— Мой час настал, так будь же проклят ты! — воскликнул дерзко юноша в отчаянье последнем перед смертью. — Пусть так, ты — сила, что была в начале всех начал, ты — сила, что, пройдя чрез все свершенья, уходит в вечность, и оттого случилось всё, как и должно было случиться: мне суждено было пройти чрез лес и там убийцей стать, мне суждено было чрез поле перейти и тем смутить покой страны моей, мне суждено было взобраться на скалу, чтоб смерть найти здесь, — всё вопреки твоим предначертаньям. Так отчего же мне дано было услышать их, твои предупрежденья — трижды, — коль не принесло всё это пользы мне? Неужто и это предначертано мне было? И почему — о, что за страшное глумленье! — ну, почему в мой смертный час мне суждено взывать к тебе и вопрошать в бессилье «почему?»?
И юноше почудилось тут вдруг, что там, в далеком темном небе, ему был дан ответ, серьезный, горький, но до него донесся только смех, чудовищный и жуткий. Он силился прислушаться, надеясь разобрать хоть что-то вдалеке. Но покачнулся тут, и вот земля уже уходит из-под ног. И он низвергся в бездну, конца которой нет, там темнота, там ночь живет, все ночи мира, те, что были, и те, что будут, отныне и до скончания веков.
РИКАРДА ХУХ
ЛЖИВАЯ СКАЗОЧКА
Некий юноша прочел в старинной книге о водяных женах и великой их красоте; однако не это более всего поразило его среди содержавшихся там сведений, а то, что оные русалки владеют пленительным искусством сладкогласного песнопения, которое может исторгать душу живую из любого создания. Вышесказанное следует толковать в том значении, что завороженная душа, внимая чарующим звукам, в неудержимом порыве устремляется вослед волшебному пению и, отринув облекающие её покровы, добровольно являет свою потаенную сущность; совершается же сие небывалое чудо не токмо с душою человеческой или звериной, но и с растениями, и даже с неживыми и безгласными произведениями природы, ибо всех без изъятия колдовская сила побуждает выказать всё, что в них есть сокровенного.
Вот это и показалось молодому человеку самым дивным и прекрасным из чудес, какие возможны на свете, и он уже размечтался, как на его манящий зов к нему спустятся с вышины звезды небесные и всё-то ему покорится — и придорожные камушки, и копошащиеся в песке золотисто-зеленые жучки, все предстанут перед ним и возвестят ему о себе.
Как это содеется — он и сам не знал, однако, уж наверно, они поведают о себе нечто такое, о чём может рассказать только тот, кто сумел постигнуть свою сущность и кому вдобавок дан глагол, чтобы высказать свое вещее знание; короче, в его воображении все они должны были предстать как бы прозрачными перед его взором, который будет проницать тело и душу этих созданий. Тогда он перечел книгу от корки до корки, надеясь отыскать в ней побольше об этом предмете, и впрямь нашел упоминание, что коли русалка полюбит простого смертного, то может передать ему свое искусство, но лишь в обмен на величайшую жертву, на которую ни за что не согласится ни один человек.
С тех пор юноша только и думал: что же это за жертва, которой нельзя принести ради столь замечательного дара, превыше которого, казалось бы, ни о чём невозможно и помыслить для человека?
Между тем в недалеком времени ему суждено было на собственном опыте узнать, что за этим кроется. Однажды ночью он долго не мог уснуть, и вдруг ему послышались чудесные звуки; пленительный напев, словно бы предназначенный не для земного слуха, едва уловимо доносился к нему с морского простора. В тот же миг телом и душою юноши овладело тревожное томление; не в силах противостоять властному влечению, он оделся и побрел вослед прекрасной мелодии. Она вывела его на берег моря, и там он увидел на камне, который возвышался из воды, озаренную луной блистательную женщину такой несказанной красоты, что он с первого взгляда узнал в ней русалку. При виде юноши она ему улыбнулась, окунула в воду пальчики и плеснула ему из горсти в лицо — брызги разлетелись по воздуху матовыми жемчужинами, и юноша вздрогнул, когда его щеки коснулись прохладные капли. Сначала он немного струхнул, очутившись в таком непривычном обществе, однако он был уже во власти обольстительных чар, он упал к ногам русалки, моля её о любви и клянясь, что иначе погибнет и умрет у неё на глазах. Недолго думая, она приняла его в свои объятия. И вот, склонясь к ней на перси, юноша заметил, что в груди у неё всё тихо и не слышно биения сердца, однако нега, струившаяся из её мерцающих очей, и изменчивая улыбка лукавых уст так пленили его, что он в забвении чувств отринул все сомнения и не внял предостерегающему внутреннему голосу. Они условились, что будут встречаться во все лунные ночи, и с той поры все помысли юноши были заняты тем, как бы сделать так, чтобы она выучила его своим колдовским напевам, чьи манящие звуки могут обнаруживать сокровенную сущность всех вещей. Между тем у русалки были свои виды на юношу, и она тоже предполагала воспользоваться их союзом для осуществления своих желаний. Ибо вся языческая нежить, обитающая в глубинах вод, лелеет одну сокровенную мечту — обрести бессмертную душу, а для исполнения этой мечты необходимо съесть человеческое сердце, причем человек должен добровольно отдать свое сердце из любви к русалке. Полагаясь на свои колдовские чары, она надеялась так обольстить молодого человека, чтобы он не смог отказать ей в желанном подарке, и принялась прихотливыми любовными уловками распалять его страсть, подстрекая на всё большие безумства.
Разумеется, это доставляло юноше величайшее удовольствие, однако нисколько не приближало к заветной цели; наконец он попросил русалку, чтобы она спела что-нибудь и показала свое волшебство; она охотно дала согласие, но присовокупила, что, коли её пение разбудит и привлечет сюда людей, она вынуждена будет скрыться и вовек уже не вернется, а посему юноше поневоле пришлось отказаться от своей просьбы. Но в конце концов юноше представился удобный случай высказать свое задушевное желание. Однажды русалка, радея о собственной выгоде, стала вздыхать о печальной участи своего народа, которому, дескать, хоть и отпущен долгий век, зато не дано вечной жизни, и сокрушалась о том, что ей суждена одна только плотская жизнь, тогда как иное существование — вольный полет души в безграничном пространстве — представляется ей самым восхитительным наслаждением. В ответ на жалобные речи водяницы юноша стал её утешать, говоря, как занимательна должна быть её жизнь среди плещущих волн, в обществе различных рыбок и морских див, не говоря уже о том, что она может тешить себя бесценным искусством песнопения, которое людям со всей их бессмертной душой вовсе неведомо. Русалка выслушала его со вниманием и сказала: «Этому горю помочь нетрудно. Ты мечтаешь о песнопении — изволь, я тебя выучу, только, чур, не задаром, мне нужна услуга за услугу, тебе она станет не слишком дорого». А потребовала она от него ни много ни мало, как по доброй воле вручить ей из любви свое сердце, чтобы она, вкусив сей благостыни, могла обрести бессмертную душу, присущую человеку. Во время этой речи она с нежными лобзаниями обвивала рукой его шею, окутывая его в мерцающие мережи своей влажно блистающей красы; напоследок она сказала, что просит его о сущем пустяке, и напомнила ему, что сама она всю жизнь обходилась без сердца, и это не мешало ей благополучно здравствовать. Тем не менее, юноша призадумался над её предложением, ибо, будучи от рождения наделен сердцем, которое исправно несло полезную службу, он сомневался, сможет ли без ущерба для себя перенести это лишение. И хотя возлюбленная тут же присоветовала ему различные волшебные средства, с помощью которых можно безболезненно удалить сердце из груди, он не слишком доверял её словам, и как ни сладостны были её ласки, он в душе задавался вопросом: так ли уж искренна и глубока её любовь к нему и не станет ли она после его смерти с тою же нежностью обнимать какое-нибудь чудо морское, покрытое чешуей, в то время как его мертвое тело будет гнить на илистом дне морской пучины?
Чем дольше он раздумывал, тем больше крепло его решение не расставаться за здорово живешь с сердцем, без которого он полагал невозможным свое дальнейшее существование, однако же это вовсе не значило, что он оставил всякую надежду овладеть секретом колдовского русалочьего пения. В одну из ночей он даже попросил свою подругу, чтобы она снабдила его или научила бы, где взять необходимое средство, при помощи которого он смог бы без лишних неприятностей извлечь сердце из своей груди, и тогда она в следующую встречу принесла ему прозрачный, остренький ножик и сообщила, что его изготовила из рыбьего зуба её матушка, ножичек войдет в тело без всякого усилия, так легко и ловко, что будет совершенно не больно, а скорее даже приятно. Русалка вызвалась немедленно произвести эту операцию своими руками, но юноша высказал опасение, что она может промахнуться в неверном свете прячущегося за облаками месяца, а зато пообещал, что непременно явится на следующую ночь и тогда сам вручит ей драгоценное приношение. Едва взошел месяц, как русалка уже сидела на своем привычном камне, нежась и потягиваясь переливающимся влажным телом в сладостном предвкушении, и тихонько напевала; на звук её песни издалека потянулись к ней волны и, прихлынув, заплясали вокруг неё хороводом, на радостях то выплескивая вверх, то вновь заглатывая свои белопенные души. Молодой человек не замедлил явиться и протянул ей на ладони превосходное, ещё сочащееся кровью сердце; правда, сердце он принес не свое, а телячье, раздобытое на бойне. Когда любопытная русалка вдоволь нагляделась на сердце, он предложил ей развести костер и приготовить из сердца жаркое, в таком виде оно будет вкуснее всего, но она ответила, что лучше съест его прямо сырым, и тут же откусила острыми, колючими зубками изрядный кусочек. Юноша разглядывал её за едой, наблюдая в особенности за её глазами, в которых, то светлея, то густея, переливались все оттенки зеленого цвета, словно бы это и не глаза, а волны, играющие в тонком кристалле, и юноша совсем загляделся, завороженный таинственным зрелищем. Покончив с сердцем, русалка с нежностью спросила юношу: как, мол, ты, милый друг, себя чувствуешь и сослужил ли ножичек хорошую службу; на что молодой человек, немного зардевшись, поспешно ответил, что ножичек ему очень пригодился, и, кстати, попросил разрешения сохранить его у себя на память.