На протяжении своей многовековой истории народы Средней Азии и Казахстана создали богатую и самобытную культуру, значительной и органической частью которой является устная народная поэзия — фольклор.
Одно из значительных мест в фольклоре и этих народов занимают сказки. Понятно, что в пределах одной книги невозможно представить все наиболее характерные типы сказок народов этого региона, но составитель книги старался отобрать самые выразительные образцы.
Как и в фольклоре других народов, здесь должны быть выделены сказки трех основных типов — животные, волшебные, бытовые.
Если сказки о животных имеют много общего со сказками ряда других народов (они сходны с анекдотами краткостью формы и выразительностью диалогов, в них центральными персонажами бывают, как правило, звери и животные, реже фигурируют и люди), то волшебные сказки отличает ряд специфических черт. Прежде всего это обусловлено многовековыми культурными связями народов Средней Азии и Казахстана, с одной стороны, между собою, а с другой — с мифологией и фольклором иранцев и арабов. Вот почему в сказках казахов, таджиков, киргизов, туркмен и других народов фигурируют очень похожие герои, совершающие сходные подвиги или просто поступки. Герою сказки нередко помогает сказочная птица Симу́рг или птица Зумру́д, он отправляется на поиски необыкновенной девушки-красавицы — пе́ри и вступает в борьбу с дэвами или драконами, которых, конечно же, обязательно побеждает.
Все эти персонажи пришли в узбекскую, туркменскую или казахскую сказку из персидской или арабской.
Одни из них, например пери или дэвы, изменили свой облик, обрели некоторые специфические туркменские, казахские или таджикские черты, другие (птица Симург) сохранили и свой облик, и свою роль в сказочном действии.
Но определяющими в формировании своеобразия сказок народов Средней Азии и Казахстана стали собственные мифологические и сказочные традиции этих народов, их этические и эстетические представления. В них широко отразились быт, нравы, обычаи узбеков и казахов, таджиков и туркмен, дунган и уйгуров.
Дорогой друг, прочитав эту книгу, ты совершишь увлекательное путешествие к разным народам, таким не похожим между собою по своим историческим судьбам, языку, культуре, чертам характера и вместе с тем очень сходным в утверждении в жизни торжества правды, добра, справедливости на земле.
Доброго тебе пути!
А. И. Алиева
СТАРУШКА БАЙБЯРИКЯН С ПЯТЬЮ КОРОВАМИЯкутская сказка
Пересказ С. Шуртакова
ила-была маленькая старушка Байбярикян. Все ее богатство состояло из пяти дойных коров, и соседи ее так и звали: «Старушка Байбярикян с пятью коровами». Коровы поили ее молоком, давали ей масло и сметану. Тем старушка и жила.
Однажды летним утром пошла старушка Байбярикян в поле проведать своих коров. На поле она увидела необыкновенную хвощ-травинку с пятью отростками. Старушка Байбярикян бережно, не сломав ни одного отростка, не повредив ни одного корешка, выкопала хвощину, принесла в юрту и положила под одеяло на подушку.
Пришло время доить коров. Старушка Байбярикян вышла из ю́рты, взяла подойник. Но только первые струйки молока зазвенели о дно подойника — в юрте зазвенели колокольчики-бубенчики и раздался стук упавшего наперстка. Пролив молоко, старушка поспешила в юрту. Прибежала, посмотрела: все как было, все на своем месте — на подушке хвощинка лежит, трава травою.
Опять вышла старушка Байбярикян к своим коровам, опять взялась за подойник. И опять: только ударились о дно подойника первые струйки молока — зазвенели в юрте колокольчики-бубенчики, а следом раздался звон упавшей иголки. Кинулась старушка в юрту, опрокинув второпях подойник, открыла дверь, видит — лежит хвощинка на подушке, трава травою. «Что за диво? — думает старушка. — Раздаются какие-то звоны, словно бы лишь для того, чтобы я проливала молоко».
В третий раз принялась старушка Байбярикян доить своих коров. Снова зазвенели в юрте колокольчики-бубенчики и раздался стук упавших ножниц. Опрокинув в спешке подойник, вбежала старушка в дом и видит: сидит на постели девушка невиданной красоты — на белом лице драгоценными камнями глаза сияют, а брови над ними как два черных соболя.
Это хвощинка превратилась в такую девушку. Обрадовалась Байбярикян, обнимает ее, дочерью своей называет.
Стала девушка жить вместе с маленькой старушкой Байбярикян и ее пятью коровами. Ухаживала за коровами, помогала по дому. Долго они так жили.
Однажды молодой охотник Харжи́т-Берге́н отправился на охоту в тайгу.
Увидел он серую белку, прицелился в нее, выстрелил — не попал. Вскочила белка на елку, с елки на березу перепрыгнула, с березы — на лиственницу: лес велик, всяких деревьев в нем много. Целый день с раннего утра до заката солнца гнался Харжит-Берген за белкой, но сколько ни стрелял — все мимо. Дивился и досадовал на себя молодой охотник. Выходит, зря ему такое имя дали. Берген значит «меткий стрелок», а какой же он меткий, если обыкновенную белку подстрелить не может!
Доскакала белка до юрты старушки Байбярикян с пятью коровами и уселась на ближнюю сосну.
Подбежал Харжит-Берген к сосне и — уже в который раз! — выстрелил. Нет, опять не попал. Прошла стрела мимо и упала в дымовое отверстие юрты.
— Старуха, вынеси стрелу, отдай мне! — крикнул Харжит-Берген.
Никто ему стрелу не вынес, никто не ответил. Охотник крикнул еще раз, и опять никто на его крик не отозвался.
Рассердился, разгневался Харжит-Берген и сам вбежал в юрту.
Вбежал, увидел девушку и от ее неописуемой красоты чувств лишился. А когда очнулся, ни слова не говоря, вихрем вылетел из юрты, сел на коня и поскакал домой.
— Мой отец, моя матушка! — еще с порога возгласил он. — У маленькой старушки Байбярикян с пятью коровами, оказывается, такая красивая, такая хорошая дочка. Уговорите старушку отдать ее мне в жены!
Отец Харжит-Бергена тут же послал гонцов на девяти конях за девушкой-красавицей.
Во весь опор помчались гонцы, летящих птиц догоняли и перегоняли. Прискакали к старушке Байбярикян с пятью коровами. Зашли в юрту, увидели девушку и тоже обмерли от ее красоты. А когда очнулись, самый старший и рассудительный спросил у хозяйки:
— Старушка Байбярикян, отдай свою дочку молодому Харжит-Бергену в жены!
— Почему бы не отдать, — ответила старушка, — отдам!
Спросили у девушки: пойдет ли она?
— Пойду, — сказала девушка.
— А какой выкуп дадите? — спросила старушка Байбярикян.
— Какой потребуешь, такой и будет.
— Хорошо. Тогда наполните мое чистое поле всяким скотом. И как только это будет сделано, можете забрать девушку.
Живо пригнали на поле старушки Байбярикян столько коров и лошадей, что поля не стало видно. После этого ловко и проворно одели и нарядили девушку. Привели Чубарую лошадь, которая понимала человеческую речь, и взнуздали ее серебряной уздой, оседлали серебряным седлом, а к седлу серебряную плетку привесили.
Харжит-Берген взял невесту за руку, вывел из юрты, на Чубарую лошадь посадил, домой повез.
Едут они краем тайги. Видит Харжит-Берген — лисица бежит. Взыграло его охотничье сердце, говорит он невесте:
— Поскачу я в тайгу за лисицей. А ты поезжай пока одна. Вскоре дорога разделится на две: одна пойдет на восток — там будет висеть соболья шкура, другая дорога идет на запад — там увидишь шкуру медведя. На западную дорогу не сворачивай. Поезжай той, где повешена на дереве соболья шкура. Я тебя скоро догоню.
Сказал так и ускакал.
Отправилась девушка дальше одна. Едет-едет, доехала до развилки. Доехала и позабыла, что ей наказывал Харжит-Берген, — повернула на ту дорогу, где висела медвежья шкура, и приехала к большой железной юрте.
Вышла из юрты дочь восьминогого абаасы́[1], в железные одежды одетая, с одной-единственной крученой ногой, с одной-единственной крученой рукой, с одним, на середине лба, мутным глазом, с длинным черным языком, спускающимся на грудь.
Схватила она девушку, стащила с лошади. Весь красивый убор сняла с невесты, сама в него оделась и обличье ее приняла. Сделав так, села дочь абаасы на Чубарую лошадь и поехала на восток.
Харжит-Берген догнал ее, когда она уже подъезжала к юрте его отца. Не догадался жених, что за невеста едет в ним рядом.
Много народу собралось встречать невесту. Девять молодцов стали с одной стороны коновязи, чтобы принять повод ее лошади. Восемь девушек стали с другой стороны, чтобы привязать тот повод к коновязи. А вышло так, что невеста сама привязала свою лошадь к обломанному сучку ивы, за который старуха скотница привязывала пестрого глупого бычка. Огорчило это встречавших юношей и девушек, хоть они и не подали виду. Да в конце концов и надо ли придавать большое значение тому, куда невеста привязала лошадь? Все ждали, что будет дальше.
Девушки между собой говорили:
— Вот вымолвит невеста слово — красные бусинки посыплются на землю. Подбирать да нанизывать их будем.
Для этого они и нитки припасли.
Молодцы думали:
«Где ступит невеста — там по ее следу соболи побегут. Стрелять их будем».
Для этого и стрелы приготовили.
А невеста слово вымолвила — лягушки посыпались, невеста шагнула — облезлые горностаи побежали.
Тут уж и все встречающие опечалились, огорчились.
От коновязи до юрты настлали зеленой травы. Взяли невесту за руку, в юрту повели. Вошла она в юрту, разожгла, по обычаю, тремя верхушками молодых лиственниц огонь в очаге. После этого начался свадебный пир.
Пили, ели, веселились. Ни жених, ни кто другой о подмене невесты не догадался.
А старушка Байбярикян вскоре после свадьбы пошла как-то на поле своих коров проведать. Пришла, видит — на знакомом месте снова выросла хвощ-трава о пяти отростках, лучше прежней. Выкопала ее старушка вместе с корнем, бережно в юрту принесла, завернула в одеяло, на подушку положила.