те шли за ним следом, уговаривая вернуться, и теперь стояли на берегу:
— Это из-за вас я убил свою мать — ведь вы не сказали мне, что меня родила самка казуара. Назад я не вернусь, но, когда вы будете ложиться спать здесь, около моего жилища, я буду приходить к вам во сне и советовать, где охотиться на диких свиней и как колдовать, чтобы все на огороде росло лучше.
Сестра Эмобали подумала: «Что теперь буду делать я?» Она взяла в рот перо райской птицы, втянула его в себя и стала райской птицей. Люди бросились ловить ее, но она взлетела и закричала, как кричат райские птицы:
— Коу-коу-коу!
Потом, сев на высокое дерево, она вынула перо изо рта, снова стала девочкой и крикнула односельчанам:
— Живите без нас, мы с братом дети казуара, а не человека!
Прокричав это, сестра Эмобали снова стала птицей и улетела, теперь уже навсегда.
Иногда жители Джибу отправляются на берег Бинатури, к месту, где Эмобали бросился в реку, и ложатся там спать. Они не зовут Эмобали — просто ложатся нагими на постель из травы и засыпают. Эмобали, который в реке живет то в обличье рыбы, то крокодила, в снах приходит таким, каким был раньше, и дает спящим советы, как лучше охотиться и выращивать овощи. Те, к кому Эмобали приходил во сне, никогда не рассказывают другим, чему он их научил.
42. Из-за чего погибли юноша и две девушки
В Иасе жил красивый юноша, который нравился всем девушкам. Однажды много жителей Иасы собралось плыть на остров Мибу за крабами, и две девушки ему сказали:
— Давай останемся в селении, а ночью ты приходи к нам.
Юноша так и сделал, но девушкам, которые его позвали, вечером не захотелось быть одним в хижине, и они, закрыв дверь, ушли в соседнюю хижину, к подругам, а сказать юноше об этом забыли.
Хотя дверь в их хижину была закрыта, ночью туда пришли двое утуму — вошли через щель, как умеют входить, если захотят, любые духи. Прошло немного времени, и к хижине пришел юноша, которого девушки пригласили. Свет, исходивший от утуму, пробивался наружу, и юноша подумал: «Обе дома, разожгли в очаге огонь». Он открыл дверь, вошел и, увидев в двух местах на полу свет, подумал: «Это два их очага». Он закрыл за собою дверь, подошел к утуму, и те взвились вверх, как два высоких языка пламени. Из шеи, там, где отрезана голова, у них била кровь, красная как огонь, и они заревели: «Бм-бм» — так ревут духи тех, у кого отрезали голову. Юноша бросился было к двери, но утуму схватили его и стали валить.
Одна из девушек услышала шум, доносящийся из их хижины, вспомнила о юноше и подумала: «Ой, наверно, он пришел, а на него напали духи!» Она разбудила девушку, которая жила вместе с ней, и сказала той:
— Слышишь? Это он отбивается от духов!
Девушки больше не смогли заснуть. «Это мы виноваты, — думали они, — если бы мы его не позвали, он бы к нам не пришел!» Им было очень стыдно, что они так поступили, поэтому они никого не стали будить и никому не сказали о том, что случилось.
Шум еще долго слышался из их хижины, но наконец юноша обессилел в неравной борьбе и стал задыхаться. Тогда утуму дернули его за лодыжки, он упал, они набросились на него и сразу прогрызли ему клыками виски. После этого они стали его есть и съели почти всего — оставили только голову, кости, ступни ног и кисти рук, как это делают утуму.
Когда рассвело, девушки побежали к своей хижине. Накануне, уходя из дому, они разровняли перед лестницей землю — если так сделаешь, никто не сможет войти в хижину, не оставив следов.
— Уэи-и-и! — завыли они, потому что на земле, которую они разровняли накануне, были ясно видны чьи-то следы. — Посмотри: это его следы, а это — следы утуму!
Следы утуму похожи на человеческие, только намного короче. Девушки взбежали по лестнице, открыли дверь и завыли:
— Уи-и-и, кровь!
Они увидели кости и завыли еще громче:
— Ои-и-и, нашего мужа съели!
Но тут одна из них перестала плакать и сказала другой:
— Не плачь, а то люди услышат, придут и обо всем узнают. Ведь он погиб из-за нас, мы сами его к себе позвали.
Они сели и заплакали, только теперь уже тихо, чтобы никто не слышал. Наконец старшая сказала:
— Давай больше не будем плакать, лучше ты помоги мне. Они собрали из костей скелет, положили его на циновку, украсили листьями и перьями, как украшают всех покойников, а потом надели украшения сами.
— Зачем нам страдать? — сказала одна из них другой.— Давай лучше мы умрем.
Односельчане думали, что девушки делают что-то у себя в хижине, и никто не тревожился из-за того, что их не видно. А девушки закатали останки юноши в циновку, положили их снаружи у входа, привязали к балкам над входом две веревки, сделали на концах петли и просунули в них головы. Потом, не затягивая туго петель, они окликнули девочку, проходившую мимо, и ей сказали:
— Послушай, что мы тебе скажем, а потом расскажи всем людям. Скажи им так: «Двое девушек позвали к себе юношу, поэтому он не поплыл на Мибу. Ночью он пришел в хижину к девушкам, а их там не оказалось, были только утуму, и утуму его съели — девушки это слышали. Пойдите, посмотрите — вы сами увидите, что его съели духи».
Девочка побежала рассказывать, а девушки спрыгнули вниз, петли на шее у них затянулись, и они умерли. Девочка прибежала к односельчанам, рассказала им все, те бросились к хижине девушек и увидели: там лежат останки юноши, закатанные в циновку, и висят две девушки.
Родные юноши и девушек были в это время в Мибу, и хоронить мертвых пришлось тем, кто оставался в селении. Каждый старался отрезать у повесившихся кусочек языка — если дать его съесть собакам, они яростнее вцепляются зубами в горло дикой свиньи, и язык у той высовывается как у повесившегося. Так же действует на собак и кусочек веревки повесившегося.
Девушек и юношу похоронили в одной могиле, его положили посередине, а девушек по бокам — будто они его обнимали. Над могилой поставили небольшую хижину.
Кто-то из уплывших на Мибу увидел оттуда крышу над этой хижиной и очень удивился. Он подумал: «Что это там такое белое? Похоже на хижину над могилой. Наверно, без нас кто-то умер — а ведь вчера, когда мы отплывали, у нас в Пасе больных не было». Человек побежал к односельчанам и стал показывать им на то, что было похоже на крышу над могилой, но все только удивлялись и говорили:
— В Иасе вчера больных не было.
Когда стемнело, те, кто оставался в Иасе, зажгли факел и стали подавать знаки уплывшим на Мибу. Те увидели это и тоже зажгли факел. Те, кто был в Иасе, опустили огонь к земле, и на Мибу поняли, что кто-то умер. Тогда уплывшие на Мибу подержали свой факел, а потом бросили в сторону Иасы, и там сразу поняли, что завтра односельчане вернутся.
Родителям умерших почему-то особенно хотелось скорей вернуться, и они говорили:
— Давайте вернемся завтра пораньше, что-то очень тянет домой. Надо вернуться поскорее, людей в Иасе очень мало.
Они вернулись в Иасу рано утром, и односельчане сразу рассказали им, что случилось. Родители начали оплакивать детей, и все стали оплакивать вместе с ними, а потом пошли на могилу — оплакать юношу и девушек там. Наконец они вернулись в селение, позвали девочку, которой повесившиеся поручили все рассказать, и попросили рассказать снова. Девочка повторила то, что сказали ей девушки, и, когда родители умерших узнали обо всем, что случилось, семьи умерших девушек отдали семье умершего юноши много вещей за смерть сына, а семья юноши уплатила за смерть девушек.