на любом балу.
Она слушала его и не могла наслушаться и наглядеться. Но в самом захватывающем месте у нее кончился гипноз. Она успела лишь крикнуть:
— Приходи, я буду ждать!
И он ответил:
— Жди! Я приду непременно.
Умолкла музыка, ящерица уползла прочь. От бала, от моря, от легендарной страны Пенджаб, где так много прекрасных жаб, но теперь уже не будет прекрасной ящерицы.
Она пыталась вспомнить, что с ней было, и не могла. Где-то она была, кого-то любила… Совсем не так, как любят сейчас, а как-то по другому… но как? Это не вспоминалось, но где-то в глубине чувствовалось.
Она совсем не жила, пока ее снова не загипнотизировали. И тогда она все вспомнила и опять кружилась на балу и бродила по берегу, и расспрашивала о капитане Ля Гуше. Он уплыл далеко и почему-то не возвращается. И ей говорили:
— Наверно, он утонул. Он умеет плавать только у самого берега.
Но она не верила. А вы бы поверили? И я бы не поверил. Не умеет плавать? Это капитан Ля Гуш?
Просто у капитана кончился гипноз. У всех у нас рано или поздно кончается гипноз, и тогда мы исчезаем в ожидании нового гипноза.
Но ничего, ничего, скоро его опять загипнотизируют. И ее загипнотизируют, и они поплывут в страну Пенджаб по морю, по суше или по воздуху.
Так она говорила. И, наверно, это так и есть. Жизнь, как гипноз: она кончается и начинается снова.
Нужно только не забыть самого главного. Самого-самого-самого главного… Но что в жизни самое главное?
Этого никак не удается вспомнить.
Резать так резать
Аня, поезд!
В старом анекдоте в ответ на телеграмму: «доктор сказал резать резать» — приходит телеграмма: «доктор сказал резать резать». Как это понимать?
Понимать можно только со знаками препинания: «Доктор сказал резать. Резать?» — «Доктор сказал резать? Резать». Все понятно, если не пожалеть денег на знаки препинания.
В урезанном виде этот анекдот в литературных кругах был воспринят как руководство к действию: «Резать так резать!»
Афоризм Леца: «Некоторые бумеранги не возвращаются». Ну и что? Каков длинный смысл этой короткой речи? Смысла нет, зато была возможность напечатать, а со смыслом такой возможности не было бы. Потому что в неурезанном виде афоризм Леца звучал так: «Некоторые бумеранги не возвращаются. Они выбирают свободу». Вы ж понимаете! Сначала дайте нам из чего выбирать, а потом мы вам напечатаем по полной программе.
Доктор сказал резать? Резать. Он правильно сказал. Резать так резать. Урезать так урезать. Правда, урезание — это как поезд, который может урезать, а может и зарезать. Может доставить мысль к месту назначения, а может высадить ее по дороге.
Можно сократить «Анну Каренину» до двух слов: «Аня, поезд!» (роман-предупреждение). Дальше резать уже нельзя: каждая из двух половин представит интерес только для словаря, а не для художественного произведения.
Можно обойтись и одним названием. Когда-то были названия — теперь таких уже нет. Вот хотя бы это: «Жизнь и необычайные поразительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет на необитаемом острове у берегов Америки, близ устья великой реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого погиб весь экипаж, исключая его одного, с изложением его неожиданного освобождения пиратами».
Вот это название. Дальше вроде и нечего писать. Но автор уже расписался, вошел во вкус. Он не мог остановиться, хотя и знал: чувство меры — закон для писателя. И что вы думаете? В результате получился целый роман, который, кстати сказать, пришелся по вкусу читателям. Настолько, что название можно было урезать, как «Анну Каренину», до двух слов: «Робинзон Крузо».
Но не у каждого так получится, и тому, кто не способен написать такой роман, придется ограничиться одними названиями.
Сказка о свободе слова,
которая никак не овладеет членораздельностью.
Сказка о юных девах,
которые влюбляются в огонь, а замуж выходят за пожарников.
Сказка о спящей красавице,
которая была красавицей только у себя во сне, вследствие чего постоянно опаздывала на работу.
Сказка об Идолище Поганом,
которому присвоили знак качества, после чего оно стало Идолищем Прекрасным и обрело всенародную любовь.
Сказка о красном и сером,
братьях навек, — после того как Серый Волк съел Красную Шапочку.
Сказка о лучшем из двух зол,
которое со временем стало лучшим из трех зол, затем — из четырех, из пяти и так далее, по мере накопления лучшего в государстве.
Сказка о счастье,
которое ни за какие деньги нельзя купить, потому что оно либо на витрине, либо под прилавком.
Сказка о чертенке,
которого повысили за хорошую работу, переведя из преисподней в небесную канцелярию.
Сказка о человеке,
который не мог себе ни в чем отказать, потому что ему во всем отказывали другие.
Сказка о Змее Горыныче,
который, выйдя на тропу демократии, объединил свои головы в парламент, после чего ни одного вопроса не мог решить.
Сказка о завтраке,
который мечтал стать обедом, а став обедом, мечтал стать ужином, а став ужином, мечтал, чтоб его наконец оставили в покое и дали спокойно поспать.
Сказка о школе политической борьбы,
обучавшей науке выпрямлять извилины.
Сказка об ошибках,
на которых учились так усердно, что они сделали карьеру, заняв ключевые посты в системе образования.
Сказка о государстве,
в котором воры в законе, а честные люди в загоне, поскольку в любом государстве загон лучше работает, чем закон.
Сказка о джинне,
который вышел из бутылки, но остался маленьким, потому что маленькому легче прожить на зарплату.
Сказка о декабристах,
которые были страшно далеки от народа, но не так страшно, как стали близки большевики.
Сказка о добром молодце,
который самые трудные для отечества годы пересидел в Бутырках, на Соловках и на Колыме, откуда уже не вернулся в сказку.
Сказка о белке в колесе,
которая отдала колесу всю себя, все здоровье, всю молодость, в результате чего ей все-таки досталось на орехи.
Сказка о диктатуре,
в девичестве демократии.
Сказка о гласности,
одержавшей сокрушительную победу над свободой слова.
Сказка о пьедестале,
который мечтал о карьере памятника, но что-то сверху ему мешало.
Сказка о рабочих руках,
которые еще недавно брали под козырек и вытягивались по швам, а сегодня протягиваются за подаянием и при этом норовят дать по морде.
Сказка об извечной мечте революции
построить такую тюрьму, в которой бы жилось лучше, чем на свободе.
Сказка о светлом будущем,
которое светло только тем, что в него еще не ступала нога человека.
Сказка о стране Нельзя,
в которой жил народ Хочется.
Солдат Тимура
Я до победы не дорос, мне от нее одни лишь беды. Передо мной сжигают мост, когда я прихожу с победой. Мне, как последнему скоту, брести в пыли, в воде по пояс, — чтоб по ковровому мосту прошел великий полководец.
Покуда мы в огне, в бою, пока к победе не пришли мы, мы любим армию свою, мы с ней почти неразделимы. Но приближаться к нам не смей, когда с победой мы шагаем. Мы перед армией своей, как пред врагом, мосты сжигаем.
Садится солнце за горой, а я бреду в воде понуро, не победитель, не герой — солдат из армии Тимура. И как-то холодно в груди, хотя в бою мне страх неведом…
Пришел с победой он один, а я вернулся без победы.
Победа сильному верна, она на женщину похожа: добыта многими она, но всем принадлежать не может.
Глас народа
Еже писах, писах, совести не в обиду: ныне и присно в веках слава царю Давиду! Слава его словам, слава его идеям! Да будет примером нам, рядовым иудеям!
Еже писах — не зря, больше молчать не в силах: имя Давида царя — чтоб ему пусто было! Если писать всерьез, был он большим злодеем. Сколько он бед принес рядовым иудеям!
Всякий отбросив страх, твердо и непреклонно, еже писах, писах: слава царю Соломону! Пусть он живет сто лет, разумом не скудея, — гордость, и честь, и цвет рядовых иудеев!
Еже писах о том, значит, имело место. Был Соломон скотом, сволочь он был и деспот. Заняв высокий пост, сколько он зла содеял, сколько он пролил слез рядовых иудеев!
Еже писах, писах искренне, прямо и честно: да будет славен в веках тот, кто займе его место… Будет ли он скотом, будет ли он злодеем, станет известно потом нам, рядовым иудеям.
Свой черёд
Однажды
Я начал сказку так: «Однажды Заяц…»
Потом чуть-чуть помедлил, сомневаясь.
Потом, сомнения преодолев,
я начал сказку так: «Однажды Лев…»
Потом сравнил я эти два «однажды»,
сообразил, что так бывает с каждым,
кто в чём-то струсив, в чём-то осмелев,
однажды заяц, а однажды — лев.
Конечно, львом нетрудно стать, когда ты
устроился на львиную зарплату
и гаркаешь на всех не хуже льва,
употребляя львиные слова.
Конечно, зайцем можешь стать легко ты,
когда тебя грозятся снять с работы,
соседи травят, у жены мигрень
и в школу вызывают каждый день.
Всё это так знакомо… Но однажды…
«Однажды» труса делает отважным,
из робких зайцев делает мужчин…