кой, чтоб не простудились. В жаркий полдень куколкам душно, надо их по всему муравейнику разложить. А дождь пойдёт - всего хуже. Протекает хвойная крыша, сыро в муравьиных квартирах. Едва схлынет ненастье, несут муравьи куколок наверх, сушат на ветру, в тени. На солнце нельзя вынести - солнце куколкам вредно. Так возятся и хлопочут, пока не лопнет на куколках тонкая шкурка, и вылезут на свет молодые муравьи, белые, мягкие, слабенькие. Очень они нежные, надо их кормить, пока не затвердеет у них мягкая кожа и станет чёрной, как у взрослых насекомых.
Видите, как много дел у муравьёв. Но они никогда, нигде, никому не жаловались. Ведь жить и работать - это и есть самое большое счастье на земле.
Наверное, и сейчас жили бы трудолюбивые букашки под своей корявой берёзой, если б не повадился летать к их небоскрёбу дятел-муравьед. Прилетит, уцепится за берёзу, вытянет длинный язык.
Прилипают к нему муравьи, как мухи к липучей бумаге. Раз прилетит - нет ста муравьёв, два прилетит - нет двухсот, десять раз прилетит - нет тысячи.
Испугались муравьи, что съест их дятел помаленьку, бросили свой дом, глубже в лес ушли. Построили новое жильё в густом осиннике. Стали жить-поживать, а новая беда уже на носу.
Пришли в осинник рогатые лоси. Едят осиновые веточки, топчут землю широкими копытами. Тысячи муравьёв шутя раздавили, а муравьище с землёй сравняли.
Ещё дальше ушли муравьи. Забрались они в еловую глушь. Темно тут и сыро, как в подвале.
Плохо жить, когда солнца нет и покою тоже.
А хозяин елового леса бурый медведь уже разыскал муравьиный городок. Как захочется медведю кисленького поесть, придёт он к муравьищу, ляжет на передние лапы, раскроет пасть с жёлтыми клыками и ждёт.
Тысячами кидаются на врага храбрые букашки, лезут ему прямо в рот, а он только облизывается да головой косматой мотает. Наестся, разгребёт муравейник и уйдёт восвояси.
Долго думали муравьи, куда им деться. На ветках гнездо построить - птицы склюют, под землю забраться - всё равно разорит медведь. Думали, думали и наконец придумали.
«Пойдём мы на старую вырубку, отберём у жуков-златок широкий пень и поселимся в нём».
Послали вперёд разведчиков, тронулось всё муравьиное племя через лес, через опушку, на заросшую кустами вырубку к большому пню.
Бронзовые жуки-златки даже воевать не стали. Как покрылся пень чёрной кашей муравьиного войска, выскочили златки из своих щелей, разлетелись кто куда. С тех пор спокойно стало маленьким труженикам в крепком пеньке. Выгрызли они удобные комнаты и кладовки, перенесли своих куколок, живут, горя не зная. Дождь их не мочит, ночью тепло, дятел не залетает, лосям не растоптать. А подойдёт медведь, попробует лапой - велик пень, не под силу лесному хозяину. Фыркнет он, поворчит, пойдёт себе прочь не солоно хлебавши.
КТО КОГО?
Ползала, ползала зелёная тля по листку, устала, захотелось ей на землю спуститься. Слишком жарко печёт солнышко, нагрелся листок, как сковородка на огне. Тихо спустилась тля по стеблю, забралась в тень, сидит, отдыхает, усиками шевелит, брюшко толстое поглаживает. Вот как здорово напилась она сегодня листового соку. Сладко задремала зелёная тля. Не увидела, как подкралась к ней шестиногая личинка божьей коровки.
Не успела сонная козявочка лапкой пошевелить, как очутилась во рту у голодной личинки. Та даже не почувствовала, что проглотила маленькую тлю, и со всех своих шести ног помчалась дальше других козявок отыскивать.
Мчится личинка вперёд, не замечает, что уж следит за ней из-за бугорка восемью глазами восьминогий паук-волк. Пауки-волки - настоящие бродяги. Не плетут они тенёт, а бродят по травяным дебрям, из-за угла подстерегают добычу.
Прыгнуло маленькое чудовище на личинку, оплело мохнатыми лапами, осталась от личинки только сухая шкурка. Да и паук не долго по земле бродил. Повстречался он с жуком-жужелицей, одетым в блестящую крепкую броню.
Побежал паук-волк от жужелицы со всех своих восьми ног. Но разве убежишь, если у жука ещё и крылья есть. Обернулся паук-волк и напал на жука. Хотел прокусить ядовитыми челюстями бронзовый панцирь. Где там! Ничего не может сделать паук. Щёлкают, срываются его челюсти. Отлетают ноги одна за другой.
Разорвал жук паука на кусочки, пообедал не торопясь, а потом залез под камень и попал прямо в рот серой ящерице, которая сидела там в своей норке и думала, что бы такое ей поесть.
«Очень вкусный жук, - подумала серая ящерица. - Не найду ли я ещё такого где-нибудь поблизости?»
Выбежала из-под камня и…
- Ой! - наткнулась на жёлтую змею-медянку.
- Ссстой, сссъем, - засипела медянка и так посмотрела своими магнитными глазами, что у бедной ящерицы все четыре ноги к земле приросли. Проглотила змея ящерицу, поползла в лес.
Ползёт она, шуршит травой. Услыхал шорох колючий ёж. Подбежал, присмотрелся Хвать змею за змеиный хвост. Завертелась медянка. Бьётся, извивается, а не может ежа укусить. Везде встречают её твёрдые иглы. Съел ёж медянку, свернулся клубочком, крепко заснул под деревом.
Тут нашла его девочка Катя, которая в лесу грибы собирала. Очень обрадовалась девочка такой находке. Посадила ежа в корзинку, принесла домой. Теперь живёт он у Кати, пьёт молоко и дом от мышей стережёт.
ПРО ХРАБРЫХ ДРОЗДОВ
Жил-был в сосновом бору ястреб-перепелятник. Сам серый, грудь в полосках, клюв крючком, лапы когтистые. Хоть не велик он ростом, всего-то с галку, зато злости у него больше, чем у орла.
Едва солнце осветит верхушки самых высоких сосен, вылетает он на добычу, страх наводит на жителей леса.
Поёт пеночка на осинке, радуется тёплому утру да голубому небу и вдруг… зашумят над ней крылья. Хлоп! Качается задетая ветка. Кружится в воздухе пух. Нет птички. Унёс её ястреб и съел вместе с перьями. Отдохнёт, почистит клюв - снова мелькает ястребиная спина меж деревьев, медленно машут узкие крылья, зорко смотрят хищные глаза.
Бежит ли мышь в траве - схватит; летит ли птичка - сшибёт; жук крупный поднимется - него настигнет. Ни житья, ни проходу не стало от этого разбойника.
Все без оглядки от него прячутся: зверьки в норы, птицы в листву, жуки - на землю лапками кверху. Горе тому, кто скрыться не успел.
Совсем загордился перепелятник и похвастал своему старшему брату, большому ястребу-тетеревятнику:
- Я, брат, никого в лесу не боюсь. Нет меня ловчее, нет меня смелее. Захочу - на медведя кинусь! Только шерсть из него полетит!
Усмехнулся большой ястреб.
- Слетай-ка, - говорит, - к дроздам-рябинникам. Поглядим, как они тебя испугаются.
- К дроздам?! Вот невидаль! Да я их… - задохнулся от злобы перепелятник, серой молнией сорвался с вершины и понёсся в дальний конец леса.
«Сперва я их всех по одному переловлю, - думал перепелятник. - Потом птенцов из гнёзд повытаскаю… Потом гнёзда на землю сброшу, на клочки порву». И посмеивался он злобно, махал крыльями всё быстрее.
А рябинники жили в мелком леске, недалеко от опушки. Чуть не на каждой молодой сосёнке лепились их прочные гнёзда.
Были дрозды смелые, умные, дружные птицы. Ничего не делали в одиночку. Гнёзда строили вместе, птенцов кормили вместе, вместе песни пели, вместе врагов отбивали. Совы, сороки и сойки никогда не залетали сюда.
Даже страшный ястреб-тетеревятник, который ловил глухарей и зайцев, далеко облетал дроздовый посёлок. Знал старый разбойник, как встречают дружные птицы непрошенных гостей.
Едва злой перепелятник появился над опушкой, как громко застрекотали дрозды-сторожа.
- Тревога! Сюда! Готовься к бою! - весь посёлок разом взвился в воздух. Сорок дроздов со всех сторон обрушились на серого хищника.
- Бей врага на подступах к гнезду! Не давай опомниться!
- Собирай друзей со всего леса!
- Каждый по пёрышку, каждый клювом!
- Окружай разбойника со всех сторон!
Птицы клубком завертелись над опушкой. А на помощь передовым мчались зяблики, коньки, зорянки - все, кто жил под защитой рябинников.
Шум, крик, гомон, писк! И посыпались со злого ястреба перья, как из распоротой подушки.
Ощипанный, избитый, с выклеванным глазом, едва ушёл перепелятник от разъярённых птиц. С тех пор он никогда не залетал в сосняк, а дружные рябинники спокойно выводили птенцов и пели свои скрипучие песни.
СКВОРЧИНАЯ РОДИНА
Два чёрных скворца сидели на высоком тополе. Они похлопывали крыльями, раскрывали клювы и что-то торопливо трещали, свистели и каркали, обращаясь друг к другу. Иногда птицы умолками, задумчиво перебирали пёрышки, чистили клювы о ветку, а затем снова с жаром принимались говорить, вытягивая шеи и поднимая перья на затылке.
Один скворец был побольше, упитанный и крепкий. Его перья отливали зелёным цветом и жирно блестели, словно смазанные маслом.
Второй - поменьше, встрёпанный и неряшливый, имел самый несчастный вид. Казалось, что он побывал в когтях у кошки.
- Почему вы такой печальный, Сквир Сквирыч, - спрашивал гладкий скворец у взъерошенного товарища.
- Ах, Сквор Скворыч, - отвечал тот. - Я расскажу вам, какое несчастье свалилось нынче на мою голову. Мы жили на зимовке в тёплой стороне, за широким морем. Там жёлтые пески, голубая река и люди с чёрной кожей… Там есть высокий тростник, зелёные пальмы, толстые бегемоты и длинные крокодилы. Нам жилось хорошо. Ведь в тростниках пропасть крылатой саранчи, а в иле на берегу много вкусных червяков.
Но всё-таки нам очень хотелось домой. Мы часто вспоминали свои скворечники, огороды, берёзы и тронулись в путь, когда соловьи, кулики и другие наши соседи ещё не думали улетать. Честное скворчиное слово, мы больше всех любим свою землю! - вздохнул маленький взъерошенный скворец.
- Ещё бы! Разве можно забыть то место, где ты вылупился из яйца, - важно подтвердил Сквор Скворыч.
- Да-а, - продолжал Сквир Сквирыч. - Наша стая полетела напрямик через море. В нём очень много воды. Солнце вставало и садилось, а берега всё не было видно. Когда показалась земля, нас стало меньше. Сколько скворцов упало в воду, даже подумать страшно!