— У тебя нет времени для меня? Я твое Отечество.
Тут фабрикант побагровел от злости и в ярости затопал обеими ногами.
— Подумаешь, Отечество! — заорал он. — Убирайся отсюда! Мне надо работать! Вон! Вон! — и хотел его оттолкнуть.
Однако Отечество и не подумало сдвинуться с места, а принялось убеждать фабриканта:
— Я твоя опора и надежа! Если меня не любить, плохо вам всем придется?
Но фабрикант высокомерно рассмеялся и пренебрежительно заявил:
— Скажите? Ты наша опора, ты? Мы твоя опора и надежа, глупец. И вообще: Отечество да Отечество! Как это понимать! Глупая болтовня! Здесь, — и он показал на свою огромную фабрику, — здесь мое отечество! И мне всё равно, стоит ли она на твоей земле или в другой стране! Убирайся! Убирайся наконец. У меня нет времени!
И пошел он с этими словами прочь. Но Отечество не пало духом. «Что ж, — сказало оно само себе, — не все люди такие жестокие!» Оно вышло из города и отправилось на поля к крестьянам, убиравшим урожай. Те, однако, перевели дух от работы и заворчали: «Ну и ну! Дожили, называется, нищие уже прямо в поле приходят».
— Я ваше Отечество, — успокоило их Отечество и посетовало на свои беды.
— Так-так, — сказали крестьяне и злорадно уставились на пришедшего. — Ты — Отечество? И ходишь эдаким бродягой? Нет-нет, нас ты не обманешь, драный бездельник. Нам ведь никто не помогает, убирайся к черту!
— Но, люди добрые, — удрученно вскричало Отечество, — урожай нынче богатый! Уделите и мне хоть немножко!
Теперь уже крестьяне пришли в ярость. Они подступили к Отечеству и закричали:
— Что? Что ты сказал? Отдать тебе часть? Урожай получает тот, кто больше всех платит, и баста? А теперь уходи, пока кости целы.
И опечалилось Отечество, и пошло прочь. Оно не отважилось уже зайти в ближайшую деревню, а направилось снова в город и возвратилось туда только поздним вечером. У решетчатых ворот роскошного особняка потянуло оно за колокольчик. Вышел слуга и строго спросил, что ему здесь надо.
— Я твое Отечество и твоего господина тоже. Впусти меня, слуга. Я хочу видеть твоего господина! — решительно вскричало Отечество и нажало на полуоткрытую створку ворот.
Тогда слуга поднял крик: из особняка тотчас прибежало подкрепление, и они вытолкали нищего на улицу. Пришлось Отечеству схитрить: оно превратилось в видение и предстало перед богатым владельцем, когда тот спал.
— Я твое Отечество! У меня большая беда. Помоги мне, господин! — сказало оно человеку, спящему на шелковых пуховых подушках, и подошло совсем близко к постели.
Господин проснулся, угрюмо поднял голову и вздохнул:
— Господи, боже мой! Даже ночью нет от вас, попрошаек, покоя!
А когда он протер глаза и увидел Отечество, то коротко отрезал:
— Я никогда в тебе не нуждался, уходи!.. Я даю в долг деньги и живу на проценты, уходи!
Встреченное такими словами, Отечество всё же не отступилось и повторило свою просьбу. Но владелец особняка уже потерял терпение и закричал во всё горло:
— Уходи, говорю тебе! Ты что, принесешь мне проценты, если я ссужу тебе что-либо?… Моего богатства мне хватает! На что ты мне! Уходи же наконец!
Ничего не ответило Отечество и исчезло. Но месяц уже стоял высоко, все спали, поэтому оно некоторое время бесцельно бродило по городу и остановилось у окна, в котором горел свет.
«Кто же это ещё бодрствует такой глубокой ночью? — подумало Отечество и посмотрело на дощечку, прибитую к двери дома. На ней было написано: «Каспар Лигерзинн, профессор Королевского университета и астроном».
— Ученый, благородный человек! Вот это удача! — пробормотало Отечество и, так как профессор по рассеянности не запер дверь, прошло прямо в тихий маленький кабинет, где астроном, забыв обо всём, углубился в толстые фолианты. Отечество немного помолчало и воскликнуло:
— Добрый вечер, господин профессор!
— Что… что такое? — испуганно вскрикнул профессор и уставился на незваного гостя.
— Не бойтесь, дорогой благородный ученый, я ваше Отечество… У меня большая беда! — кротко произнесло оно.
Но профессор уже пришел в себя и вновь принялся за свои толстые книги.
— Я ваше Отечество, господин профессор, — произнесло оно уже громче и похлопало его по плечу. — Меня должно любить!
Но ученый раздраженно отмахнулся от посетителя и, не отрываясь от работы, пробормотал: «Отечество… Не в нем дело! Главное, есть ли жизнь на Марсе!» Он в волнении воткнул в стол циркуль. И снова углубился в книги. Отечество некоторое время смущенно постояло и молча вышло из комнаты. Когда оно сошло вниз, было уже светло, и какой-то торговец поднимал жалюзи в своей лавке.
— Мой дорогой! — обратилось к нему Отечество и затащило его в лавку. — Посмотри на меня, я твое Отечество! Если мне никто не поможет, я пропаду… Ты должен меня поддержать!
Высокомерный лавочник наморщил свой жирный лоб и не стал отказываться так уж прямо:
— Гм, конечно, если прибыль, почему нет?
Теперь уже Отечество вспылило, оперлось на прилавок и закричало:
— Прибыль?! Если Отечество в беде, ради него надо идти на жертвы?
— В беде?… — насмешливо возразил лавочник. — Нет, я так рисковать не могу, дело это убыточное. Приходи, когда я стану богатым человеком! Если ты уже сейчас требуешь от меня чего-то, надо мне перебираться на жительство в другую страну.
— Вот как! — вскричало Отечество, презрительно оглядело лавочника, повернулось и вышло из лавки. Тот смотрел ему вслед, качал головой и бормотал про себя: «Коммерция есть коммерция».
И отправилось разочарованное Отечество после всех своих неудач к государственным чиновникам, предстало перед ними и сказало:
— Чиновники, вы ведь все служите своему Отечеству и любите его?
— Конечно, — хором ответили все чиновники.
— Так это я! — воскликнуло сразу же Отечество. — Посмотрите на меня, мне грозит разорение. Вы должны некоторое время служить мне безвозмездно, пока мое положение не упрочится. Каждый должен чем-то поступиться.
У всех чиновников вытянулись лица, и они в один голос сказали:
— Упаси бог, это невозможно! Нам придется искать другую работу. Нам не на что будет жить.
— Да нет же, — сказало Отечество, — я этого и не предлагаю! Просто ваш заработок на некоторое время уменьшится вполовину, пока я немного не выберусь из долгов.
Но у государственных чиновников лица ещё больше вытянулись, они нерешительно покачали головами и снова ответили:
— Нет, это невозможно! Разве мы стали бы чиновниками, если бы ты нам не платило?
— Гм, значит, и вы меня не любите, — возразило им Отечество и ушло, как и от всех остальных жителей, ни с чем. В отчаянии оно решилось на всё и добралось до короля.
— Король, — сказало оно властелину, — у меня большая беда, помоги мне!
Король встал с трона и сказал:
— Я твой властелин. Это хорошо, что ты рассказало мне о своей беде. Я подумаю, чем можно тебе помочь. Я немедленно установлю новые налоги и…
— Как, — перебило его с возмущением Отечество, — налоги?… Нет! Я обращаюсь к тебе, чтобы ты чем-нибудь поступился. У тебя есть в изобилии огромные поместья, золото, дворцы! Дай мне хоть немного, и я буду спасено.
Король помрачнел, услышав такие слова, и приказал немедленно выставить Отечество за ворота.
На улице шел дождь. Выл холодный ветер. Кругом ни души. Одиноко стояло Отечество, замерзшее и всеми покинутое. На глазах у него были слезы.
Наконец оно двинулось в путь по бесконечным улицам, всё дальше и дальше. Отечество уже не хотело больше вступать в разговоры с людьми. Но так как дождь усиливался, оно вошло в церковь, стоявшую у дороги, увидело в ризнице священника, подошло к нему и сказало:
— Досточтимый господин, я Отечество! У вас, конечно, есть сердце, помогите мне! Я очень нуждаюсь, а судя по вашему виду, вы не испытываете недостатка ни в чем. Не могли бы вы мне помочь?
— Гм, — откашлялся священник смущенно, — конечно, я дам тебе кое-что из одежды и зонтик, чтобы ты могло, несмотря на дождь, продолжать свой путь…
— Нет, — возразило Отечество, — я не это имело в виду. Вы должны принести мне что-нибудь в жертву, досточтимый господин! Зонтик и сухая одежда мне не помогут.
— Жертва? — возмущенно спросил священник. — Нет, этого я делать не буду!.. Мы, священнослужители, приносим жертвы только богу!
И здесь Отечеству сопутствовала неудача, и покинуло оно церковь и больше уже ни на что не надеялось. Оно промокло до нитки. «Разве Отечество существует только для того, чтобы нести свое бремя? И никто не придет ему на помощь в беде», — вздохнуло про себя Отечество и прислонилось к стене дома. Его била дрожь. От изнеможения у него уже не было сил дышать.
Какой-то нищий, вобрав плечи, засунув руки глубоко в карманы, шел по дороге. Он тоже промок до нитки и дрожал от холода. Он остановился и сказал:
— Тебе плохо? Пойдем, я знаю одно сухое местечко.
С этими словами он взял измученное Отечество за руку, и они пошли под проливным дождем и добрались наконец до сарая с песком, в котором было и немного соломы. Так как Отечество чувствовало себя совершенно разбитым, нищий приготовил ему место для сна, после чего оно рассказало нищему о всех своих злоключениях. Старик слушал внимательно, а когда Отечество умолкло, участливо и горько сказал:
— Да, видишь ли, Отечество, со мной произошло то же самое. Когда-то я был молодым расторопным парнем и знал свое ремесло. В то время каждый брал меня на работу и хорошо платил. Но со мной случилось несчастье — я заболел, а теперь и состарился… И теперь… теперь я больше никому не нужен!.. Так уж повелось на свете… Пока ты молод и на что-то годен, тебя замечают, но когда старость и нужда сталкивают тебя на дно, ни один человек не позаботится о тебе… Спи! Спи, так ты, по крайней мере, на короткое время обо всём забудешь!
Оба тихо заплакали. И, как братья, пожали друг другу руки.
ЗОЛОТАЯ ПУГОВИЦА
Уже много лет влачила жалкое существование на княжеском мундире золотая пуговица и не испытывала от этого никакой радости. И была она несчастлива и печальна оттого, что жизнь проходит так однообразно и бессмысленно, а её соплеменники, будь то светильник, стоящий там, в нише, или золотые монеты, которые иногда в большом количестве держат в своих руках люди, всё-таки приносят пользу.