Фима виновато пожал плечами. Если разобраться по правде, то он точно избалованный. Кто ему отказывал дома, в лесу? Да никто! Помнится, он однажды прикинулся больным, вот уж все забегали… Малины принесли, меду от диких пчел и совсем уж редкого: от малых шмеликов, которые живут в гнездах в земле. Белки трещали на весь лес и прыгали в очередь, одаривая орехами. Два раза даже по макушке попали… Суета, кутерьма, переполох и развлечение. Тогда он не подумал, что все переживали всерьез. Тогда он не постыдился напугать самого деда!
А теперь захворал по настоящему, и оказалось: ничуть это не весело – болеть. Страшно. Как будто тебя становится в мире совсем мало. Ты вдруг понимаешь: встать нет сил, рукой шевельнуть трудно, голову от досок поднять невозможно. И сам огромный мир сжимается до размеров одного кораблика. Качается на волнах, ненадежно и зыбко. Хорошо хоть, друзья рядом. С ними теплее и спокойнее.
– Мы поворачиваем к берегу, – решил Эгра. – Если нужен лес, мы доставим тебя в лес.
Фима улыбнулся. Приятно: ради него меняют курс. Только далеко отсюда до берега. А день к вечеру так потемнел – совсем силы задавил! Губит лесовика этот мрак, душу мнет и жизнь по капельке вытягивает. Хватило бы тех капель до берега… Опять же: ветер будет сложный, боковой. Ночь наваливается, тоже худо. Одному выру придется и тянуть канат, и присматривать за рулем. А Звездочету – следить за парусом, что очень непросто при таком ветре, в темноте.
– Утром повернем, – попросил Фима. – Пожалуйста. Меня укачает на волне, а я хочу тихо подремать.
Эгра нехотя дернул усами вверх-вниз, соглашаясь не менять курс прямо теперь.
Звездочет выбрался из каюты и плотнее подвязал парус, чтобы ветер не гнал кораблик слишком быстро. Выр лег рядом, обмотал руку Фимы усом. Он продолжал щупать пульс, хотя вряд ли это можно назвать лечением. Просто Эгра очень волновался. Паук чуть потоптался в своей каюте… и тоже спустился на палубу, пробежал на корму. Поправил парус, ставший одеялом. Подоткнул больному под спину. И уселся у самой макушки.
Фима прикрыл глаза и постарался дышать ровно, думать только о хорошем. Он изо всех сил представлял себе лес. Вслушивался в ветер и пытался представить: он дома. Просто сейчас темно и потому деревьев не видно. Но утром все изменится. Утром непременно случится обещанное чудо.
Фима закрыл глаза. А когда открыл их, было уже утро. Серое и скучное, как весь минувший день. И даже еще того хуже! Никакого чуда поблизости не наблюдалось… Фима поежился от озноба, плотнее сжался под парусом. Прикусил губу до боли. Он – лесовик. Ему надо видеть лес, слышать его шум! Он всегда жил там, где дышит и шепчется лес. Оказывается, от тоски по дому можно зачахнуть…
– Там что-то появилось, – неуверенно сказал Звездочет, замер… Вздрогнул и метнулся на верхушку мачты. – Да, там что-то движется! Прямо по курсу, навстречу нам. Большое, вроде облака.
– Облаков и без того слишком много, – грустно улыбнулся Фима.
– Но не таких! – весело проскрипел паук. – Кэп, докладываю: чудо спешит к нам на всех парусах!
Фима осторожно приподнялся на локтях. Голова немного кружилась, и серый день вокруг словно бы приплясывал, закручивался в воронку вихря. Получалось очень неприятно, до тошноты. Но вдали, в самой сердцевине серости, постепенно обозначился золотой свет. Фима поморгал, прищурился, вглядываясь и перемогая тошноту. Он твердил себе: мне уже лучше! Гораздо лучше. Ну, или скоро станет лучше. Не помогало… пока облако не стало заметно отчетливо.
Облако двигалось с севера быстро, росло и ширилось. Облако было золотым, янтарным, солнечным, лимонным, тепло-цыплячьим, кувшиночно-рыжим! Облако сияло всеми оттенками желтизны. Оно отражалось в серой воде – и волны начинали пританцовывать, радуясь обретенному цвету, и отражали золото, и наполнялись сине-зеленой глубиной своего настоящего цвета. Облако так ярко выделялось среди прочих, что тучи вокруг тоже перестали быть серыми! Одни посветлели, иные наоборот, сделались темнее, обрели синевато-чернильный оттенок.
– Это же… бабочки! – прошептал Фима. – Я слышал от деда, что они иногда срываются с места и улетают невесть куда, за тридевять земель. Но я не думал, что перелет выглядит так волшебно. Это большое чудо, Звездочет. Знакомые бабочки, такие живут в моем лесу.
Фима сел и стал смотреть, улыбаясь и не замечая, что уже не кутается в парус и не чувствует озноба. Бабочки летели довольно низко, их было так много, что отчетливо слышался шум крылышек. Облако придвинулось вплотную. Вот оно стало окутывать корабль… Бабочки садились на борта, на мачту, на паруса и канаты, на весла, на палубу и на панцирь Эгры, на его усы. Бабочек было очень много, все они хотели отдохнуть на крошечном клочке суши, внезапно найденном посреди моря.
Фима рассмеялся, подставил руки бабочкам и ощутил, как щекочут кожу их крошечные лапки.
– Звездочет, ты подарил мне самое замечательное чудо на всем свете! – сказал лесовик. – Я уже выздоравливаю. И знаешь, что замечательно? Мы для этих бабочек – тоже чудо, очень полезное. Они отдохнут на «Волнорезе», и им станет гораздо легче добраться до берега. Они помогли нам и вылечили меня. А мы принесли пользу им.
– Золотой кораблик! – счастливо вздохнул Эгра.
Он широко встопорщил все свои усы – и длинные, и короткие кустистые. Теперь те и другие были мохнатыми от бабочек. Фима рассмотрел их крылья. Переливчатые, основной фон янтарный, прожилки цвета гречишного меда, точечки и штрихи совсем темные. Когда бабочки складывали крылья, становилась видна их изнанка. Серебристая с коричневым и зеленым, похожая на ивовые листья…
Бабочки то закрывали крылья, то распахивали их, и отчего-то делали это все вместе. Или так казалось? Фима смотрел – и ощущал, что солнышко то выглядывает из-за облака, то прячется. По коже пробегали волны холода и жара. Лесовик улыбался и верил: он сидит на берегу пруда, в родном лесу. Кругом много зелени, над тихой водой склонилось серебро ивовых листьев. Оно тихо шуршит под ветерком.
– Осторожнее, осторожнее, – приговаривал паук, бегая по новенькому парусу, которым был накрыт больной. – Свежая работа. Я только что сплел эти вот нити и эти тоже. Они еще немножко клейкие. Не запутайтесь, не повредите пыльцу. Осторожнее! Я знаю, вам не улететь без узора на крыльях. А он весь – пыльца. Я знаю, мне болотница рассказала.
Две бабочки сидели на спине у паука – а такое удается увидеть, пожалуй, всего раз в жизни! Звездочет не прогонял их, он был занят тем, что бережно выпутывал лапки и усики перелетных бабочек из тонкой паутинки.
– Звездочет, они сидят у тебя на спине и кажется, что ты – крылатый паук, – Фима поделился наблюдением и улыбнулся широко, спокойно. – Очень красиво! Как думаешь, они тебя не унесут с собой?
– Нет! – паук испугался, даже встряхнулся. – Я из команды «Волнореза»! Нельзя уносить меня! Эх, если бы мы зашли хоть в один большой порт, если бы взяли на борт баночку с кленовым сиропом, я бы мог угостить всех…
Эгра согласно качнул усами, обещая при первом удобном случае загрузить в трюм сироп.
От движения усов несколько бабочек взлетели – и это стало сигналом для остальных. С шорохом и шелестом цветное облако взвилось над кораблем, закружилось янтарным сиянием. Поднялось выше – и стало удаляться на юг, к неблизкому и желанному лесу.
– Передайте деду, что у меня все в порядке! – прокричал Фима вслед.
Он уже стоял в рост и махал руками, провожая бабочек. И выр стоял, опираясь всеми руками о мачту. А паук взбежал по мачте к самой каюте и там звучно клацал когтями, салютуя своему чуду…
Когда облако скрылось вдали, экипаж «Волнореза» получил еще одну нежданную радость. Сперва это казалось лишь обманом зрения, но таким упрямым… Не проходящим! Море больше не было серым. Вокруг корабля оно слегка светилось. Фима внимательнее осмотрел парус, осторожно тронул кончиками пальцев палубу и улыбнулся. Совсем немного пыльцы с крыльев каждой из бабочек осталось здесь, на месте их отдыха. Но и этого хватило, чтобы парус стал перламутровым и получил оттенок свежего липового меда…
– Чудо не пропало вдали, оно осталось с нами, – вздохнул лесовик. – Хорошо… теперь я вижу, что море не серое и не пустое.
– Ты совсем вылечился? – уточнил Эгра.
– Наверное. Я, пожалуй, еще немного отдохну и тогда стану окончательно здоров, – предположил Фима.
Зевнул, забрался под тонкий новый парус, пощупал его, тоже золотистый, теплый. И заснул. Во сне лесовик видел себя, стоящего на высоком берегу, у самой опушки леса. Справа и слева росли над обрывом рыжие сосны, они танцевали всеми изгибами стволов. А вдали висело янтарное облако бабочек. Они приближались, они одолели пустыню моря и добрались домой.
Фима во сне, на берегу, снова протягивал руки и ловил на ладонь усталых путниц, рассматривал их и радовался…
Он проспал остаток для и всю ночь. А когда проснулся, был уже вполне здоров.
Второй вечер
На следующий вечер Сказочник приплыл в бухту задолго до заката. Дети уже ждали его. Эгра выбрался из воды и лег на обычное место.
– Мне снились бабочки, медовые и лимонные, – сказала одна из девочек.
– А я летал над морем. Хотя облака были хуже киселя, я верно выбрал курс и добрался домой, в нашу бухту, – гордо сказал её сосед.
Такой сон всем показался наилучшим, и мальчик взялся пересказывать его, стараясь припомнить, какой именно бабочкой он был и видел ли с высоты кораблик Эгры. Сказочник хвалил, бодро качал усами, и уточнял мелочи. А сам мастерил из трубок и стеклышек нечто необычное.
Сперва Эгра свернул из плотной бумаги трубку. Затем приладил с одной стороны крышечку с глазком, поместил внутрь трубки три длинных прямоугольных зеркальца, враспор. Если поглядеть с открытой пока стороны трубки, зеркала образовывали треугольник. Поскольку зеркал и трубок Эгра заготовил много, дети тоже принялись мастерить загадочные игрушки. Это не сложно, если помнить: стекло не терпит грубости. Характер у него хрупкий, но острый… То ли само сломается, то ли поранит пальцы.