— Ты мне нравишься, курица, — сказала однажды кошка. — Ты серая и я серая, надо нам с тобой подружиться.
Курица ей не поверила и сказала:
— Я помню, как твоя мать в прошлом году украла моего цыплёнка. Разве можно на тебя надеяться? Ты знаешь, что я никогда никого не обижаю. А вы, кошки, известные задиры. Если можешь, то докажи свою преданность, кошка!
Кошка не нашла, что ответить, и сильно огорчилась.
Но через несколько дней кошка пришла охотиться за мышами на старое гумно, где стоял стог сена.
Здесь же была и курица.
Вдруг курица испуганно закудахтала и бросилась под стог.
«Что такое? — подумала кошка. — Наверно, ей надо помочь»…
Побежала кошка следом и увидела, что с неба на неё падает ястреб. С высоты он не заметил разницы, ведь кошка и курица были обе серые.
Кошка быстро повернулась на спину, вцепилась в ястреба своими острыми когтями. Тут ему и смерть пришла, злодею.
Тогда курица вышла из убежища и сказала:
— Теперь я тебе верю, кошка. Только настоящий товарищ может так поступить.
А кто-то всё ещё думает, что кошка и курица никогда не смогут подружиться!
Две мыши
Две мыши оказались запертыми в одной маленькой кладовке, где, кроме котла с молоком, ничего не было съестного. А им очень хотелось есть.
Думали они, думали, наконец придумали, как быть.
— Встань-ка ты к стенке котла, — сказала одна мышь другой. — Я встану тебе на плечи, дотянусь до края котла. Ты подержишь меня за хвост, пока я напьюсь. А потом я тебе помогу. Идёт?
— Идёт! — согласилась вторая мышь.
Так и сделали.
Долго пила первая мышь. Так долго, что второй показалось, будто хочет она всё как есть молоко выпить.
От жадности вторая мышь так разволновалась, что выпустила хвост своей подруги.
Первая мышь упала в молоко и утонула.
— Поделом тебе! — обрадовалась вторая мышь. — Не будешь моё молоко пить!
Но радовалась она зря и недолго. Как ни старалась, залезть на высокую стенку котла она так и не смогла.
Бегала она, бегала вокруг да около молока. Так и померла от голода глупая жадная мышь.
Ласточка и комар
Села ласточка отдохнуть на ветку. Видит, сидит недалеко какое-то чучело: ростом больше вороны, на шести высоких тонких ногах, крылья прозрачные, нос длинный, как вязальная спица. В те времена таким был комар.
Спрашивает он ласточку:
— Откуда летишь?
— Из южных стран, тороплюсь на север.
— Зачем ты каждый год кочуешь с юга на север?
— Прилетаю птенцов выводить: на юге сильная жара, не могу яички откладывать.
— Нет, я не такой дурак, мне и здесь хорошо! Не буду я тратить силы на глупые перелёты!
— А чем ты, комар, занят?
— Узнаю, чья кровь слаще…
— Узнал?
— Ничего на свете нет слаще человеческой крови! Переселюсь поближе к юртам.
— Ты, комар, однако, врёшь! Покажи-ка нос, я узнаю правду!
Комар вытянул свой длинный нос. Ласточка его откусила и улетела. От горя комар сжался, стал малюткой, от стыда спрятался в болотистые места, а ласточка поселилась возле человека.
Снег и заяц
Снег говорит зайцу:
— Что-то у меня голова заболела.
— Наверное, ты таешь, оттого у тебя и голова заболела, — ответил заяц. Сел на пенёк и горько заплакал:
— Жалко, жалко мне тебя, снег. От лисицы, от волка, от охотника я в тебя зарывался, прятался. Как теперь жить буду? Любая ворона, любая сова меня увидит, заклюёт. Пойду я к хозяину леса, попрошу его, пусть он тебя, снег, сохранит для меня.
А солнце уже высоко ходит, жарко припекает, снег тает, ручьями бежит с гор.
Затосковал заяц, ещё громче заплакал. Услышал зайца хозяин леса. Просьбу его выслушал и сказал:
— С солнцем спорить не берусь, снег сохранить не могу. Шубу твою белую сменю на серенькую, будешь ты летом легко прятаться среди сухих листьев, кустарника и травы, никто тебя не заметит.
Обрадовался заяц.
С тех пор он всегда меняет зимнюю белую шубу на летнюю — серую.
Как перевелись в Сибири львы
В давние времена львы жили в Сибири. Были они косматые, обросшие длинной шерстью и не боялись морозов.
Однажды встретил лев волка.
— Куда бежишь как сумасшедший?
— От смерти спасаюсь! — вымолвил волк.
— Кто же тебя напугал?
— Громкочихающий. Он раз чихнул — убил моего брата, во второй — сестру, в третий раз — ногу мне перебил. Видишь, хромаю.
Лев зарычал — горы задрожали, небо заплакало.
— Где этот громкочихающий? Я его в куски разорву! Голову брошу за дальнюю гору, ноги — на все четыре стороны!
— Что ты! Он и тебя не пощадит, убегай!
Схватил лев волка за горло:
— Покажи мне громкочихающего, иначе задушу!
Пошли они. Встречают мальчика-пастушонка.
— Этот? — злобно спрашивает лев.
— Нет, этот ещё не дорос.
Пришли они в степь. Пасёт стадо дряхлый старик.
— Этот? — оскалил зубы лев.
— Нет, этот перерос.
Идут дальше. Навстречу им скачет на быстром коне охотник. Лев и спросить волка не успел — охотник вскинул ружьё и выстрелил. Загорелась на льве его длинная шерсть. Бросился он бежать, за ним — волк. Остановились в тёмном овраге. Волк его спрашивает:
— Сильно чихает?
— Замолчи! Видишь, теперь — я голый, только грива осталась да кисточка на кончике хвоста. Дрожь меня бьёт.
— Куда же нам бежать от громкочихающего?
— Беги в лес!
Волк скрылся в дальнем перелеске, а лев убежал в жаркую страну, в безлюдную пустыню.
Так и перевелись в Сибири львы.
Хартагай
В самые древние времена охотник Хартагай увидел на поляне стаю диких кур. Недолго думая, Хартагай поставил петли и сети, и куры попались в них. Хартагай принёс их домой и посадил в сарай. Догадались куры, что Хартагай собирается приготовить из них обед, и взмолились:
— Добрый Хартагай, не убивай нас! За это мы обещаем тебе нести яйца. Ты всегда будешь сыт, богат и доволен нами.
Не стал Хартагай кур убивать.
Но однажды услыхал Хартагай, что куры сговариваются улететь, когда он снова уйдёт на охоту.
Хартагай взял нож и подрезал курам крылья, а пёрышки сложил в свою походную сумку. И ушёл в тайгу.
Загрустили куры. Машут подрезанными крыльями, а подняться в небо не могут. Тогда петух вспрыгнул на плетень и говорит:
— Не горюйте, куры, ещё не всё потеряно. Утром я попрошу у Хартагая наши крылья. Если он утром не отдаст — в полдень попрошу. В полдень не отдаст — вечером ещё раз попрошу. А если и вечером не отдаст — буду просить в полночь.
Петух задрал голову к небу и громко закукарекал. Но Хартагай его не услышал: он был далеко в тайге.
День, другой кукарекает петух, а Хартагай всё не возвращается. Наверно, с ним беда приключилась. То ли зверь напал, то ли ещё что. Так и не вернулся охотник.
А куры всё ещё надеются улететь домой, в родные дикие-предикие леса. Вот почему петух всё ещё кукарекает — зовёт Хартагая, просит у него свои крылья. Утром зовёт, днём, вечером и в полночь.
Конец Хартагай-хана и его сына Харжа-Мина
Было это в стародавние времена. Жил на свете батрак — сирота Уншэхэн, такой бедный, что и рассказать трудно, ничего-то у него не было: ни одежды, чтобы прикрыть голую спину, ни куска хлеба, чтобы положить в голодный рот. Только одно богатство имел Уншэхэн — работящие руки. Целый год он батрачил у жестокого богача Хартагай-хана, делал самую трудную работу, а когда попросил плату, хан вытолкал его из своей юрты.
— Иди, подыхай с голоду, — сказал жестокий хан.
Уншэхэн ушёл в степь, стал думать, как ему быть, стал горевать о своей несчастной судьбе. Думал, думал — и ничего не придумал. Встал и поплёлся к проклятому хану: доброго хозяина не найдёшь, а есть и жить надо.
Ещё год пробатрачил Уншэхэн у Хартагай-хана. Заплатил хан за весь год одну-единственную копейку. Повертел Уншэхэн монету в руках, усмехнулся: «То ли радоваться, что слишком много, то ли обижаться, что слишком мало… Что бы сделать с этаким богатством?» Пришёл он на берег Байкала, размахнулся, бросил копейку в морские волны и загадал:
— Если выплывет копейка из пучины — значит, будет мне счастье в жизни. Ну, а если потонет — и дальше мыкать горе…
Утонула копейка в волнах Байкала.
Нечего делать, пришёл Уншэхэн домой, лёг на старую коровью шкуру, которая служила ему постелью, и снова загоревал: «Лучше уж смерть, чем такая собачья жизнь». И решил умереть.
Долго лежал, дожидался смерти, но смерть не приходила. Вздохнул Уншэхэн, поднялся и зашагал, сгорбившись, к своему старому хозяину.
Минул год. Хан дал батраку две копейки. Уншэхэн пригорюнился и пошёл на берег Байкала, посидел на сыпучем песке, смахнул ладонью набежавшую слезу. Встал и бросил в морские волны обе копейки.
— Если быть мне счастливым, пусть выплывут мои копейки с морского дна…
Но и эти копейки утонули.
Батрак повесил голову: не видать ему светлых дней… Пришло, видно, время смерти…
Много дней лежал он в своей жалкой юрте. Исхудал — живот ввалился и прилип к позвоночнику, рёбра вот-вот прорвут кожу. А смерть не приходила. И решил он опять испытать судьбу.
Ещё год проработал у Хартагай-хана. Хозяин пожаловал за это три копейки. Батрак отнёс их на берег и бросил в Байкал.
— О, море, море, — сказал он. — Если не на что мне надеяться в жизни, пусть монеты потонут. А если суждено счастье, пусть выплывут.
Море не отвечало. Только волны с шумом накатывались на берег, дробясь о прибрежные скалы. Уншэхэн присел на камень, потом опустился на песок, горячий от ласкового солнышка, и задремал.