разума. И все-таки ты не можешь отрицать факт, что твоя личная сила дала тебе знак. Мы пришли в этот парк после того, как ты нашел меня именно там, где я тебя ждал. В какой-то момент ты просто наткнулся на меня, не думая, ничего не планируя, не используя намеренно свой разум. А затем мы садимся здесь и ждем знака. Оба мы обращаем внимание на этого человека, но каждый замечает его по-своему. Ты – своим разумом, я – своей волей.
Этот умирающий – и есть тот кубический сантиметр шанса, который сила всегда открывает воину. Искусство воина состоит в том, чтобы быть непрерывно текучим, иначе он не успеет ухватиться за этот шанс. Я-то успел, а как насчет тебя?
Я не отвечал, начиная осознавать бесконечную пропасть внутри себя, и на какое-то мгновение действительно ощутил те два мира, о которых он говорил.
– Какой это исчерпывающий знак! – продолжал дон Хуан. – И все для тебя. Сила показала тебе, что смерть – это необходимая добавка к «должен верить». Без осознания смерти все становится обычным, незначительным. Мир потому и является неизмеримой загадкой, что смерть постоянно выслеживает нас. Что касается меня, то я лишь развернул детали этого знака, чтобы указать тебе направление. Попутно я показал тебе и еще одно: сказанное мною сегодня – это как раз то, во что я должен верить сам, потому что таково предрасположение моего духа.
Мгновение мы смотрели друг другу в глаза.
– Помнишь, ты читал мне стихотворение, – сказал он, отводя глаза. – О человеке, который дал обет умереть в Париже. Как там?
Это было стихотворение Сесара Вальехо «Черный камень на белом камне». Я не раз читал ему по его просьбе первые две строфы.
Я умру в Париже, когда идет дождь,
В день, который я уже помню.
Я умру в Париже – и не убегу прочь,
Может быть, осенью, в среду, как сегодня.
Это будет среда, потому что сегодня,
Когда я пишу эти строки, – среда.
Я костями чувствую Поворот,
И никогда, как сегодня, за весь мой путь
Я не видел себя настолько одиноким.
Почему-то эти строки всегда вызывали у меня чувство невыразимой печали.
Дон Хуан сказал, что я должен верить, что у умирающего было достаточно личной силы, чтобы самому избрать улицы Мехико местом своей смерти.
– Мы снова возвращаемся к истории о двух котах, – сказал он. – Мы должны верить, что у Макса было достаточно личной силы, чтобы понять нависшую над ним опасность и, подобно этому человеку на траве, сознательно выбрать по крайней мере место своего конца. Но был и другой кот, как есть и другие люди, которые встретят свою смерть в одиночестве, не осознавая ее, глядя на унылые стены своей опостылевшей комнаты.
С другой стороны, этот человек умирает там, где он всегда жил, – на улице. Трое полицейских – его почетный караул. И когда он потерял сознание, его глаза уловили последний отблеск огней в магазинах на противоположной стороне улицы, машины, деревья и вереницы людей, снующих вокруг, а его уши были наполнены в последний раз звуками транспорта и голосами проходящих мимо мужчин и женщин.
Так что, как видишь, без осознания присутствия нашей смерти нет ни силы, ни тайны.
Я долго смотрел на человека. Он не двигался. Возможно, он был действительно мертв. Но мое неверие не имело больше никакого значения. Дон Хуан был прав. Долг верить, что мир таинствен и непостижим, был выражением самого глубокого предрасположения воина, без которого он не имел ничего.
Глава 5Остров тоналя
Мы встретились на следующий день, в том же парке около полудня. Он и сегодня был в своем коричневом костюме. Сняв пиджак, он тщательно, но с изящной небрежностью сложил его и положил на скамейку. Его небрежность казалась одновременно и рассчитанной, и совершенно естественной. Я поймал себя на том, что попросту глазею на него. Он, казалось, осознавал парадокс, перед которым меня поставил, и улыбался. Он поправил галстук. Бежевая рубашка с длинными рукавами шла ему чрезвычайно.
– На мне все еще этот костюм, потому что я хочу сказать тебе одну очень важную вещь, – сказал он, похлопав меня по плечу. – Вчера для тебя был хороший спектакль, а сейчас самое время прийти к некоторому окончательному соглашению.
Он сделал долгую паузу. Казалось, он готовится к важному заявлению. У меня появилось странное ощущение в животе. Я немедленно заключил, что он собирается открыть мне объяснение магов. Он пару раз поднимался и начинал прохаживаться, как будто ему трудно было подобрать слова.
– Пойдем в ресторан напротив и перекусим, – сказал он наконец.
Он развернул свой пиджак и, прежде чем надеть его, показал мне, как тот превосходно сшит.
– Сделано на заказ, – сказал он и улыбнулся, довольный, как будто это имело какое-то особое значение.
– Я должен был обратить на это твое внимание, а то бы ты просто не заметил. Сейчас очень важно, чтобы ты это осознал. Ты привык осознавать только то, что считаешь важным для себя. Но настоящий воин должен осознавать все и всегда.
Мой костюм и все эти мелочи важны, потому что по ним можно судить о моем положении в жизни, или, скорее, об одной из двух частей моей целостности. Этот разговор давно назрел. Я чувствую, что сейчас для него пришло время. Но он должен быть проведен как следует, или это совсем не будет иметь для тебя смысла. Я хотел при помощи костюма дать тебе первый намек. Я считаю, что ты его получил. Теперь время поговорить, потому что для понимания этой темы нужна серьезная беседа.
– Что это за тема, дон Хуан?
– Целостность самого себя.
Он резко поднялся и повел меня в ресторан в большом отеле напротив. Хозяйка довольно недружелюбно показала нам столик в дальнем углу. Очевидно, места для избранных были вдоль окон.
Я сказал дону Хуану, что женщина напомнила мне другую хозяйку в Аризоне, где мы с ним когда-то ели. Прежде чем вручить нам меню, та спросила, хватит ли у нас денег, чтобы расплатиться.
– Я не виню этих бедных женщин, – сказал дон Хуан, словно сочувствуя ей. – Эта так же, как и та, другая, боится мексиканцев.
Он добродушно засмеялся. Несколько посетителей ресторана обернулись и посмотрели на нас.
Дон Хуан сказал, что, сама того не зная, а то и вопреки своему желанию, хозяйка отвела нам самый лучший столик в зале. Здесь мы можем свободно разговаривать, а я могу писать, сколько душе угодно.
Как только я вынул блокнот из кармана и положил его на стол, к нам внезапно подлетел официант. Казалось, он тоже был в плохом настроении. Он стоял над нами с вызывающим видом.
Дон Хуан начал заказывать для себя весьма сложный обед. Он заказывал, не глядя в меню, как если бы знал его наизусть. Я растерялся. Официант появился неожиданно, и я не успел даже заглянуть в меню, поэтому сказал, что хочу то же самое.
Дон Хуан прошептал мне на ухо:
– Держу пари, у них нет ничего из того, что я заказал.
Он уютно устроился в кресле и предложил мне расслабиться и сесть поудобнее, потому что пройдет целая вечность, пока нам приготовят обед.
– Ты на очень примечательном перекрестке, – сказал он. – Может быть, на последнем и самом трудном для понимания. Наверное, некоторые вещи из того, что я скажу тебе, полностью ясными не станут никогда. Но так и должно быть. Поэтому не беспокойся, не раздражайся и не разочаровывайся. Все мы – изрядные тупицы, когда вступаем в мир магии. Да и это не гарантирует нам перемен к лучшему. Некоторые из нас остаются идиотами до самого конца.
Мне понравилось, что он включил и себя в число идиотов. Я знал, что он сделал это не по доброте душевной, но чтобы я лучше усвоил сказанное.
– Не теряйся, если ты не уловишь чего-нибудь из моих объяснений, – продолжал он. – Учитывая твой темперамент, я боюсь, что ты можешь выбиться из сил, стремясь понять. Не надо! То, что я собираюсь сказать, лишь укажет тебе направление.
Внезапно меня охватила тревога. Предупреждение дона Хуана вызвало у меня в уме настоящий хаос. Он и раньше предупреждал меня точно таким же образом, и всякий раз это оборачивалось каким-нибудь разрушительным событием.
– Я начинаю очень нервничать, когда ты так разговариваешь со мной, – сказал я.
– Знаю, – сказал он спокойно. – Я специально заставляю тебя подняться на цыпочки. Мне нужно твое нераздельное внимание.
Он сделал паузу и взглянул на меня. У меня вырвался нервный смешок. Я знал, что он нарочно усиливает драматические возможности ситуации.
– Я говорю тебе все это не для эффекта, – сказал он, как бы прочитав мои мысли. – Я просто даю тебе время для правильной настройки.
В этот момент к нашему столу подошел официант и заявил, что у них нет ничего из заказанного нами. Дон Хуан громко рассмеялся и заказал тортильи с мясом и бобы. Официант снисходительно усмехнулся и, сказав, что они такого не готовят, предложил бифштекс и цыпленка. Мы выбрали суп. Ели мы молча. Мне суп не понравился, и я его так и не доел, но дон Хуан съел свой полностью.
– Я надел свой пиджак, – сказал он внезапно, – для того, чтобы рассказать уже известные тебе вещи. Но чтобы это знание стало эффективным, оно нуждается в разъяснении. Я откладывал это до сих пор, потому что Хенаро считает, что недостаточно одного твоего желания пойти по пути знания. Твои действия должны быть безупречны, чтобы ты стал достойным этого знания. Ты действовал хорошо. Теперь я расскажу тебе объяснение магов.
Он опять сделал паузу, потер щеки и подвигал языком внутри рта, как бы ощупывая зубы.
– Я собираюсь рассказать тебе о тонале и нагвале, – сказал он наконец и пронзительно посмотрел на меня.
Мне впервые за время нашего знакомства довелось услышать от него эти два термина. Я смутно помнил их из антропологической литературы о культах Центральной Мексики. Я знал, что «тональ» (произносится как тох-на'хл) был своего рода охранительным духом, обычно животным, которого ребенок получал при рождении и с которым он был связан глубокими узами до конца своей жизни.