— Моя болезнь пройдёт, если я съем живое сердце Артаа-Седи — единственного сына твоей первой жены.
Побледнел хан от таких слов и упал замертво. А когда пришёл в себя, то позвал чиновника Чечен-Кара и сказал ему:
— Хан должен сдержать свою клятву. Через семь суток отдай ханше живое сердце моего старшего сына.
Чечен-Кара рассказал о приказе хана другим чиновникам, и скоро молва об этом дошла до Артаа-Седи. Решил он бежать из аала и стал потихоньку собирать еду в мешок.
Заметил Авыгаа-Седи, что с братом неладное творится, и стал следить за ним. А однажды не вытерпел и спрашивает:
— Акый, скажи, почему ты с мешком не расстаешься?
— Ээ, братишка! Станешь большим — узнаешь.
Пуще прежнего стал следить за ним Авыгаа-Седи. Никак не удаётся Артаа-Седи незаметно от брата покинуть аал. Всюду он за ним, как тень, ходит.
Так прошло шесть дней. Наступила седьмая ночь. Утром с восходом солнца за Артаа-Седи должны прийти чиновники. Нельзя ему больше медлить — нужно бежать.
Ночью поднялась снежная буря. Небо как будто гремело. Земля как будто гудела.
Говорит Артаа-Седи брату:
— Спи, а я пойду снег расчищать, юрту верёвками привязывать.
Схватил он свой мешок и выбежал из юрты. Следом за ним выскочил из юрты Авыгаа-Седи и с громким криком побежал догонять брата. Услышал Артаа-Седи зов брата, вернулся, но не нашёл Авыгаа-Седи. Через семь перевалов перевалил, через семь рек переплыл — нет нигде брата. Заплакал Артаа-Седи. Высыпал на землю из мешка свои припасы, разделил их пополам. Одну половину себе взял, а другую на земле оставил.
— Это моему младшему брату, — сказал он и пошёл куда глаза глядят. Найдёт в пути одну сарану[27] — и ту пополам разделит. Выловит одну рыбёшку — и её пополам разделит, брату оставит.
Долго бродил Артаа-Седи в поисках брата, пока не попал в аал Байбын-хана. Здесь собралось множество народу посмотреть на состязание.
Захотелось Артаа-Седи испытать свои силы. Вошёл он в круг. Стал бороться — всех переборол. Побежал — всех перегнал. Понравился Артаа-Седи своей силой и удалью Байбын-хану, и он выдал за него замуж свою единственную дочь. Поставил хан молодым такую большую белую юрту, что девяносто лошадей не могли её окружить. Но ничего не радовало Артаа-Седи. Думал он всё время о своем брате.
Однажды позвал его к себе Байбын-хан и говорит:
— Мой храбрый зять, у хана морских вод есть драгоценная жемчужина. Никому не удавалось добыть её. Попытай ты счастья.
Пошёл Артаа-Седи к морю. Было оно спокойным и тихим, а как бросился Артаа-Седи в воду, заходили по нему волны одна другой выше. Но не испугался добрый молодец, не повернул к берегу. Вдруг подхватило его быстрое течение, закружило и опустило на морское дно в зелёную юрту Далай-хана.
На зелёном девятирядном олбуке в зелёном шёлковом халате восседал Далай-хан.
Поклонился Артаа-Седи хозяину юрты и говорит:
— Пришёл я от Байбын-хана за драгоценной жемчужиной.
Схватился Далай-хан за свою зелёную бороду и захохотал:
— Много людей пытались добыть мою жемчужину, но все остались на дне морском рыб кормить. Но ты — храбрый, не испугался волн морских. Отдам тебе жемчужину, если добудешь мне золото черепах, которые живут в водах Кара-Суга.
Отправился Артаа-Седи туда, где течёт Кара-Суг, и спрятался там за камни. Утром приползли сюда две черепахи.
— Как хорошо, что никто не знает нашей тайны! — воскликнула старая черепаха.
— Да, очень хорошо, — согласилась молодая черепаха. — А то бы нас давно съели, чтобы заполучить золото.
Выскочил тут Артаа-Седи из укрытия, схватил черепах и съел их. И тут же его свалил сон. Спал он три дня и три ночи, а когда проснулся, то изо рта у него выпал золотой самородок.
Обрадовался Артаа-Седи и отправился к Далай-хану:
— Вот вам золото, хан. А теперь отдайте мне жемчужину.
Засмеялся хан от радости и отдал Артаа-Седи жемчужину, а тот поспешил к Байбын-хану.
Принял обрадованный Байбын-хан от Артаа-Седи сокровище и говорит:
— Стар я стал. Передаю тебе свою ханскую власть.
Так Артаа-Седи стал ханом. Всего у него много — и добра, и скота, а счастья всё нет. Ночью во сне видит он брата, а днём только о нём и думает.
— Почему ты всегда грустный? — говорит раз ему дочь Байбын-хана. — Днём всё молчишь, а ночью во сне с кем-то разговариваешь.
— Сердце у меня болит, тоска гложет. Брата младшего потерял — зрачок глаза моего, желчь печени моей. — И рассказал ей Артаа-Седи, как всё случилось.
— Почему же ты мне раньше не сказал? — упрекнула его жена. — Для чего же у тебя столько подданных? Собирай войско и отправляйся на поиски.
Объявили они поход, и в новолунье Артаа-Седи во главе войска двинулся в горную тайгу.
Здесь в лесу Артаа-Седи заметил старые следы. Пошёл он по этим следам. И стали ему попадаться остатки всякой еды. «Это брат мне еду оставлял», — думал Артаа-Седи и ускорял свой шаг.
Долго длились поиски. Совсем из сил выбиваются Артаа-Седи и его воины, а следы становятся день ото дня яснее. Однажды вышел Артаа-Седи на лесную поляну и вдруг увидел необыкновенного человека, густо поросшего волосами. Стоит этот человек и что-то пополам делит, а сам приговаривает:
— Это моему старшему брату.
Понял тогда Артаа-Седи, что перед ним его брат — Авыгаа-Седи. Подкрался к нему Артаа-Седи, обхватил за пояс и крепко держал до тех пор, пока тот не признал в нём своего брата. Обнялись они тут и заплакали от радости. Дали слово друг другу никогда больше не разлучаться.
Собрал Артаа-Седи войско и вернулся с братом в свой аал. Авыгаа-Седи нарядили в дорогую одежду. Разгорелся тут большой пир. Долго веселился и радовался народ.
Много ли, мало ли времени прошло после этого пира — неизвестно, только дошёл до аала Артаа-Седи слух, что в далёкой земле за Кызыл-тайгой у одной ханши мужья умирают. Сто ханов было — все умерли. Удивились слуху братья и решили побывать в этой земле, решили сами разузнать, в чем тут дело.
Едут братья по необозримой жёлтой степи. Вдруг видят — дерутся два парня. Разняли они их и спрашивают:
— Что случилось, чего не поделили?
А те отвечают:
— Нашли мы бесшумные идыки, а поделить не можем. Вот и дерёмся.
— Оставьте здесь идыки, — говорит им Артаа-Седи. — А сами бегите на край степи. Кто первым прибежит обратно, тот и возьмёт идыки.
Не успел он это сказать, как парни пустились во весь дух наперегонки, а братья, взяв волшебные идыки, поехали дальше.
Прибежали парни на старое место — нет идыков, и ну опять драться.
Едут братья и видят: опять какие-то парни дерутся. Развели их братья в стороны и спрашивают:
— Что случилось, чего не поделили?
Отвечают им парни:
— Нашли мы шапку-невидимку, а поделить не можем. Вот и деремся.
— Оставьте здесь шапку, — говорит им Артаа-Седи. — А сами бегите на край степи. Кто первым прибежит обратно, тот и возьмёт шапку.
Не успел он это сказать, как парни пустились наперегонки, а братья, взяв волшебную шапку, поехали дальше.
Прибежали парни на старое место — нет шапки, и ну дальше драться.
Долго ехали братья, но на пути им никто больше не встречался. Кончилась степь. Началась Кызыл-тайга. На одном из перевалов увидели братья высокий кедр. Взобрались на него орехи погрызть. Вдруг, откуда ни возьмись, ламы появились и стали молитвы читать, чтобы ханше сто первый хан нашёлся. И вот братья наверху орехи щелкают, а ламы внизу молитвы бубнят.
Надоело братьям орехи щелкать и молитвы слушать — спрыгнули они вниз.
Поднялось среди лам большое волнение.
— Услышана наша молитва — новыми ханами нас наградили.
Объявили они Артаа-Седи ханом, а Авыгаа-Седи — его помощником.
Все радовались-веселились, одна ханша хмурилась. Наказал Артаа-Седи брату следить за ханшей. Однажды рано утром, когда еще коров не доили, ханша крадучись вышла из юрты. Надел Авыгаа-Седи шапку-невидимку, бесшумные идыки и пошёл за ней следом.
Долго шла ханша. Наконец среди тальника показалась белая юрта. Вошла в неё ханша, а за ней и Авыгаа-Седи проскользнул В богато убранной юрте сидел одетый во всё черное злой волшебник.
— Знаю, привели к тебе в юрту ханов. Только не жить им долго, — зло усмехнулся черный волшебник.
— Знаю. Затем и пришла к тебе, — ответила ханша.
— Устрой завтра пир в честь нового хана. Только не бросай в огонь можжевельник — от него у меня глаза слепнут.
— Хорошо. Всё исполню, — охотно согласилась ханша и радостная пошла домой.
Приказала ханша подданным готовить мясо, варить хмельную водку.
Братья решили проучить волшебника и стали тайком собирать можжевельник.
На другой день вокруг большого костра начался пир. Больше всех веселилась ханша и всё на небо поглядывала. Вдруг небо потемнело. Над костром закружилась большая чёрная птица. Авыгаа-Седи тотчас бросил в костёр охапку можжевельника. К небу поднялось облако пахучего дыма.
Хочет хищник клюнуть Артаа-Седи в темя, да дым глаза застилает. Чуть не до земли опустилась птица — всё равно ничего не видит. Тут её братья и схватили за крылья. Кричит птица диким голосом, бьётся в руках, а братья её знай щиплют. Только тогда отпустили, когда на ней ни одного пера не осталось.
Почернела ханша от злости, заболела с горя. Только рано утром поднялась она и крадучись побежала в лес. А Авыгаа-Седи в шапке-невидимке и бесшумных идыках пошёл следом — глаз с неё не спускает.
Лежит в своей юрте злой волшебник и стонет:
— Чуть совсем не убили меня твои ханы, окаянные.
— Всё видела, — отвечает ему ханша, — да помочь не могла. Что теперь делать будем?
— Поставь завтра восьмистенную юрту из одного железа. Устрой в честь хана состязания в шахматы. Только огня в очаге не разводи, насыпь туда пороху, а сверху поставь свечу, чтобы от неё прикуривали трубки. Как закричу я в дымовой дыре — дверь колом подопри и беги прочь. Пусть потом твои подданные сто второго хана ищут.