После этого дед решил расстаться со столицей, вернуться в город, где родился и учился в школе. Под старость ему стало казаться, что на родине жизнь пойдет лучше. Руськина мать не спорила. Может, и ей хотелось перемен, чтобы позабыть прошлые беды.
Дед умер прошлой весной, не успел уехать в Белорыбинск.
Но Руськина мать не оставила этих планов. Московскую квартиру продали, деньги выручили немалые. Хватило и на переезд, и на покупку однокомнатной квартиры здесь, на окраине Окуневки. Больше им вдвоем и не надо было.
Но вдвоем они жили недолго. Мать стала работать в художественных мастерских при ткацкой фабрике и там познакомилась с неким Аркадием Артемычем.
Сперва Артемыч показался Руське «нормальным дядькой». Тихий такой, добрый. Но скоро стало ясно — такой он, пока трезвый. И началась прежняя жизнь — такая же, как при московском отчиме. Только деда не было, а Руська попереть Артемыча из дома, конечно, не мог.
Он стал уходить из дома сам. И наконец притерся к компании Круглого и Буси. Но, видать, притерся не очень крепко, раз все закончилось таким образом… Наверно, крепко все же сидела в Руське память о деде, который всегда стремился жить ясно и без всякого зла.
— Послушай, Руська… А про свои давние годы дедушка рассказывал? — спросила Зоя Ипполитовна. И смутилась, как девочка.
— Да… — Руська кивнул тюрбаном, тот развалился и упал на пол. Руська не стал наматывать его снова. — Он рассказывал. Про всякое. И как дружил с девчонкой. Ее звали Зойка-Пароход… — Руська глянул хитровато, заелозил на табурете, стал тереться отмытым ухом о плечо. Халат съехал с плеч, сполз до пояса, и Руська сидел теперь коричневый, костлявый и какой-то очень беззащитный.
Зоя Ипполитовна провела по его щетинистой макушке ладонью. В это время и возник на пороге запыхавшийся Генчик.
Он увидел Руську, замигал.
— Знаешь, кто это? — значительно произнесла Зоя Ипполитовна.
— Знаю, конечно. Б… Бычок… Привет.
— Не бычок, а Руслан. Но не в этом дело. Он — внук Тимы Ревчика. Того самого! Можешь себе представить?
Генчик, разумеется, удивленно замигал опять. Но его изумление было меньше, чем ожидала Зоя Ипполитовна. Генчик склонил голову к плечу, осмотрел Руську как бы заново. Поскреб в затылке.
— Вот это да… Какое совпадение.
— Это не просто совпадение. Это судьба, — произнесла Зоя Ипполитовна. Словно поставила крупную точку в конце страницы. И присела у стола.
— Пластинка-то не склеилась, да? — неловко сказал Генчик. — Там не хватает кусочка.
— Он принес другую, такую же. Из коллекции деда, — объяснила Зоя Ипполитовна. Однако уже без прежней бодрости. Устало.
— А чего вы… так? — тут же встревожился Генчик.
— Как «так»?
— Ну… вдруг в печали увязли.
— Ничуть не бывало…
— Только не отпирайтесь! Я же ваш характер знаю!
Руська — тот характера Зои Ипполитовны еще не знал. Но и он почуял неладное. Встревоженно завертел головой на тонкой шее. Даже Варвара перестала мыть себя за ухом и притихла в углу у плиты.
— Что случилось? Говорите, — строго потребовал Генчик.
— Ничего не случилось, уверяю тебя. Просто… перепад настроения, так это, кажется, называется.
— А почему он не в ту сторону, этот перепад? Радоваться надо, что внук нашелся…
— Я радуюсь. Разумеется… А грустно оттого, что жизнь такая короткая. И Руськиного дедушки уже нет…
— Но зато Руська — вот он, — не очень уверенно возразил Генчик.
— Конечно, конечно… Поставь-ка, Бубенчик, чайник. Я распечатаю банку с вишневым вареньем.
Но Генчик видел, что печаль не оставляет Зою Ипполитовну. И чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, с нарочитым интересом спохватился:
— А где пластинка? Можно посмотреть?
— Вот там, на столе…
Генчик достал пластинку из конверта. Она была в точности как та, разбившаяся. Генчик дохнул на нее — туманное облачко на миг легло на тонкие бороздки.
Генчик опять подивился тому, что этот асфальтовый блин может хранить в себе живой голос.
Если может сохраняться голос, значит, и дух человека может…
— Зоя Ипполитовна! Я зря тогда наболтал… про это…
— Про что?
— Ну… что капитана Сундуккера не было на свете…
— Но, Бубенчик… ты ведь был прав.
— Нет, не прав! Если его не было, откуда взялся дух? Тогда, ночью…
Зоя Ипполитовна дребезжаще засмеялась.
— Ох, голубчик… Это старая игра. Вертушка в таких случаях чаще всего останавливается на буквах, которых ждут… возможно, я жульничала, сама того не желая. Ты уж прости старуху.
— Нет, не прощу! Это вы не тогда, а сейчас… жульничаете! Сами того не желая…
Она не рассердилась. Помолчала и спросила серьезно:
— Ты как думаешь?
— Да. И вы тоже…
Руська, конечно, ничего не понимал. По-прежнему вертел головой. Тревожно смотрел то на Генчика, то на Зою Ипполитовну.
Она поправила очки, встряхнулась и деловито предложила:
— Оставим капитанскую тему. Все равно теперь это не имеет значения.
— Почему? — Генчик слегка ощетинился.
— Посуди сам. Кому все это надо? Я старая, протяну недолго. Скоро мне… вслед за Ревчиком.
Руська сердито вскинулся:
— Дедушка умер не от старости! Он простудился на подледной рыбалке!
— Ну, все равно. Время — оно ведь безжалостно. И чем больше человеку лет, тем оно быстрее… Помру, и дом этот сроют. Кому нужна развалюха? Ни дочерям, ни городскому хозяйству… Ну, имущество я, конечно, поделю между вами. Одному — портрет, другому — модель. И всякие другие вещи… Но все это будет уже не то. Дома, где обитал дух капитана Сундуккера, не станет… Кстати, я надеюсь, что вы не рассоритесь при дележе наследства. А?
Генчик и Руська переглянулись. Стало им обоим ужасно неловко. И Генчик рассердился. На Зою Ипполитовну.
— Как вам не стыдно!
— Голубчик! Умирать — это разве стыдно?
— Ну… во-первых, вы еще не умерли!
— И не вздумайте, — шепотом предупредил Руська.
— А во-вторых… — Генчик решительно уперся кулаками в бока. — Пусть все навсегда останется как есть! На самые долгие годы!
— Милый мой! Да кому все это нужно!
— Нужно!.. Можно повесить доску! Ме-мо-ри-аль-ную! Что здесь бывал знаменитый капитан Сундуккер и хранятся его многие вещи!
— И люди станут смеяться: чем же он знаменит? Тем, что его не было на свете?
— Мало ли кого не было! Шерлока Холмса тоже не было, а в Лондоне есть его музей!
— Голубчик мой! Холмса знают миллионы людей! Это всемирно известный литературный персонаж!
— А вы сделайте, чтобы капитан тоже стал известный! Всемирно! Напишите про него книгу!.. Вы же все про него знаете, надо только записать!
Зоя Ипполитовна пригорюнилась пуще прежнего:
— Думаешь, я об этом не мечтала? Столько бумаги извела, пыталась что-то изложить по-писательски. Но одно дело сочинять в юности глупые стихи, а другое — настоящую книгу. Здесь нужен профессионал. Крепкий литературный талант.
— Ну, тогда… тогда будет вам талант! Он есть! Я приведу! Это знаете кто? Петя Кубриков! Он не только спасатель, у него всегда это… литературное вдохновение!
Генчик сам разгорелся вдохновением от столь счастливой мысли.
— У него уже несколько рассказов в газетах напечатано! А сейчас он большую повесть пишет, про любовь. «Красавица номер шесть» называется… А когда узнает, что нужен роман про капитана, все бросит, сразу же возьмется за него!
— Н-ну… не знаю даже… Вообще-то, конечно, это мысль… — Зоя Ипполитовна неуверенно двигала по носу очки. — Но… согласится ли этот Петя?
— Да он обалдеет от счастья! Он же сам в душе капитан! Он напишет!
— Это было бы чудо… Хотя в последнее время чудеса не редкость… — И Зоя Ипполитовна посмотрела на Руську.
Он заелозил опять, потом спрыгнул с табурета. Халат упал к ногам. Тощий, в обвисших трусиках Руська неловко запереступал, обхватил колючие плечи.
— Я на двор схожу, посмотрю: может, уже высохли шмотки-то…
— Не спеши, они еще сырые.
— Там в кармане ключи от квартиры были, вы их, наверно, вместе со штанами выстирали. Заржавеют…
— Не было там ключей! — всполошилась Зоя Ипполитовна. — Я точно помню! Я обратила бы внимание!
— Значит, посеял… — Руська вздохнул, но без большого огорчения. — Когда через угольные кучи лез… Теперь долго домой не попаду, там никого нет.
— Но к вечеру-то мама вернется? Или… еще кто-нибудь?
— Они с Артемычем в гости уехали. До завтра. А может, и до послезавтра…
Зоя Ипполитовна, подошла, взяла его за плечо. Осторожно, будто на плече сидела бабочка. Или сам он был бабочкой…
— Не беда. Оставайся здесь. Хоть до послезавтра, хоть… вообще. Если дома тебе не очень…
Руська посапывал и смотрел вниз. Не сказал «нет».
Зоя Ипполитовна виновато глянула на Генчика:
— Ты ведь не будешь возражать, если мы возьмем Руську в свою компанию?
Кажется, она боялась, что Генчик возревнует. Но он хлопнул себя по лбу.
— Ой! Совсем забыл!.. Зоя Ипполитовна, а можно я приведу к вам еще одного жильца? Не насовсем, а недели на две. Ему некуда деваться, пока чинится его… машина!
— Господи, какой жилец? Какая машина? Он шофер?
— Не-е! Он… в общем-то обыкновенный пацан. Только не здешний. Слегка похож на осьминога. Он удрал из дома на учебной летающей тарелке и плюхнулся у нас на огороде, раздавил у меня полгорода. И опять полетел! А я сгоряча из пистолета… Да не бойтесь, не шариком, а горошиной… И я же не знал, что там кто-то живой! Горошина в него и не попала, но разбила там какой-то… преобразователь энергии. Эта штука сама восстановится, вырастет заново, но не сразу, а через полмесяца. А пока… надо же ему где-то укрыться! От всяких любопытных…
Руська своими кофейными глазами смотрел на Генчика очень серьезно. А Зоя Ипполитовна взялась за виски.
— Ты меня уморишь своими фантазиями.
— Да правда же! Он пока у меня в ванне сидит, потому что земноводный. Но придет Елена, полезет в ванну… представляете?
Зоя Ипполитовна устремила поверх очков строгий взгляд.