Золотой пятиугольничек раскачивался крохотным маятником. Аделина молчала.
Потом произнесла-таки два слова:
– Что это?
Глава 2
17 июня, вторник, день
Гроб – роскошный, палисандровый, с серебряными (или весьма похожими на них) рукоятками – предстояло опустить в могилу не на веревках. Но на специальном приспособлении, плавно и бесшумно. Понимать надо, кого хоронят…
Там, на двух выступах пресловутого механизма, во время прощания и отпевания стояло последнее обиталище Пашки-Козыря. Процедура растянулась – оплачено все было опять же по высшему разряду: кроме батюшки, присутствовали диакон и небольшой хор певчих… Музыканты духового оркестра (судя по форме и нашивкам – курсанты военно-морского училища) переминались чуть в стороне, ожидая своего выхода.
И Кравцов отошел в сторону. К Наташе Ермаковой, которую он по привычке до сих пор называл Архиповой, было не подступиться. И уж тем более не поговорить с ней. К вдове выстроилась целая очередь солидных людей в солидных костюмах. Коллеги-бизнесмены, надо полагать.
К некоторым из них подходил распорядитель похорон – молодой человек в элегантнейшем костюме, один из Пашкиных заместителей, – и вполголоса говорил что-то. После чего выражение уместной скорби сменялось на лицах слушателей неприкрытым изумлением. Кравцов догадывался о причине (успел перекинуться парой-тройкой фраз с Натальей до начала церемонии). В права наследства она вступать не собиралась – и наверняка именно эта новость приводила бизнесменов в наблюдаемое состояние…
– Леонид Сергеевич?
Кравцов обернулся. Рядом стоял Мельничук. На похороны подполковник переоделся в штатское – и Кравцов не заметил его в преизрядной толпе собравшихся.
– Отойдем, поговорим? – предложил Мельничук. – Здесь дело, похоже, затягивается…
Они отошли подальше, под сень буйно цветущих черемух. И поговорили о другом деле – об уголовном. Которое тоже грозило затянуться.
– Пулю интересную извлекли эксперты из покойного, – сказал подполковник. – Неправильную … Вы разбираетесь в оружии, Леонид Сергеевич?
– Приходится разбираться… Специфика выбранного жанра. Хотя, конечно, не эксперт.
– Так вот, на первый взгляд патрон пустили в ход самый стандартный. Пуля калибра 7,62. Не пистолетная, не автоматная, – винтовочная, от обычной мосинской трехлинейки. Ствол, из которого пуля вылетела, не слишком древний, – поскольку до модернизации тридцатого года нарезки у трехлинеек точили чуть под другим углом.
Кравцов кивнул. Уж на таком-то уровне в предмете обсуждения он разбирался. Но уточнил:
– Так в чем же неправильность? Насколько я знаю, под этот патрон наделали предостаточно снайперских винтовок. Плюс охотничьи карабины – с хорошей оптикой работают не хуже боевых систем.
– Все правильно, – согласился Мельничук. – Всё так… Неправильность в самой пуле. Эксперты ничего не могут понять. Судя по тому, как снизу, в донце завальцована оболочка, пуля сделана – самое позднее – в сорок седьмом году. А то и раньше, в войну. Потом заводская технология на этой операции изменилась.
Подполковник замолчал. Вопросительно смотрел на Кравцова. Предлагал озвучить напрашивающийся вывод? Ладно, озвучим.
– Значит, вы были правы. Работал не киллер – те с древними и ненадежными боеприпасами связываться не станут. Кто-то из своих, из спасовских. Достал из тайника от деда унаследованную винтовку, и…
Подполковник поднял руку, остановив рассуждения Кравцова.
– Повторяю: дело не в стволе, а в пуле! Технология старая, но судя по тому, как окислилась оболочка, – сделали патрон несколько недель назад. Полтора месяца – максимум.
– Идеальные условия хранения? – неуверенно предположил Кравцов. А в памяти тут же всплыла картинка: освещенный светом факела подвал и поблескивающий на каменном столе немецкий патрон. Новенький, будто вчера сделанный… Но как рассказать подполковнику об этаком местечке с идеальными условиями хранения?
– Да нет, не хранился тот патрончик, залитый смазкой, – ее микроследы, как ни обтирай, все равно останутся. На воздухе лежал, и окислялся, как положено. Но очень недолго… Версия одна: на уцелевшем от демонтажа оборудовании кто-то незаконно шлепает патроны. Да что-то не верится – за столько лет не тут, так там уж засветились бы эти пульки…
Подполковник вновь замолчал. Поглядывал на собеседника, словно ждал: сейчас господин писатель возьмет да и объяснит все загадки и неясности.
Но Кравцов ничего не объяснял. Чтобы поверить в то, что он мог сказать, стоило пожить недельку-другую в самом центре пентагонона – большого, нанесенного на карту. Посмотреть многосерийные ночные кошмары, имеющие обыкновение сниться в этом месте. Совершить экскурсию в подвал Летучего Мыша – существующий где угодно, только не в нашем времени…
Мельничук, так и не дождавшись ответа, неожиданно сменил тему:
– Скажите, вы ведь знакомы с Сергеем Васильевичем Дибичем?
Кравцов мысленно поперхнулся. С трудом выдавил:
– Н-нет… С Сергеем Васильевичем незнаком…
Он действительно был знаком – если это можно назвать знакомством – с другим Дибичем. С Иваном Ильичем. Вернее, с существом, выглядящим как гигантская летучая мышь – и разговаривающим порой голосом штабс-ротмистра…
– Знакомы, Леонид Сергеевич, знакомы… Но, очевидно, знаете его под псевдонимом Архивариус. Так вот, вчера вечером Архивариуса пытались убить. Застрелить. Вам не кажется, что с вашими знакомыми подобные происшествия случаются слишком часто?
Ну наконец! Аделина наконец сделала то, что так напряженно ждал от нее Алекс в течение томительно-безмолвной сцены: потянулась к кулону.
Робким, неуверенным движением – но потянулась. Недоумение в ее взгляде медленно сменялось выражением, которое Алекс не мог точно определить: не то радостное узнавание, не то наоборот – тревожное…
И он почувствовал, как тугой невидимый обруч, давивший его глотку с самого утра – лопнул, рассыпался на кусочки… Дело сделано. Он принес Адке проклятый кулон – и свободен. Свободен! А голос – полный кретин. Идиот. Сумел принудить к выполнению своего последнего задания, – и не допер сформулировать его четко, без возможности каких-либо двусмысленностей.
Но принести – не значит отдать.
– Не спеши, – сказал Алекс. – Эту штучку еще отработать придется…
Он внезапно ощутил вспышку странного чувства – посетившего его в больнице и потом, за ее оградой. Все сомнения исчезли, уступив место безграничной самоуверенности и осознанию избытка собственной силы. Вымаливать у мокрощелки должность прислужника, лишней пешки в чужой игре?! Ха! Играть – так самому! А невесть что возомнившая о себе подстилка заслуживает одного… Новый Алекс с глубоким изумлением вспоминал, как когда-то, в иной жизни, Алекс-прежний осторожно и робко приближался к этой задравшей голову мочалке, как получал щелчки по носу, как терпел тщательно завуалированные (думала, сучка, не пойму?) издевки…
Аделина вновь потянулась за кулоном – на сей раз без колебаний, уверенным движением – и очень быстрым.
Но Алекс был настороже. Еще быстрее отдернул украшение, а другой ладонью шлепнул по протянутой руке. Звучно, хлестко, больно. И тут же, без паузы – по лицу.
Ада отшатнулась назад – рука у Первого Парня была тяжелая.
– Я сказал: отработать! – В голосе звенел металл.
– Как? – Свое четвертое слово за всю беседу Аделина произнесла без малейшего следа эмоций. Правая ее щека краснела, левая оставалась мертвенно бледной.
– А вот догадайся… – ухмыльнулся Алекс. Он неторопливым движением расстегнул ремень. – Ты глазенками-то не хлопай – не видала будто, что у мужиков промеж ног растет. Городским ботаникам небось давала, а тут в целку игралась… Становись-ка на коленки – и приступай. Со всем прилежанием, со всей душой – а то не…
Он не договорил. Молния на джинсах порой заедала – вот и сейчас ее замок застрял на полпути вниз, Алекс машинально опустил глаза… И увидел стройную ножку, летящую ему прямо в пах. Но сделать ничего не успел. Изящная белая туфелька ударила не хуже грубой кувалды.
А-о-о-о-у-у-у…
Он скорчился, схватился руками за огненный шар, внезапно образовавшийся там, внизу. Видел протянутую руку, чувствовал, как цепочка кулона выскальзывает из пальцев – но не обратил внимания. Мелочь, пустяк на фоне сводящей с ума боли…
За спиной зацокали каблуки. Обернуться сил не было.
На ноги его поставило неукротимое упрямство: точно так же много лет назад Алекс-Сопля снова и снова вставал с земли и бросался в бой, даже не вытерев стекающую по лицу кровь, и противники – старше и гораздо сильнее его – не выдерживали яростного напора…
Согнувшись, пошатываясь, он проковылял за дверь. Аделина убегала – ее белое платье мелькало сквозь обрамлявший улочку кустарник.
Алекс заскрипел зубами и втиснулся на водительское место «пассата». Двигатель взревел. Мелкие камешки брызнули из-под прокрутившихся задних колес. Машина буквально прыжком рванула с места – словно разъяренное животное.
– Мудрит что-то шеф, – лениво протянул Хлорофос. – Если надо писаку прихлопнуть, так бы и сказал. А то сиди и жди у моря погоды, пока у других руки до него дойдут…
Женя Маркевич ничего не ответил. Он уже перестал искать хоть какие-то объяснения действиям и приказам седоголового. Думал о другом: что предпринять, как попытаться противодействовать замыслам шефа. Не подставляясь при этом – тот же Хлорофос без колебаний всадит нож в спину, стоит лишь дернуться в сторону.
В одиночку ничего не сделать, но не все же в «Рапире» такие отморозки… С двумя надежными ребятами Женя перекинулся сегодня парой фраз – отдельные группы прибывали время от времени в «Графскую Славянку», подвозили маленькими партиями оборудование и снаряжение, затаскивали с тыльной стороны дворца, незаметно для стороннего глаза…
Но толком договориться ни о чем не удалось – оставалось надеяться, что ребята поняли-таки, на что намекал им Маркевич.