Снова много дней прошло, птица юаньпэнбанлю уже весь пух свой потеряла, приходит опять Налоиньгоу и спрашивает:
— Невестушка добрая, открыли птенцы глазки?
А юаньпэнбанлю отвечает:
— Яички согрелись, крепко спят.
Прошло еще много лун и лет, крылья птицы совсем оголились. Опять спрашивает ее Налоиньгоу:
— Тетушка добрая, не пищат ли там птенчики?
На сей раз юаньпэнбанлю радостно ответила:
— Птенцы стучат по скорлупе, пищат тихонько, в яйце возятся.
К тому времени терем прогнил, гнездо развалилось, птица юаньпэнбанлю состарилась, перья все вывалились, сидит вся голая, глаза ввалились, грудка — что нож острый, в уголках клюва морщины, не поет, не смеется.
Налоиньгоу ее спрашивает:
— Бабушка добрая, не прыгают ли там птенчики, не пляшут ли?
Отвечает ему измученная юаньпэнбанлю:
— Подними меня. Они всем понравятся, такие красивые. Двенадцать детишек вылупились — светлые, яркие, вблизи посмотришь — красно-алые, издали поглядишь — пестро-пятнистые.
Обрадовался Налоиньгоу, засмеялся, пошел к старой Улоусо и спрашивает:
— На какие ветви чудесные фонари укрепить, на какие деревья чудесные фонари повесить?
— Вставь их в небеса, людям сразу будет видно, как шелковую нить сучить, как холст ткать, как клейкий рис разбрасывать, как пять злаков сеять, коровам и овцам будет видно, как траву щипать, мулам и лошадям — как дорогу выбирать.
Вставил Налоиньгоу чудесные светильники в небо — склоны тут же округлили свои щеки, горные хребты оголили свои кости, пропасти обозначили свое дно, на равнинах дороги видны стали. Однако солнца освещали лишь середину земли, до девяти ее углов свет не доходил, как по дороге идти — видно, а как нитку в иглу вдеть — не разглядеть. Отделил тогда Налоиньгоу двенадцать солнц друг от друга. Первые два на востоке вставил, еще два на южном углу повесил, третьи — над западным краем неба, четвертые — над северной окраиной, пятые — в центре неба, а шестая пара сама куда-то укатилась. С тех пор все небо сияет, вся земля блестит.
Как Почтенный Чжан боролся с Громовником
Почему у кур клювы острые, у уток — плоские, а у гусей на голове бугорок? Если рассказывать об этом, то начать надо с ссоры между Громовником и Почтенным Чжаном.
Громовник и Почтенный Чжан были братьями. Громовник — старший, а Почтенный Чжан — младший. Не поладили они как-то друг с другом и решили разделиться. Громовник, как старший, хотел все себе заполучить — и что на небе и что на земле, всем хотел завладеть, а Чжану решил только собаку оставить. Тот не соглашался — ведь пес пахать не умеет. Не надо Чжану разных разностей, пусть старший брат все забирает, только вола чтобы оставил непременно — землю пахать, поле свое возделывать.
Но Громовник и слушать ничего не стал. В гневе брови нахмурил, глаза выпучил:
— Вола хочешь? Да хватит ли у тебя сноровки с ним управиться? Давай состязаться. Кто ловчее, тому и вол достанется.
Засмеялся Почтенный Чжан и ответил:
— Я согласен, братец. В чем будем состязаться?
Никак не ожидал Громовник, что Почтенный Чжан с ним посмеет тягаться. Ничего не ответил брату, но подумал: «Да есть ли что-нибудь под этим небом, чего бы я, Громовник, не смог выиграть?» И сказал:
— Ты младше, тебе и выбирать, в чем состязаться будем. А то потом люди под двумя небесами скажут, что я, старший, обманул меньшого брата.
Почтенный Чжан огляделся вокруг и говорит:
— Ладно. Вот что: кто ногой спихнет с места тот каменный мост, ведущий на небо, тот и выиграл.
Громовник отвечает:
— Идет! Кто первый: ты или я?
— Ты старше, ты и начинай! — ответил Чжан.
Громовник этак важно, вразвалочку, дошел до середины моста и хотел было поддеть его ногой, как вдруг Почтенный Чжан закричал:
— Подожди немного, я сейчас вернусь, — и поспешил к дому. А там схватил с деревца воробья, сунул в кошель и скорее назад к мосту. Состязание началось. Громовник надавил ногой на мост, а потом как пнул его — из камней аж искры посыпались. Ударил он мост еще несколько раз и, довольный собой, стал спускаться. Голову опустил и на Почтенного Чжана искоса посматривает. А тот спокойно так, без всякого страха взошел на мост и крикнул:
— Братец, послушай! Я сперва только до него дотронусь, но, если мост обвалится и ты не сможешь на небо подняться, не обессудь, не обижайся тогда!
Тут он легонько, кончиками пальцев босой ноги пристукнул по мосту, а сам кошель сжимает, чтобы воробей зачирикал. Три раза ногой моста коснулся, три раза воробей чирикал. Громовник даже побелел от страха:
— Братец, не надо! Не пинай больше! Мост и так под тобой скрипит, еще раз пнешь, он и обвалится. Считай, что выиграл. Согласен?
Дождался Громовник, когда Почтенный Чжан с моста сошел, и только после этого, остановившись на другом конце моста, крикнул:
— Тебе одному трудно будет за волом присматривать, так я его к себе возьму, кормить буду. А когда он тебе понадобится, приходи, дам на время.
Хотя и выиграл Почтенный Чжан состязание, а вола не получил! Громовник все-таки себе его забрал.
Наступила весна. Побежал Почтенный Чжан к брату за волом. Пришлось, как говорится, две бадьи добрых слов наговорить, пока не выпросил вола на три дня. Досадно ему стало: своего же вола на время просить, да еще в глаза брату при этом заглядывать. А тому-то вол ни к чему!
Увел Почтенный Чжан вола к себе и со злости зарезал его. А на третий день воткнул воловий хвост в землю и побежал к Громовнику. Издалека еще закричал:
— Чудеса, братец! Вол-то твой в глину ушел, я тяну его, тяну — вытянуть не могу.
Громовник всполошился, даже про свой железный молот и долото позабыл[38], поспешил за братом в поле. Смотрит — вола и впрямь не видать, только торчит из земли кончик хвоста. А Почтенный Чжан торопит:
— Братец, скорей задержи его, а то и хвост в землю уйдет!
Громовник припустил к хвосту со всех ног, не разбирая, грязь под ногами или сухо. Подбежал, вытянул правую ногу, зажал хвост между пальцами и как дернет со всей силой. И — с маху в грязь плюхнулся, упал навзничь вверх лицом, весь липкой глиной обляпался. Глянул на оторванный хвост и говорит сердито:
— Хэн! Не надо было давать тебе вола. Просил на время, поле вспахать, а сам зарезал его и съел. Если через три дня я приду и зарублю тебя — значит, есть на то согласие Неба. — Сказал так и ушел в гневе.
А Почтенный Чжан вернулся домой и всю ночь обдирал кору с тунгового дерева. На другой день надавил из нее масла, поставил большой котел на огонь и стал клей варить. На третий день, как только начало светать, полез на крышу и принялся поливать черепицу клеем. Только закончил — заявляется Громовник со своими молотом и долотом. Полез тот на крышу, поскользнулся — и кувырком вниз, прямо в канаву с водой угодил, выронил и железный молот, и долото. А Почтенный Чжан тут как тут, схватил рогатину, зажал Громовника и запихнул в железную клетку, запер на замок. Потом пошел за дом, нарвал травы, принес несколько больших охапок, бросил возле клетки и говорит:
— Ты такой редкий гость, братец. Посиди тут несколько дней, а пока сидишь, я прошу тебя помочь мне травяные веревки вить. Навьешь веревок полную клетку — домой отпущу.
Сказал так и пошел за дом, на огород, тыкву-горлянку сажать. Семена ее такие были, что только бросишь в землю — и тут же прорастают, ветер подует — они вверх лезут, в первый день стебель вытягивается, во второй на подпорку взбирается, в третий завязь дает.
А Громовник в клетке веревки вьет. День вьет, другой — и все мало: Почтенный Чжан их незаметно из-за железных прутьев вытягивает и утаскивает, не позволяет клетку наполнить доверху. Три дня Громовник веревки вил — и прямо запылал от злости. Бросил веревку, стал метаться по клетке туда-сюда, прыгать, и стоять не стоит, и сидеть не сидит, вся шерсть на нем дымится. Шел тут мимо мальчик. Увидел, как Громовник мечется, и закричал:
— Идите скорей сюда, поглядите! Интересно-то как!
А Громовник говорит ему:
— Принеси-ка мне железный молот, я тебе покажу кое-что поинтересней!
Мальчик побежал в дом Почтенного Чжана, схватил со стола молот и принес Громовнику. Тот взял его и давай махать: сколько раз махнет — столько молний сверкнет. Всполохи разорвали небо, стало светло как днем. Грянул могучий гром и разломал железную клетку. Громовник с молотом в руке побежал вокруг дома, Почтенного Чжана ищет, чтобы свести с ним счеты.
А тем временем Почтенный Чжан залез в тыкву-горлянку и мякоть оттуда выковыривает. Громовник и не заметил его. Там поискал, тут поискал, не нашел и еще пуще рассердился:
— Хэн! Первого числа тебе удалось спрятаться, а пятнадцатого не спрячешься. Вернусь домой — напущу потоп, посмотрим, куда ты денешься. — С этими словами он ушел, прихватив травяную веревку.
Вернувшись на небо, он привязал эту веревку к столбу небесных ворот, подошел к небесной реке и проделал в ее дне дырку. С шумом вода хлынула вниз, на землю. В мгновение ока забурлили потоки на горных склонах, пошли волны по плоским равнинам, вода заливала поля, сносила крыши с домов. Ливень лил непрестанно семь дней и семь ночей, и воды на земле поднялись вровень с небом, кругом — одни лишь волны. Только тогда Громовник заткнул дыру в небесной реке, «обрубил ноги дождю».
Чтобы проучить брата, он затопил всю Поднебесную, а о людях не подумал — останутся они в живых или погибнут. На восьмой день утром, поразмыслив, он послал гуся поглядеть: утонул Почтенный Чжан или нет, ведь он такой хитрец! Получив приказ, гусь расправил крылья и бросился в воду, проплыл немного, глядь — Почтенный Чжан в тыкве-горлянке на волнах покачивается. Поспешил гусь обратно, рассказал Громовнику. А тот не поверил и хватил его кулаком по голове так, что у гуся шишка выскочила и от боли он закричал «га-га-га». С тех пор и по сей день у гусей на голове бугорок торчит,