Тогда прямо под нос зверю кинулась старая тетёрка.
Лисица щёлкнула зубами - тетёрка отлетела на десяток шагов.
Рыжий зверь метнулся туда - тетёрка снова поднялась, низко, над самой травой, полетела прочь.
Лисица догоняла. Отчаянным прыжком она догнала птицу и цапнула за хвост…
Однако… Во рту зверя остались только длинные хвостовые перья, а тетёрка продолжала лететь. Она отвела лисицу далеко в сторону, потом легко взмахнула тугими крыльями и разом скрылась из виду.
Лисица взвыла. Выплюнула изжёванные перья, воротилась обратно, но нашла лишь молодую тетёрку, которую успела задушить.
Теперь в выводке осталось шесть тетеревят, и они уже знали, что от лисицы верное спасение дают крылья.
К осени тетеревята стали совсем взрослыми. Они превратились в рыженьких курочек и чёрных нарядных петушков с красными бровями и белыми перьями под хвостом. Их было пятеро: две курочки и три петушка. Шестого тетеревёнка подстерелили охотники. Зато остались самые крепкие.
РАССАКАЗЫ
НОЧЬЮ
Я охотился за утками на мелком степном озере. Почти сплошь заросло оно высокими гривами камыша, и только на середине блестела узкая полоса чистой воды.
Вечером не захотелось мне выбираться на берег - толкать сквозь камыши неуклюжую лодку. Я поставил на воду деревянные чучела уток, подтянул свой чёлн ближе к тростнику и, опустив по бортам камни, вроде якорей, остался ночевать.
Медленно гасла заря, синело небо. В чёрной спокойной воде отражались первые звёзды. Казалось, что зажглись они глубоко на дне и мерцают тихими огоньками сквозь толщу воды.
Было слышно, как плещется рыба, жуки-плавунцы взлетают с листьев кувшинки и снова с гудением щёлкают о воду. Посвистывает в темноте куличок-улит. В камышах мирно крякают утки. Я слушал ночные голоса и дремал, сидя на корме.
Перед рассветом тревожный утиный крик заставил меня очнуться. Где-то близко захлопали крылья и смолкли.
Отчего беспокоились утки? Кто мог их потревожить? Я всматривался в темноту, прислушивался, но так и не мог ничего понять.
Кругом, как и прежде, сонно шелестел тростник, мелкая рябь постукивала в борт лодки.
Сырой ветерок заставлял меня поёживаться. Закутавшись в брезентовый плащ, я ждал, когда наступит рассвет.
Лёгкая тень мелькнула перед моими глазами, мягкие крылья едва не задели меня по лицу. Тёмная птица появилась неожиданно и кинулась к чучелам. Я услышал, как острые когти скребнули по дереву. Сова!
Схватив деревянную утку, хищница удивилась: разжала лапы, столбиком поднялась в высоту и закружилась на одном месте.
Вот кто губит птиц по ночам!
Я вскинул ружьё и, целясь наугад, спустил курок. Ярко блеснул огонь, гром выстрела прокатился над озером. Сова метнулась в сторону и пропала во мраке.
Поднятые выстрелом, в камыше завозились птицы, плеснула под берегом крупная щука, но скоро всё утихло, забывшись крепким предутренним сном.
ДУБОНОСКИ
Такие тёплые, чудесные дни бывают в конце апреля! Стаял снег, обнажилась мокрая земля. Из неё пробиваются нежные травинки, и чистый запах весны - запах талой воды и зелени - поднимается ввысь, к спокойному небу.
Я работал в саду. Сгребал прошлогодние листья, вскапывал землю вокруг малинника, белил стволы яблонь. Когда уставали руки, присаживался на охапку срезанных сучков, отдыхал и слушал, как звенит над садом жаворонок.
За изгородью, на макушке тополя, какая-то крупная птичка с толстым носом тоже устроилась на отдых и время от времени принималась громко свистеть и чирикать.
Трудно разобрать, что за птица: она сидела против солнца, и был виден один её силуэт с необычайно широким клювом. Вскоре она улетела, а я принялся за работу.
В мае опять встретились мне толстоклювые незнакомцы. Их было уже двое. Они носили на тополь сухие веточки, солому и пух - строили гнездо. Я радовался такому соседству. Выведут птенцов - помощниками будут. Сколько садовых врагов - гусениц, листоедов и тлей - поможет собрать дружная птичья семья!
Всё шло хорошо, пока не поспела вишня. Тут стал я замечать, что ягоды исчезают с кустов. Уж не клюют ли их воробьи? Сделал пугало из палок и тряпок, установил его в вишняке и успокоился.
А через неделю, захватив с собой большое ведро, отправился собирать урожай.
Подходя к вишням, я увидел на них целое семейство толстоклювых птиц. Они подпустили близко. Да это же дубоносы! Самые злейшие враги плодовых садов. Дубонос питается разными семенами и особенно любит вишнёвые косточки, которые легко раскусывает мощным клювом. Попробуй-те-ка взять пойманного дубоноса в руки! Он прокусит вам кожу или наставит синяков.
Раньше дубоносов не было в наших краях. Жили они южнее. Но вот стали на Урале разводить сады. Вишни и яблони пошли к северу. И вместе с ними явились дубоносы.
Красивые они на кусте. Коренастые такие, плотные птички. Крылышки у них синевой отливают. Шапочки коричневые.
Клювы голубые. Под клювом галстучек чёрный. А как быстро обирают они самую лучшую вишню!
Надо вас согнать.
«Ци-и-ци-и», - протяжно засвистели вспугнутые дубоноски и быстро скрылись из виду.
Вот так друзья! Почти все кусты были очищены от ягод. На земле валялись кожура и расколотые косточки. Так и вернулся я с пустым ведром.
БОЛОТНЫЙ КУЗНЕЧИК
Однажды в самом начале июня я бродил по некошеному лугу между кустами черёмухи. Ходил и прислушивался: не запоёт ли где-нибудь соловей. Любит он такие сырые места у речек. Но соловьи, как нарочно, молчали, одни кузнечики заливались в траве на все лады.
Откуда взялись они на лугу? Ведь всякий знает, что эти букашки живут в сухих местах и трещать начинают много позднее, в июле, когда жжёт полуденное солнце и всё замирает, спасаясь от тяжкого зноя.
Кузнечику жара нипочём. Сидит он тогда на высокой травинке и быстро-быстро водит задними ножками по своим жёстким крыльям. «Цы-цы-цы-цы, зерр-зерр-зерр», - разносится вокруг скрипучая, звонкая трель.
«Не новый ли это вид кузнечика? Болотный или водяной какой-нибудь», - подумал я, и мне захотелось взглянуть на него во что бы то ни стало.
Я начал осторожно подходить к тому месту, откуда неслось задорное стрекотание. Шёл, шёл, а оно всё дальше и дальше. Я иду, и кузнечик невидимый от меня уходит. Наконец и вовсе смолк. Странно! Стал к другому подкрадываться - всё повторилось сначала. К третьему очень близко подошёл, нагнулся к траве, чтобы рассмотреть, где он скрывается, а мне чуть ли не в лицо выпорхнула какая-то тёмная пташка, отлетела немного и опять пугливо нырнула в траву.
Кузнечик уже замолчал и, сколько ни разбирал я травинки руками, сколько ни вглядывался в них, так никого и не увидел.
В кустах черёмухи защёлкал соловей. Сначала негромко, робко, а потом, успокоенный утренней тишиной, он перешёл на раскат и запел в полную силу. Я забыл про кузнечиков и присел на мягкую кочку, слушая соловьиную дробь.
И вдруг перед самым моим носом на камышинку выскочила крошечная пичуга. Тонкая, вертлявая, быстрая. Такую я недавно из травы спугнул. Спинка у неё бурая, грудь светлая, голова в полосках. Вытянулась птичка, глядит на меня бойким глазком. Повертелась на тростинке, приоткрыла клюв, и я услышал долгую, знакомую трель: «Цы-цы-цы, зерр-зерр-зерр».
Вот он какой, болотный кузнечик! Я приподнялся, и забавная птаха юркнула в траву.
Позднее я узнал, что птичку называют камышевка-сверчок, что живёт она летом на болотах, и песня её похожа на треск кузнечика.
СОКОЛЁНОК
Поздней весной в сырой ветреный день я заблудился в осиннике. Он густо поднялся на огромной вырубке у края нетронутого леса. Уже более часа искал я дорогу, но всюду натыкался лишь на сероватые тонкие стволы молодых осинок. Когда налетал ветер, целый дождь холодных капель обрушивался на мою одежду. Нет ничего хуже, как в пасмурный день заблудиться в мелком лесу. Даже на дерево не влезешь, чтобы осмотреться.
Наконец неподалёку мелькнул просвет, и вместе с порывом ветра донеслось непонятное слабое повизгивание. Я прислушался и тихо пошёл вперёд.
Кто идёт наблюдать лесную жизнь, тому не надо торопиться: чуткий зверь и пугливая птица всегда раньше разглядят человека и скроются незаметно.
Я давно понял это простое правило и потому никогда не спешу, ступаю бесшумно, отдыхаю неподвижно. Если на пути будет полянка, сначала выгляну из-за дерева или куста и уж тогда выхожу. Горка встретится - и тут надо с гребня осмотреться: нет ли кого на другом склоне. Так можно повидать самых скрытных обитателей леса.
За просветом была поляна - вся в мокрой траве. В дальнем углу, где начинался высокий сосняк, суетилась лисица. Она что-то нашла в траве и то отскакивала назад, то забегала сбоку, то вдруг, поднявшись на дыбки, с визгом кидалась в траву и вновь, как ужаленная, отпрыгивала в сторону.
Точно так ведёт себя собака, когда повстречается с ежом.
Рыжая настолько увлеклась своим делом, что забыла всякую осторожность. Пометавшись ещё немного, лиса села на задние лапы и, склоняя умную морду то в одну, то в другую сторону, раздумывала, что делать дальше.
Я выбрался на поляну. Лисица испуганно обернулась, хрипло тявкнула и мгновенно скрылась в кустах.
В траве оказался не еж, а молоденький сокол-кобчик. Он попытался бежать короткими прыжками, да видно, понял, что ему не скрыться, быстро повалился на спину и выставил вперёд острые когтишки.
Готовясь к отчаянной защите, соколёнок следил тёмными глазами за каждым моим движением. В позе маленького хищника было столько решимости и храбрости, смешанной с каким-то детским страхом, что я отступил. Стало жаль беспомощного птенца. Минуту назад вот так же боролся он с лисой, и можно было заранее угадать исход этой схватки: в конце концов, от соколёнка осталась бы кучка измятых перьев.